Ознакомительная версия.
Об этом я думала по дороге домой. Когда я подъезжала к городу, зазвонил телефон. Голос Володи звучал возбужденно:
— Полина, я нигде не могу тебя найти…
— Извини, случайно выключила сотовый.
— Слава богу, я уже беспокоился. Где ты? В три нам надо быть у следователя.
— Это как-то связано с Глебом?
— Конечно. Волноваться не стоит. Даже если он в розыске, теперь сложно что-либо предпринять: ни документов, ни отпечатков, фотографии, и той нет.
— А портрет, который принесла твоя жена, кто изрезал?
— Господи, и ты об этом молчала? Нам надо поговорить, — твердо сказал он. — До визита в правоохранительные органы. Тут такое творится, а я не в курсе. Где ты? Давай встретимся через полчаса в моем кабинете.
— Через час, — прикинув свои возможности, сказала я.
— Хорошо, жду.
В квартиру я входила с опаской, однако никаких признаков вторжения не обнаружила. Может, им просто надоело меня пугать? А может, они решили от угроз перейти к делу? “Кто это “они”, интересно?” — усмехнулась я. У Глеба мог быть помощник, человек, который непосредственно приводил его план в действие. Я имею в виду убийство. Ведь Глебу необходимо было алиби. Если это так, то бывший помощник совершенно не заинтересован в том, чтобы кто-то проявлял интерес к прошлому Глеба. А убитый Деревягин как-то с этим прошлым связан. Допустим, помощник Глеба — Бычков, если я ничего не намудрила с татуировкой. Но ведь есть еще парень в бежевой куртке, сунувший мне записку в карман, и, возможно, есть еще один тип, тот, что следил за мной, хотя мог следить Бежевый, ведь парня я не видела, только машину. Значит, по меньшей мере двое. Если Глеб тот человек, за кого я его принимаю, помощников чересчур много. Чем больше людей знает о деле, тем легче его провалить. Я бы на его месте в помощниках держала только одного человека, в преданности которого не сомневалась. Но обстоятельства, конечно, могут быть разными. К тому же Бычков мог привлечь этих людей уже после смерти Глеба, почувствовав опасность.
Я постояла под душем, пытаясь таким образом избавиться от усталости, наскоро перекусила и отправилась в офис Володи. Он ждал меня с заметным нетерпением.
— Дорогая, почему ты не сказала мне об этих угрозах? — начал он, а я мысленно поморщилась, его “дорогой” мне быть совсем не хотелось. Пришлось рассказать ему о записке, разбитом зеркале и слежке. — Тебе необходима охрана, — заволновался он. — Как ты думаешь, что этим людям от тебя надо?
— Кому-то просто не нравится, что я копаюсь в чужой жизни.
— В жизни Глеба?
— Разумеется.
— Как это все… неприятно, — долго подбирая нужное слово, выпалил Володя. — После случившегося еще и это…
Мы немного посетовали на несправедливость судьбы и перешли к делу. Володя подробнейшим образом проинструктировал меня, что я должна говорить, а о чем молчать. Я, со своей стороны, посоветовала ему помалкивать о портрете, а также о художнике, что его написал. Если портрет изрезали в клочья, как бы такая мысль не пришла кому-то и в отношении художника. Володя побледнел, но, к его чести, следует заметить, вел себя очень решительно. Обо всем договорившись, мы поехали в центр города, где прямо напротив сквера, заросшего сиренью, стоял дом с колоннами, сооружение весьма внушительного вида. Я всегда испытывала почтение к правоохранительным органам и незамедлительно начала волноваться.
Вскоре выяснилось, что для волнений особых оснований у меня не было. Встретили нас милостиво, если не сказать ласково. Я в роли жертвы бессердечного преступника всплакнула и поведала, как, где и при каких обстоятельствах познакомилась с Глебом. Следователь сочувственно кивал. Еще бы, молодая вдова, а тут красавец с ласковыми речами, плюс море, солнце и безделье. Голова у вдовы закружилась, и она выскочила замуж, позабыв поинтересоваться биографией возлюбленного. Я добросовестно пересказала все истории, которыми меня потчевал Глеб, не очень рассчитывая, что они принесут пользу. Затем поведала о поездке в Москву с целью прояснить ситуацию с квартирой, но таковой не оказалось, по московскому адресу, указанному Глебом, проживали совсем другие люди. О Бычкове я промолчала. Испугавшись, я решила поискать родственников мужа и с этой целью поехала в Ярославскую область, вот там-то и выяснилось, что мой муж не мог быть Шабалиным Глебом Сергеевичем, раз тот благополучно скончался год назад. Эта новость повергла меня в шок, и в нем я пребываю по сей день.
