Ни одна жилка не дрогнула на лице портье, взгляд остался таким же привычно-предупредительным, правда, удостоверение он просмотрел внимательно, возвращая, тонко улыбнулся.
Мне ничего неизвестно, господин директор.
Даже было убийство или его не было вовсе? — съязвил Слава.
Простите.
Портье хотел было уйти, но Грязнов, дотронувшись до рукава его костюма, знаком отозвал в сторону. «Сколько же ему дать? — подумал Слава. — Полтинник?» Они зашли в тень огромной пальмы, и Грязнов, не мешкая, сунул китайцу бумажку в пятьдесят американских долларов.
Убийство было, — сказал китаец.
И при весьма интересных обстоятельствах. Вы не могли бы подсказать адресок девушки?
Прошу, — вместо ответа пригласил портье, подвел к столику, на котором вразброс лежали журналы и газеты, указал на кресло. — Посидите, пожалуйста.
Ждать Грязнову пришлось недолго. Китаец появился в сопровождении рослого детины с лицом чистокровного русака. «Мишка Слон! — ахнул про себя Слава. — Он. Вот и на ногу припадает. Кто в него тогда шмальнул? Уж не я ли? Попа-ал...» Мишка не спеша спускался по широкой ковровой дорожке, скосил глаза на портье, и тот взглядом указал на Грязнова. Слава прикрылся журналом, сделав вид, что не приметил Слона, который тяжеловато опустился в кресло напротив и закурил. Так они сидели некоторое время и молчали, один курил, второй читал.
Открой личико, господин директор, — не выдержал Слон.
Здорово, Миша, — бросая журнал и протягивая руку, широко улыбнулся Грязнов.
Здорово, — не сразу ответил Слон. — Постой... Где-то я тебя видел...
Напоминаю. Востряково. Вас трое. Ты, Скворец и Грач. Нет чтоб руки вверх, а вы когти рвать...
Товарищ подполковник! Здорово! — И Мишка, обхватив Грязнова ручищами, прижал его к широченной груди. — Во где встретились-то, а?
Бывший подполковник.
Погнали? А за что?
Видать, хорошо ловил таких, как ты.
Могёт быть, — осклабился Слон. — Теперь приличные менты не в моде.
Верно говоришь, Миша, — согласился Грязнов.
А в какие директора-то записался?
Частное сыскное агентство. Ксиву показать?
Надо будет — посмотрим, — подмигнул и Мишка. — Ну, пошли.
Куда?
Ты же адреском интересовался. Брякну шефу, прикажет — и с нашим удовольствием!
На лифте они поднялись на третий этаж, и Мишка распахнул высокую красного дерева дверь. Видел Грязнов шикарные номера в столичных гостиницах, в «Москве», «Славянской», но, глянув на просторный зал, обставленный дорогой мебелью, на раскрытые белые двери, ведущие в глубину помещения, поневоле поразился.
Сколько же здесь комнат?
Штук пять.
И кто занимает?
Пока, как видишь, я.
Хорошо оперились мужики, — проговорил Слава.
Чего?
Говорю, в России детишкам жрать нечего, а вы раздулись, как эти... Упыри!
В России люди тоже по-разному живут. Кто успел, тот и съел!
Шибко умный ты стал, Миша.
А я дураком никогда не был. Это ты за две сотни потел. В месяц! А мне эти сотни... Тьфу!
На нарах лежал, по-другому думал.
На нарах, не под нарами, — ухмыльнулся Слон. — Жестковато, но жить можно. Чего ты в бутылку лезешь, Грязнов? Не в своем кабинете, в гостях!
Какая разница? Я под вами никогда не ходил. Заслужил — получай, нет вины — гуляй.
Что верно, то верно, — согласился Слон. — Уважали тебя. Особо за то, что по фене бегаешь, будто наш, родной, и на допросах морду не бил. Ну, конечно, и за это дело, — щелкнул по горлу Мишка. — Хочешь?
Ты шефу хотел позвонить, — напомнил Слава. — Может, он меня в гости позовет.
Уверен?
Если твой шеф — Ваня Бурят, то можешь не сомневаться.
Слон вытащил из нагрудного кармана портативный телефон, набрал номер, отошел в сторону. Хороший человек к нам залетел! Верно... А я хотел удивить, понимаешь... Лады. — Мишка обернулся к Славе: — Ждет. Банька у него готова. Настоящая, русская, веники березовые, дубовые, а хошь — пальмой парься или лаврушкой. Валим.
Ваня Бурят занимал небольшой коттедж на берегу моря. Как и положено хозяину, он встретил гостей на пороге дома. Рядом с ним, держа в руках хлеб-соль, стояла китаянка, девушка лет семнадцати с мраморным личиком, пухлыми губками и тонкими гибкими ручками. Она улыбалась, показывая белые зубы, и, вероятно, очень забавлялась представлением, в котором играла роль хозяйки.
Грязнов отломил кусочек хлеба, макнул в соль, положил в рот.
Как в России, — улыбнулся Бурят.
