Ознакомительная версия.
— Анфиса, — обрадовалась Катя, — ты дома? Это я, Катя, ты уже, наверное, позабыла, Анфисочка, и голос мой. Так хотела позвонить тебе, все собиралась, да… Дела проклятые. Эй, ты что? Что с тобой такое? Что случилось? С тобой все в порядке, Анфиса?
Катя с ходу настроилась на самый обычный женский разговор ни о чем и обо всем на свете, из тех, что обычно начинаются новостью: «Знаешь, а я покрасилась — такой цвет, супер!» — и заканчиваются сообщением: «Слушай; а этот-то, ну ты его знаешь, женился, вот бедняга, и как это его угораздило?» Но услышав в трубке Голос Анфисы — изменившийся почти до неузнаваемости, срывающийся, какой-то ненормальный, загробный голос, Катя не на шутку испугалась. Она. вдруг вспомнила: Анфиса была в тот вечер там, сидела за одним столом с человеком, который умер от яда.
Если бы она могла перенестись на другой конец Москвы, в Измайлово, на 15-ю Парковую улицу, зайти в подъезд старого пятиэтажного дома из серого кирпича, подняться на третий этаж и открыть дверь в квартиру тоже под номером пятнадцать, она бы не увидела встречающей гостей Анфисы — только дикий беспорядок в прихожей: брошенную на пороге сумку, из которой вывалились кучей бумажник, телефон, пудреница, пачка сигарет, очки и недочитанный роман «Пианистка» Эльфриды Елинек.
Она бы увидела раскиданные по прихожей другие вещи — чехлы от фотокамер, зарядные устройства, тапочки, смятые летние белые брюки, свисающие с дверцы шкафа, пыльные босоножки, скомканную запачканную майку из модной в этом сезоне вышитой марлевки. Из прихожей точно змея тянулся длинный черный провод — мимо комнаты, мимо кухни-в ванную.
Это был провод старого допотопного телефона, оставшегося еще от прежних жильцов. Сам телефон стоял в ванной на кафельном полу. В ванной было туманно от горячего пара, треснувшее, а быть может, и намеренно разбитое зеркало заплыло. Ванна до краев была наполнена горячей "водой, часть ее выплеснулась на пол, грозя подмочить и законтачить телефон. На белом кафеле ярко горели какие-то красные пятна. В ванне, низко наклонив голову к коленям, сидела женщина. Голое тучное тело ее занимало почти все узкое пространство ванной, почти не оставляя места воде.
Зазвонил телефон. Он звонил долго, гулко тараня душный, пропитанный мылом и паром воздух. Звонил так громко, что мог бы поднять и мертвого.
Женщина в ванной пошевелилась. По воде сразу же пошли розовые разводы — гуще, гуще. И вот уже вся вода изменила свой цвет. Женщина точно очнулась от забытья, прислушалась к настойчивым резким звонкам, протянула руку — машинально, вяло. В руке было зажато бритвенное лезвие. Точно стальная бабочка, оно легко и бесшумно порхнуло на кафельный пол. Пальцы женщины нашарили трубку телефона.
Если бы Никита Колосов увидел Анфису Берг сейчас, он бы вряд ли узнал в ней ту, с кем разговаривал всего несколько часов назад в ресторане. Женщина подняла трубку, судорожно потянула ее к уху, откидывая Мокрые, слипшиеся как сосульки волосы.
Ее полные, уже порядком обвислые груди с коричневыми сосками колыхались на воде от каждого движения. На груди, на белой, не тронутой загаром коже низко, чтобы быть скрытым самым смелым декольте, точно пурпурные насечки, рдели раны-надрезы. Из них текла кровь, окрашивая воду. Надрезов было уже шесть. Все они были неглубокие — кожа чуть-чуть рассечена нежным касанием бритвы. Когда Катя позвонила, Анфиса делала себе седьмой надрез на груди. Он так и остался незаконченным.
А на бортике ванны в белой пластиковой мыльнице ждала своей очереди запасная бритва, заботливо продезинфицированная остатками духов «Кензо» из почти пустого старого флакона. Он валялся под раковиной в ошметках пыли и клочьях выпавших волос.
Когда Катя ушла, Колосова вызвали в секретариат розыска: на его имя пришел срочный факс. Факс был с логотипом ресторана «Аль-Магриб» — перечень блюд с короткими пояснениями, озаглавленными словечком «ингредиенты». Колосов забрал факс и с головой погрузился в его изучение. Повар Сайко оказался на удивлением исполнительным и расторопным! Никита рассчитывал дождаться обещанного меню того самого пятничного ужина дня этак через три-четыре, и то после барабанного боя и неоднократных звонков-напоминаний. Но факс из «Аль-Магриба» пришел через три часа после того, как он покинул ресторан. И эта ретивая поспешность вовсе не обрадовала Колосова, наоборот, укрепила его убеждение, что смерть клиента для всего «Аль-Магриба» — событие из разряда тех, о которых в глаза вам расскажут самые разные невероятные, убедительные веши, но только не правду.
