Ознакомительная версия.
Говоря это, Петр Федорович внимательно осмотрел экраны своих приборов.
— С приятностью для всех могу засвидетельствовать, что состояние больного действительно начало улучшаться. Не знаю, или это от запаха вашего карпатского, или от наших лекарств, но дыхание его выравнивается. Оно уже не такое тяжелое. И сердце более спокойно работать стало. Оно теперь не бьется, как испуганный заяц. Это очень хорошо! Приятно и то, что вы, Галина Михайловна, прекрасно выглядите. У вас как будто усталость прошла. Неужели это приезд дедушки на вас так чудесно подействовал? Или он вам тоже какое-то чар-зелье выпить дал?
— А таки дал! — удовлетворенно погладил свои усы дед Иосиф. — Теперь она до самого утра бодрствовать будет, помогая своему Васе быстрей выздороветь.
— Снимаю перед вами свою шляпу, коллега!
Петр Федорович, не имея шляпы на голове, непринужденно, но очень умилительно поклонился старому гуцулу. Но поклонился он вполне искренне.
— Вынужден признаться, что по отношению к Галине Михайловне мои лекарства были уже бессильными. Если бы не ваша помощь, внучку вашу через какой-то час-другой сон все-таки одолел бы. Я даже не знаю, насколько это хорошо, что она не спит уже более двух суток. Как бы нам и ее потом лечить не пришлось…
— О-о! Вы не знаете горянок, доктор! С нашим чар-зельем она еще сутки без какого бы то ни было ущерба для здоровья продержаться сможет. Но я считаю, что ей только до утра потерпеть надо будет. А там мы ее в кроватку уложим. Чтобы хорошо отдохнула.
— Нет, нет! Я не буду спать, пока Вася не выздоровеет!
— Милая моя! Поверь старому гуцулу, что в этом вовсе не будет необходимости. Утром твой муженек глаза откроет. И даже несколько слов тебе скажет. А там — и до полного выздоровления уже недалеко будет. Мы с Петром Федоровичем его быстро на ноги поставим. Ты могла бы уже и сейчас отдохнуть. Но я ведь тебя знаю… Все равно ведь не приспал бы. Даже настойками своими. Так что, сиди возле суженного своего. То, что ты рядом находишься, для него очень важно. Это ему очень помогает. До утра еще так посиди. А еще — поешь немножко. Тут мама тебе наших, карпатских гостинцев передала. Они тебе тоже сил добавят.
— А мама с татом приедут?
— Что им приезжать? — весело подмигнул дед Иосиф. — Они вон, за дверью, своей очереди дожидаются. Я ведь, как ни как, старший. Потому первым в палату и вошел. А теперь уже ты гостей принимай. Жалко только, что в больнице. Но — ничего! Скоро все дома будете. Василию твоему, после выздоровления, ой как горный воздух полезен будет.
Не скажешь, что Макар Калитченко очень уж испугался, когда узнал о написанных на него доносах. Подумаешь! Тучи над ним уже не раз собирались. Но, как известно, из большой тучи далеко не всегда и дождь большим бывает. Не один раз, не раз и не дважды он после тех туч совсем сухим оставался. Все неприятности с него, как с гуся вода, стекали, не замочив. Где же это видано, чтобы такого бравого милиционера, да со службы погнали?
Будто это не он уже более пятнадцати лет верой и правдой отечеству своему служит, на боевом посту стоит. Ну, бывало, что кое-кому ребра считать приходилось. А что было делать, если отдельные несознательные элементы другого языка не понимают? А пинка хорошего отвесишь, то, смотри, и сознаются во всем. Даже в том, что в детстве, лет тридцать назад, у бабки Орыщихи грушу обтрусил…
Умеет жить Макар Калитченко. Умеет! Дома у соседей под шифером, а у него под жестью. Да еще и такой, что через год-два по-новому красить не приходится. Оцинкованная! У Макара крыша блестит. Так та жесть солнечные лучи отбивает. И летняя кухня у него просторная. Газифицированная. Надо ведь и свинкам еду сварить, и корове с бычком, и птице самой разной.
