Ознакомительная версия.
— Точно. Накаркала, одним словом, — согласилась я.
— Я не каркаю. И вообще… где были твои глаза?
— На том же месте, где и сейчас, — вздохнула я и призадумалась.
Воспоминания унесли меня в тот день, когда я увидела последнего мужа впервые. Моя подруга судилась со своим мужем из-за имущества, которое требовалось разделить поровну, но у каждой из сторон были свои представления о половине, и дело застопорилось, вот тогда подружке и посоветовали адвоката, ловкого и чрезвычайно удачливого. Им оказался Бельский Иннокентий Павлович, мой дражайший супруг, ныне собирающийся в очередной раз упасть с балкона. Тогда он меня просто поразил: энергия била в нем через край. Остроумие прямо-таки сверкало, а о роли женщины в современном мире он говорил так, что выжимал из меня слезу. Само собой, я не смогла пройти мимо такого сокровища. Судебный процесс моей подруги он выиграл, а мы поженились.
Дома Кеша тоже много говорил: горячо и убежденно, правда, все больше о своей незавидной доле. Он уставал от работы и непонимания, ему требовался душевный комфорт и тихая пристань… Моя доля тоже стала через некоторое время незавидной, и я покинула его. С тех пор он затевал неудачные самоубийства, и мне приходилось несколько раз к нему возвращаться. Это было довольно громоздко, в том смысле, что, покидая нашу общую с Иннокентием Павловичем жилплощадь, я могла устроиться лишь в одном месте: нашей опять же общей с предпоследним мужем квартире. На это время мой предпоследний муж вынужден был переселяться в квартиру своей мамы, эта квартира пустовала, но располагалась у черта на куличках, что само по себе было неудобно. В общем, из-за глупого поведения последнего мужа мы с предпоследним находились в постоянных переездах, что, разумеется, настроения никому не прибавляло. Сейчас я не намерена была переезжать, даже если Иннокентий Павлович покажет мне ключ от чердака и заберется туда. Именно это я и сказала Мышильде. Та хмыкнула и полезла за сигаретами. Это худосочное создание имело бездну пороков, например, сестра без конца курила, чем доводила до бешенства меня, сторонницу здорового образа жизни. Я ткнула пальцем в табличку «Извините, у нас не курят», а Мышильда с кривой усмешкой сказала:
— Да ладно…
— Вышвырну, — заверила я. Она вздохнула и убрала сигареты, пробормотав:
— Пакостный у тебя характер, Елизавет Петровна. Оттого все твои мужики либо с катушек съезжают, либо впадают в пьянство.
— Хорошо хоть есть кому впадать, — не осталась я в долгу. — У некоторых сроду не было не только мужа, а и просто приличного мужика, и это несмотря на критический возраст. — Сестрица была старше меня и сейчас заметно скривилась. Потом поднялась со стула и сказала:
— Поехали, что ли?
Собирались мы на кладбище, навестить усопших родственников. Набралось их, к сожалению, предостаточно, преимущественно мужчин, которых, как я уже сказала, косила страсть к зеленому змию.
— Поехали, — ответила я и встала из-за стола.
Мышильда, задрав голову, посмотрела на меня с плохо скрываемым уважением. Тут надо, наверное, пояснить, что смотреть на меня без уважения дело нелегкое. Рост у меня завидный: метр восемьдесят девять сантиметров. В детстве меня дразнили «дылдой», а я втягивала голову в плечи, горбилась и сгибала колени, стараясь выглядеть хоть на сантиметр ниже, парни меня сторонились, соперничая друг с другом в остроумии на мой счет, а я горбилась еще больше. Но к моменту окончания школы поняла, что в мире нет особи мужского пола, ради которой стоило бы ходить на полусогнутых. Я расправила плечи, вздернула нос, вскинула подбородок и начала носить туфли с каблуком высотой двенадцать сантиметров. Моим неизменным девизом стало: «Пусть они все провалятся». Кто такие «они», я уже объяснила.
Я самостоятельная женщина, и у меня свой бизнес: что-то вроде женского клуба под названием «Имидж». Я помогаю женщинам самоутвердиться, ну и, само собой, отлично выглядеть: шейпинг, бассейн, косметолог и психолог (правда, на полставки, дерет, подлец, страшные деньги). Начинала дело в одиночку, преодолевая всевозможные трудности, но теперь могла позволить себе завести семерых служащих. В настоящее время почти все находились в отпусках из-за мертвого сезона. Чтобы не ударить лицом в грязь, за своей фигурой я всегда следила с особым усердием и оттого выглядела сногсшибательно, не в переносном, а в буквальном смысле: мало кто, увидев меня, способен был удержаться на ногах. Мышильда незаметно вздохнула и потрусила к двери, я одернула короткое, сильно облегающее платье, делающее меня просто неотразимой, и шагнула вслед за сестрицей.