Не совсем, — возразил Грязнов, глядя на девушку.
Госпожа Ляньсан, — представил Ваня китаянку.
Слава легонько приложился к ручке девушки.
В дом или сначала попаримся?
Лучше в баньку.
Бурят приподнял руку, как бы прощаясь со Слоном, и тот послушно зашагал к машине.
Пусть бы попарился, — пожалел Мишку Грязнов. — По дороге только и разговоров было про баньку.
Успеет, — откликнулся Бурят.
Банька стояла в тени двух пальм, небольшая, аккуратная, срубленная из осины, с просторным предбанником.
Топлю березой, — кивнул на чурбаки Ваня.
Береза вроде здесь не растет, — неуверенно сказал Слава.
Не растет. А я топлю.
Дороговатое удовольствие...
Даром дают. В порту любой нашей древесины навалом.
Бурят разделся первым, открыл дверь парилки.
Заходи, Грязнов! Да смотри с полки не кувырнись! Парок сибирский!
Любил жаркий пар Слава, заядлых парильщиков пересиживал в тех же Сандунах или Дорогомиловских, а тут вошел — и захватило дыхание.
Да-а... — протянул он. — Парок что надо...
Посидим?
Посидим. — Слава взобрался на полок, примостился рядом с Бурятом, огляделся. — Как в деревенской. Кадки, валуны, котел и тот, кажись, медный...
Медный, — подтвердил Ваня. — Прикрой плешь- то! Во-он шляпа лежит!
Ничего, — закряхтел Слава. — Пока терпимо.
Поддать, что ли?
Маленько можно.
Ваня спустился вниз, деревянным обшарпанным ковшиком зачерпнул кипятку из котла, плеснул на раскаленные камни.
Как?!
Хорошо-о... Хватит, Иван, хвати-ит!
Хорошо-о, — подтвердил Бурят, взгромоздившись на полок.
Ковшик-то, смотрю, расейский.
Дедовский. В прошлом году на родине побывал. В родимой деревеньке...
Каково приняли?
Приняли, — вздохнул Бурят. — Бабы попрятались, мужики с дробовиками засели. Изба пустая. Мать с отцом давно уж там, где и мы в свое время будем. Нашел вот один ковшик. Взял... Добавить?
Не-е, Ваня! Где веники-то?
В кадке. И мне захвати!
Какой?
Березовый!
А я, пожалуй, лавровым.
Охали, вскрикивали, кряхтели, хлеща друг друга вениками, и, распаренные, красные от нестерпимого жара, на карачках выползли в предбанник. Их ждал стол, уставленный бутылками с пивом, запотевшими от холода, в продолговатой тарелке лежали ломти осетрины, дымился разварной картофель. Вскрыли пиво, припали к горлышкам.
Хор-роша... — отдуваясь, проговорил Грязнов. — Вот чего не ожидал в Гонконге, так баньки! Ува-ажил.
Они еще пару раз попарились и, накрывшись махровыми простынями, поплелись к коттеджу.
Слышь, Иван, одежда-то моя где? — спохватился Грязнов.
Бурят толкнул дверь в одну из комнат, молча указал на диван, где лежала отутюженная рубашка, чистое нижнее белье и отдельно висел костюм, вычищенный, отглаженный, будто из магазина.
Минут через пятнадцать жду в столовой, — сказал Бурят, прикрывая дверь.
Содержимое карманов — документы, деньги, сигареты, зажигалка, ключи — было сложено на низком столике. Грязнов оделся, расчесал редкие свои рыжие волосы, стараясь прикрыть проплешину, посидел немного, покурил, поднялся и вышел из комнаты.
Позялюста, позялюста, — с улыбкой встретила его Ляньсан. — Просю, позялюста.
С приездом, господин директор! — провозгласил Ваня Бурят, встретив гостя на пороге столовой, и тут же взлетела под потолок пробка. — «Мадам Клико»!
Выпили по большому стакану шампанского, сели за стол.
По водочке?
Наливай.
Они еще немного поговорили о баньке, нахваливая друг друга за терпение, снова налили.
И по чью душу прилетел? — спросил Бурят.
Это что, твой тост? — помолчав, вопросом на вопрос ответил Слава. — Так и захлебнуться недолго.
Извини.
Выпили, принялись за закуску. Ваня молчал, и Гряз- нов помалкивал. Потом он отодвинул тарелку, пристально посмотрел на парня.
По чью душу, спрашиваешь? Может, и по твою.
Узнаю сыщика Грязнова, — расплылся в улыбке Бурят.
Был сыщик, да весь вышел.
Знаю. Грустно?
Обидно. Не за себя, за дело.
Кранты подходят вам, дорогие товарищи...
Кому это — вам?
Всем вам. Ну, и ментам тоже.
Не спеши, Ваня.
Капец России!
И тут не торопись.
Вашей России. Дурацкой.
Дураков в России, точно, хватает, — согласился Грязнов. — Но и умных немало. Посмотрят дураки на умных, авось и сами поумнеют.
