Ознакомительная версия.
— Интересная версия, — изрекла Патрушева.
— Ну, знаешь ли! — едва не задохнулась от возмущения Ширшова.
— А что? Очень даже может быть! — подал голос я.
— С тем же успехом он может оказаться и у Димы, — продолжал Попов.
Я с удивлением посмотрел на него.
— Разъясни.
— Пожалуйста. Сергей нашёл самородок вчера днём. Вечером вы с ним пошли на охоту. Опасаясь, что ночью его могут обворовать, он передал самородок на хранение тебе.
— Оригинально, — усмехнулся я. — А может, он передал его не мне, а тебе?
— Может быть, — кивнул головой Ваня, сделав ударение на первом слове. — Как может быть и то, что ты сегодня передал самородок на хранение Юле. Ведь на неё меньше всего падает подозрений. Не зря же вы вместе ходили добывать дичь.
— Попов, у тебя что, температура? — воскликнула Лиля. — У тебя лихорадка началась? А может, белая горячка? Или тебя муха цеце укусила?
— Муха цеце здесь не водится, — спокойно отреагировал на её выпад Ваня. — Она обитает в Африке.
— Лиля, подожди! — оборвала подругу Патрушева. — Ваня, я, кажется, поняла, к чему ты подводишь. Ты предлагаешь обыскать абсолютно всех?
— Я только хочу сказать, что самородок может быть спрятан у любого из нас, а не только у Алана или у меня, — ответил Попов. — Может, он до сих пор где-то в одежде Вишнякова, а вы из нас душу выматываете. Что касается обыска, я считаю его оскорбительным. Но, учитывая ситуацию, я дам себя обыскать. Но только в том случае, если обыску подвергнутся абсолютно все.
В его голосе звучала непреклонность. Юля вопросительно посмотрела на меня.
— Похоже, взаимный обыск — это, действительно, единственный способ успокоить друг друга, — кивнул я.
Патрушева оглядела остальных.
— Другие предложения есть? — спросила она.
Тагеров, сгорбившись, задумчиво вырисовывал щепочкой на земле какие-то узоры. Ширшова фыркнула и иронично покачала головой.
— Тогда голосуем. Кто за то, чтобы обыскать друг друга?
— Да. Кто за то, чтобы устроить небольшой стриптиз? — с издёвкой воскликнула Лиля, и картинно вскинула руку вверх. — Я за.
Вслед за ней подняли руки Ваня, Юля и я. Алан посмотрел на нас и обречённо вздохнул…
— Ну, и что было дальше? — спросил Николай Иванович, нетерпеливо постукивая ручкой о бумагу, прерывая таким образом взятую мною паузу. — Забыл, что ли?
Я смущённо опустил глаза. Нет, я конечно ничего не забыл. Просто мне было неловко всё это рассказывать. Когда мы потом возвращались к домику, мы даже избегали смотреть друг другу в глаза. Нам было стыдно. Сильнее всех пылала Лиля. Мы даже не знали, как себя вести. Мы изо всех сил старались держать себя так, как ни в чём не бывало. Но получалось это неубедительно. В деланной непринуждённости явственно проскальзывала фальшь.
Впрочем, майор, похоже, и сам догадался, что последовало дальше, ибо в его глазах заиграл озорной огонёк. Это смутило меня ещё больше, и я почувствовал, как мои щёки предательски краснеют.
— Ну-ну-ну, — заулыбался он. — Зачем так комплексовать? Ты думаешь, у меня в молодости не было чего-то подобного? Было, уж поверь. И гормоны играли, и кровь бурлила. Всё это естественно, всё это заложено в природе человека. Успокойся, соберись, и постарайся подобрать нужные слова, чтобы как-то помягче описать в протоколе ваш стриптиз.
— А может, о нём вообще не стоит писать? — спросил я. — Может, лучше опустить этот эпизод?
— Нет, давай ничего опускать не будем, — возразил Николай Иванович. — Раз уж договорились рассказывать всё, будем рассказывать всё. Дело, ведь, серьёзное. Пять трупов — это не шутка. Так что поднапряги свои мозги и поупражняйся в изящной словесности. Должны же были тебя в твоём МГУ чему-нибудь научить.
— Пишите, — вздохнул я, и принялся неторопливо диктовать. — Мы тщательно осмотрели одежду и обувь друг друга, в том числе и нижнее бельё. Но самородка не нашли. Затем, по инициативе Ширшовой, мы осмотрели всю одежду на теле Вишнякова. Самородка там тоже не оказалось. После этого…
— Не торопись, — перебил меня следователь, — дай записать.