За что купить скотинку, птицу да корм для них, Макар никогда не задумывался. Достаточно было в форме по базару пройтись, и придраться к некоторым несознательным продавцам. Так и поросенок какой-то в его кошелку отправлялся, и полсотни цыплят или утят. Корма для своей скотинки и птицы он тоже на базаре реквизировал. Для анализов…
Нет! Не верит Макар в то, что за чрезмерное служебное усердие его наказать могут. Не верит даже в то, что выговор объявят. Хотя… В конце концов, выговор — не медаль. На груди его не носить. Но кому она, та неприятность, нужна? Пусть кому-то другому выговора объявляют! Тем, кто вообще ничего делать не желает. Разве таких мало? Вон, хотя бы, их водитель, Юрка. Ему — лишь бы лясы торочить, да баранку покрутить. А преступники, видишь ли, его не интересуют. Если не гавкнешь на него, то из машины своей и не вылезет. Целыми днями за баранкой дремлет. А ведь тоже — милиционер… И зарплату не намного меньше его самого получает. Вот кому выговор влепить надо! А ему, Макару, за что?…
Но Макар все же осознавал, что от Юрки далеко не убежал. Хотя тот — только сержант… Старший сержант. А вот он сам — офицер милиции…
Тут Макару припомнились слова Николая о низком его звании. Вот уж действительно несправедливость! В сорок три года он всего лишь старший лейтенант. Ну, если не полковником, то хотя бы майором уже давно пора быть. Зажимают, сволочи! Им что? Только бы своим любимцам звездочки на погоны сыпать. А тут, как ни старайся, сколько ребер клиентам ни считай, а за последние двенадцать лет никак обкапитаниться не удается. Не то, чтобы обмайориться. Только и того, что обматериться, можно. Притом — сколько угодно. Хоть каждый день, хоть ежечасно…
И кто его, этого бизнесмена долбаного, за язык тянул? На целую неделю настроение испортил! Рапорт написать, что ли? С требованием о присвоении очередного звания…
Но, нет! Рапорт еще несколько дней подождать может. Подождет, пока он сам, Макар Калитченко, этого зарвавшегося бизнесмена в тюрягу таки засадит. Лет так на адцать…
Калитченко никогда особенно не озабочивался тем, чтобы разрабатывать хитроумные планы и расставлять ловушки, в которые обязательно должны попадаться преступники. Ему даже в голову не приходило то, что нужно тщательно искать и находить факты, которыми можно было бы неопровержимо доказать чью-то причастность к противоправным действиям. Ему-то это зачем? Он свой личный план всегда выполняет. И без особенных усилий. Ведь он не следователь. Он — оперативник. Его дело — задержать преступника и привести его в отделение. Составить акт, что ему меньше всего нравилось, уж очень хлопотное это дело, и передать дело следователю. А там — хоть трава не расти! Он свое дело сделал.
За годы работы в милиции Макар так раздался вширь, что форму ему на заказ шить приходилось. Даже тут государство на него куда больше тратилось. Ведь материи на такие габариты немало надо…
Но что-то в последнее время жировые складки у него не только на пузе появились. Некоторые из коллег считали, что у него даже мозги жирком обрастать стали. Насмехаются, конечно, убогие. Ведь сами жить не умеют…
Как-то уж так получалось, что все свои задержания Макар производил только в летние месяцы. Когда же холодало, он, как медведь, впадал в зимнюю спячку. Имеется в виду то, что в холодное время года нарушителями он не занимался вовсе. Тупо отсиживался на рабочем месте по восемь часов в день, и не более того. Но его это вовсе не волновало. В душе он даже гордился тем. Говорил, что зимой он активно готовится к летним задержаниям. Ведь летом нарушений куда больше. Есть где развернуться.
Как он выполнял свою работу? А очень просто! Тут и ума большого не надо было. Достаточно было вечером выехать на скошенное поле и перехватить двух-трех бабок с мешками собранной по стебельку соломы. Вот и имеешь два-три задержания. Протоколы нацарапаешь, бабки по паре гривен штрафа в казну внесут, и служба твоя на державу оправдана полностью.
Было у Макара и несколько алкашей, которых он принуждал на себя работать. За то, что не задерживает их и не направляет в медвытрезвитель, требовал информацию. Позвонит ему кто-то из наводчиков, что соседу Ивану машину песка привезли, а Макар уже тут, как тут. «А покажите мне, люди добрые, документики на выписку песка, а еще и квитанцию на оплату услуг автотранспорта». Если такие документы имелись, он спокойно козырял и убирался восвояси. Но ежели их не было… Вот тогда уж Макар сизым соколом налетал на нарушителя, тащил такого хозяина в отделение, составлял на него соответственный акт и передавал дело следователю. А сам умывал руки. Потому что дело свое сделал добросовестно. Пусть и другие постараются…
Бывая дежурным по отделению, Макар молил Бога, чтобы во время его дежурства в городке ничего противозаконного не случилось и чтобы ему не пришлось производить следственные действия, о которых он не имел ни малейшего понятия. Или, не приведи Господи, вооруженного преступника ловить. Ему однажды приснилось, что он в перестрелку с бандитами попал, то весь день после того сна никак икоту унять не мог. Вынужден был даже в больнице целую неделю отлежаться. А что уж седых волос в густой шевелюре добавилось, то их и не сосчитать…
Ознакомительная версия.