С этим отравлением таллиумом сульфатом дело было нечисто. И о том, что дело нечисто, в «Аль-Магрибе», по мнению Колосова, уже успели догадаться все: и клиенты, и обслуга. Правда, каждый в меру собственной испорченности и осведомленности о произошедшем.
Никита читал меню. У него было ощущение, что он читает поваренную книгу. А если учесть, что поваренные книги он до этого держал в руках раза два в жизни, когда дарил эти шикарно иллюстрированные издания родной тетке на день рождения и любимой девушке в девятом классе, на которой до смерти мечтал жениться, но так, к счастью, и не женился, то можно было понять, как происходил сам процесс постижения кулинарных терминов. Такого словечка, как, например, «фритюр» или уж совсем загадочного названия «тапас».
Меню было разделено на небольшие главы: холодные закуски, горячие закуски, закуски-тапас, закуски-бстелла, горячее — мясное, рыбное, вегетарианский стол и соусы. Никита читал всю эту кулинарную заумь около получаса, потом малость пришел в себя, покурил и начал читать заново — как с чистого листа. Пробежал глазами список вин, подаваемых к ужину. Тогда за столом присутствовало всего шестеро, а запас спиртного был сделан человек на двадцать. Вина — красные и белые — в основном дорогих французских марок, но были и испанские, и итальянские. Кроме вин, в меню значились: виски «Джек Дэниеле», коньяк, ликеры и водка «Флагман».
Колосов усмехнулся: вот что значит наши. Собирает эстрадная рафинированная птичка тусовку в экзотическом марокканском ресторане, где сами названия блюд без пояснений звучат словно китайская грамота, приглашает разных там продвинутых типов вроде актеров и кулинарных критиков, пикантных стильных женщин, а для . того чтобы запить всю эту приготовленную на углях и открытом огне снедь, выбирает по-нашему, по-русски, водочку. Колосов представлял себе бутылку «Флагмана»! — заиндевевшее стеклышко, а за ним жидкость — слеза кристальная. Под стать «Столичной» или старому «Золотому кольцу». На душе сразу стало легче. Под рюмку слезы все эти арабские навороченные бстеллы проскочат легко.
Он вернулся к закускам, концентрируя внимание не на странных названиях, а на слове «ингредиенты». Тут все было вроде понятно: телятина, баранина, индейка, курица, зелень, помидоры, перец, баклажаны, кабачки, лук, чеснок, фрукты вроде абрикосов, ананасов, апельсинов, манго и слив. Внезапно его глаз зацепился за фразу: «Соленые лимоны». Это что еще такое? Солеными бывают огурцы или грибы, но лимоны…
Никита вздохнул и подумал: это просто здорово, что она, Катя… что она так интересуется этим делом. Это просто настоящая находка, что у нее среди этих гурманов имеется какая-то там подружка. Он вспомнил Константина Лесоповалова. Да уж, одним им это дело явно не потянуть, не потому, что они плохие сыщики, нет, а потому, что… Ну, взять хоть все эти названия в меню: сардины под чесночным соусом, рыба-соль, запеченная в соусе «Фес», морские гребешки с соком лайма, креветки королевские «Аладдин» — как тут можно понять без женского совета, что это вообще такое и из чего и как готовится? И где в этом кулинарном разнообразии мог быть преподнесен Студневу яд?
«Надо по новой допросить официантку Воробьеву и повара Сайко. И шефа их главного по кастрюлькам вызвать — Полякова, — с тоской подумал Никита, — и попытаться установить, что конкретно ел и заказывал Студнев. Возможно, яд был в блюде, которое подавали только ему одному или в его порции какого-то общего блюда. Но тогда придется открывать карты насчет яда. А это — скандал. Какой ресторан потерпит, чтобы его бездоказательно обвиняли в отравлении клиента? Хотя, почему же бездоказательно? Результаты экспертизы налицо. Но они — Потехина-хозяйка и эти повара дипломированные — все равно будут оспаривать сам факт.
Это нам ясно, что яд Студнев мог получить только за ужином в ресторане. А они как раз это и будут оспаривать с пеной у рта, потому что это вопрос их общей репутации, вопрос жизни и смерти их заведения».
Он вспомнил «Аль-Магриб». Нет, тут надо работать очень осторожно. Жаль, если этот мавританский теремок со всеми его голубями, канарейками, диванами и плошками преждевременно накроется. «Аль-Магриб», несмотря на свое непонятное экзотическое меню, Колосову нравился, и он не желал ресторану и его работникам зла. Он дочитал меню до конца, обращая теперь внимание на такие названия, как «чеснок», «перец», «душистый перец», смесь пряностей «самбаль», смесь пряностей «рас эльханнут». Эксперт Заварзина, помнится, говорила именно о специях, и с этим вопросом стоило разобраться досконально.
Ознакомительная версия.