Я замолк. Пока майор скрипел шариковой ручкой, мне почему-то вспомнился жадный взгляд Лили, которым она пожирала обнажённое мускулистое тело Тагерова. Алан, заметив это, едва сдерживался, чтобы не прыснуть. Кстати, чуть позже, когда обыскивали уже саму Лилю, Тагеров демонстративно отвернулся, не желая лицезреть её прелести. Мне показалось, что Ширшову это огорчило…
— Чего улыбаешься? — прервал мои воспоминания Николай Иванович.
— Да так, — отмахнулся я. — Можно продолжать?
— Продолжай.
— После этого мы оделись и пошли обратно к избушке.
— Споров между вами никаких не было?
— Нет, мы шли молча. Мы буквально сгорали от стыда друг перед другом.
— А труп Вишнякова? Вы оставили его там?
— Там, — кивнул головой я. — Но при этом мы снова забросали его сосновыми ветками, чтобы он не лежал в открытую. Патрушева, правда, предлагала перенести его поближе к домику, но Тагеров убедил нас этого не делать.
— Каким образом он вас убедил?
— Сказал, что от трупа будет исходить неприятный запах. Кроме этого, мёртвый человек — очень заманчивая приманка для хищников. Навлечь на себя волков нам, естественно, не хотелось.
— Правильно он сказал, — согласился майор. — Что вы делали после того, как вернулись к домику?
— В первую очередь мы осмотрели рюкзаки друг друга. Правда, уже не с таким рвением, с каким осматривали одежду. Самородок опять не нашли.
— Не нашли, — проговорил следователь, записывая мою последнюю фразу. — А никто не жаловался, что у него пропали какие-нибудь вещи?
— У меня ничего не пропало, — ответил я, — у Попова тоже. У Вишнякова — трудно сказать. Мы ведь не знали, что у него изначально было в рюкзаке. А вот Ширшова утверждала, что у неё пропали таблетки снотворного. Правда, её жалобы никто серьёзно не воспринял. Кому нужно её снотворное? Скорее всего, она просто оставила его дома.
— Угу, — промычал майор, продолжая делать записи.
— Затем Ширшова высказалась, что неплохо было бы поужинать. Я заявил, что на охоту больше не пойду, и что если кто хочет, может сходить сам. Уже темнело, и мне, откровенно говоря, было страшно. Но добровольцев не нашлось. Потом мы забрали баклажку с берёзы, которую накануне утром повесили Вишняков и Попов, выпили всё, что в неё накапало, закрепили обратно, затем собрали хворост, развели костёр и уселись вокруг него, чтобы согреться и отпугнуть надоевшую мошкару…
— Обед! — донеслось из коридора. — Все на обед!
Николай Иванович оглянулся на дверь палаты и прервал свою писанину.
— Ладно, — произнёс он, — давай сделаем перерыв. Обед — это, всё-таки, святое.
Я улыбнулся, свесил ноги с кровати и принялся надевать тапочки…
Яркое пламя плясало по собранным в кучу дровам и обдавало нас приятным теплом. Поднимавшийся, благодаря установившемуся безветрию, строго вверх дым расплывался над лесными макушками, создавая некое подобие огромной белой птицы. Наполовину зашедшее солнце отсвечивалось вдоль горизонта кроваво-красной полосой. Небо становилось всё темнее и темнее. Землю постепенно поглощала ночь.
Мы молча сидели вокруг костра. Стоявшую тишину нарушало только сухое потрескивание сгораемого хвороста. Алан грустно курил, выпуская дым через ноздри. Сидевшая чуть поодаль Лиля нервно теребила своими тонкими, деликатными пальцами пуговицу куртки и время от времени бросала на него виноватые взгляды. Остальные, включая меня, смотрели на огонь и предавались своим размышлениям.
Мы испытывали неловкость как друг перед другом, так и перед самими собой. Каждый из нас, наверное, даже не предполагал, что окажется подвержен таким низменным инстинктам, как жадность и алчность. Что и говорить, мы считали себя гораздо лучшими, чем оказались на самом деле. Мы даже не думали, что золото способно навести столь страшную порчу. Воистину, проклятый металл! Он имеет какое-то невероятное дьявольское воздействие. Как ни трудно в это поверить, но мы даже были рады, что этот злополучный самородок куда-то исчез. Его пропажа словно сбросила с наших глаз шоры и позволила нам снова стать самими собой. Мы мучились угрызениями совести и были преисполнены стремлением как-то загладить друг перед другом нашу взаимную вину.
— Три дня! — горестно вздохнула Юля. — Похоже, о нас даже никто и не думает.
— Может, нам стоит попытаться самим выйти из леса? — пробормотал Ваня.
— Куда? — спросил его я. — Ты знаешь, в какой стороне находится геологическая экспедиция или хотя бы какой-нибудь населённый пункт? Не знаешь. И никто из нас не знает. Какую бы сторону мы не выбрали, мы в любом случае пойдём наугад и, чего доброго, заблудимся так, что нас потом сам чёрт не сыщет.
Ознакомительная версия.