Мы прошествовали к лифту. Лифтер, парень лет двадцати, завидев меня, привалился к стене, прикрыл глаза, задышал часто-часто на манер собаки, потом открыл глаза и промямлил:
— Прошу вас. — Он трудился вторую неделю и еще не привык.
Я легонько потрепала его по плечу, парень расплылся в улыбке и влетел головой в дверь лифта, охнул, покраснел и нажал не ту кнопку, лифт пошел не вниз, а вверх. Парень извинился, стал нажимать подряд все кнопки, и свет в кабине погас. Мышильда нервно хихикнула, свет вспыхнул вновь, а лифт наконец-то отправился в нужном направлении.
Лифтер был недавним приобретением, двухнедельным, как я уже сказала. Когда я только открывала здесь свою контору, арендная плата была смехотворной, а табличек на дверях понавешано столько, что глаза разбегались. Год назад три этажа заняла одна крупная фирма, вытеснив мелкие конторы. Моя, само собой, осталась, равно как и смехотворная арендная плата.
Мы вышли из лифта. Трое мужчин, спешивших нам навстречу, разом замерли, даже про лифт забыли, и правильно: лифтер тоже про него забыл и до сих пор размазывался по стенке.
— Просто смотреть противно, — пожаловалась Мышильда. — Ведут себя как идиоты.
— Правильно себя ведут, они идиоты и есть, — отмахнулась я и направилась к машине.
У меня новенький «Фольксваген», я отвалила за него огромные деньги, но он того стоит. Мышильда перевела взгляд с меня на машину и тяжко вздохнула:
— Везет же некоторым.
— Это кому же? — усмехнулась я, устраиваясь за рулем.
— Только не заводись, что ты сама, своими руками и так далее…
— А тебе кто мешает своими руками? — огрызнулась я.
— У меня нет твоей хватки.
— Тогда живи на свою зарплату.
— Проживешь на нее, как же, — обиделась сестрица. — Отпуск, а я здесь торчу.
— Поезжай на юг, — продолжала я вредничать.
— На какие шиши? — В этом месте она насторожилась и спросила ласково:
— А ты на юг собралась?
Ясно, Мышильда уже со мной намылилась ехать.
— Отдохнуть в этом году не получится. Деньги нужны, придется покупать квартиру.
— А твоя как же? — удивилась Мышильда, или попросту Мышь.
— Что значит моя? Есть еще Иннокентий Павлович. Не могу же я его вышвырнуть на улицу. Он, чего доброго, и вправду с балкона сиганет. К тому же он прилично зарабатывал, когда мы ее покупали, и на половину жилья имеет право.
— А другая квартира?
— Там же предыдущий муж живет. Его я тоже оттуда не могу выгнать. У него полоса неудач.
— Ага, — съязвила Мышильда, — и мамина квартира. Слушай, а почему бы тебе не сделать родственный обмен, занять одну квартиру, а в другую поселить предпоследнего с последним?
Я неодобрительно посмотрела на Мышильду, хотя идея показалась мне занятной.
* * *
Мы подъехали к рынку и отправились за цветами. Парень, сидевший в «Вольво», прищемил палец дверью, еще один поскользнулся на арбузной корке, а тип, у которого мы покупали цветы, простонав «Господи», забыл взять у меня деньги. В целом поход прошел нормально. Мы загрузились в машину и поехали на кладбище.
День был солнечным, но не таким жарким, как предыдущий. На завтра обещали дожди.
— Сейчас бы к морю, — мечтательно прошептала сестрица, хитро на меня поглядывая. И совершенно напрасно: к морю я не собиралась, так же как не собиралась тратить деньги на эту Мышь неопределенной окраски. О чем я не замедлила прозрачно намекнуть.
Старое кладбище находится в черте города. Оставив машину на стоянке, мы прошли через новые ворота и по аллее направились в сторону церкви. Здесь, возле кирпичной кладбищенской ограды, похоронены наши бабушка и дедушка. С них мы обычно начинаем посещение. Могилы радовали глаз цветущими бархатцами. Мышильда принесла воды, мы немного прибрались, расставили цветы и присели на скамейку. Я посмотрела на памятник с выбитыми на нем датами. Если мужчины в нашем роду мерли как мухи, то женщины, как будто желая компенсировать их столь недолгое пребывание на земле, доживали до глубокой старости. Бабуля отметила свой девяностолетний юбилей и скончалась на следующий день, пережив супруга на тридцать лет. Думаю, дедушка ее дождался с большим трудом. Впрочем, судя по рассказам, встреч с дражайшей половиной он никогда особенно не искал. Победу свету его носило от Львова до Шанхая, а бабушка была тяжела на подъем и за ним не поспевала.
Ознакомительная версия.