Не знаю, как отнесся к моему рассказу страж закона, внешне он выглядел весьма сочувствующим. Меня попросили при появлении каких-либо знакомых Глеба немедленно сообщать в соответствующие органы и вежливо известили о том, что хотели бы осмотреть мою квартиру на предмет возможных документов, способных пролить свет на то, кем в действительности был мой муж. Я согласилась, очень сомневаясь, что гражданам повезет. Так впоследствии и оказалось.
О Деревягине не было сказано ни слова, так что выходило, с этим покойным меня в отличие от шустрого Дениса здесь никто не связывал. Далее взял слово Володя и проникновенно говорил минут десять, перечислил неприятности, которые преследовали меня последние дни, записки с угрозами и особенно разбитое зеркало. Хозяин кабинета выслушал нас, поинтересовался, где та самая записка. Услышав, что я ее выбросила, покивал, но особо не проникся, должно быть, приписав все глупым вдовьим страхам. Расстались мы вполне довольные друг другом.
— Чего следует ждать от жизни? — спросила я Володю уже в машине. Он пожал плечами.
— Не думаю, что они будут носом землю рыть. Конечно, обыск это неприятно, но меня больше беспокоят люди, которые тебе угрожают. Я бы на твоем месте подумал об охране. Знаешь что, переезжай к нам.
— Спасибо, — поблагодарила я и поторопилась проститься с ним.
На следующий день у меня появились люди и занялись осмотром вещей Глеба. Надо сказать, вели они себя исключительно вежливо и вроде бы даже стыдились. Особого энтузиазма не проявляли и, разумеется, ничего не нашли, что неудивительно, раз я тоже ничего не нашла, причем занимаясь этим с большей тщательностью и времени потратив, соответственно, тоже больше.
Извинившись, они покинули квартиру, а я отправилась пить кофе. Мне бы радоваться, что для меня все так благополучно закончилось, поскорее забыть Глеба и жить в свое удовольствие, но я упорно возвращалась к мысли о нем. Вряд ли я когда-нибудь узнаю, кем он был на самом деле. Ведь было же у него имя, данное ему при рождении, были мать, отец, и сам он был маленьким мальчиком, гонял по двору на велосипеде, ходил в школу, играл в футбол, а, может, напротив, сторонился сверстников, садился где-нибудь в укромном уголке и мечтал, как он станет отважным пиратом, лихим разбойником… А может, все было иначе, и не о приключениях он мечтал, а о том, чтобы раз в жизни поесть досыта или купить себе все тот же велосипед9 Или вообще все получилось случайно — он женился на богатой женщине, и эта жизнь вовсе не показалась вечным праздником, а стала затяжным кошмаром, когда начинаешь ощущать себя вещью, купленной по сходной цене, и, кажется мало просто послать к черту все, чтобы вернуть самоуважение. И вот тогда приходит мысль избавиться от дражайшей половины, тем самым убив двух зайцев: обрести свободу и получить деньги, потому что свободы без денег не бывает.
Сначала эта мысль копошится где-то на границах сознания, потом становится все заманчивее, все настойчивее, пока полностью тебя не захватывает, да так, что ни о чем другом ты уже думать не можешь. И в один прекрасный день ты понимаешь: это придется сделать.
Я испытывала жалость к своему мужу Да-да, к тому самому мужу, который, скорее всего, планировал убить меня в ближайшее время. Я простила ему даже это. Ведь я была счастлива с ним. Не важно, что чувствовал он, важно, что чувствовала я.
Такие мысли, как правило, далеко заводят, и я попыталась избавиться от них. Почему бы мне не продолжить поиски? К примеру, не слетать в Сибирь? Неплохо бы узнать, кто такой Деревягин, с какой стати он свалился на мою голову? Бычков встретился с Глебом в поезде, когда отправился в командировку опять же в Сибирь. Возможно, там и надо искать следы Глеба, ведь где-то он пробыл целый год до встречи со мной. Что, если как раз в это время и пересеклись их пути с Деревягиным? Если я узнаю, что их связывало, смогу понять, что происходит в настоящий момент.
Я взглянула на часы и решила съездить в аэропорт, заказать билет. Федору об этом лучше не знать, он советовал не спешить и был, конечно, прав, но иногда я его не слушаю, не послушаю и сейчас.
Поездка в аэропорт заняла довольно много времени. Но в конце концов я вернулась домой. И лишь переступила порог квартиры, сразу поняла, что не могу здесь находиться. Я села в машину и долго болталась по городу. Меня мучила тоска. Я уговаривала себя, что время пройдет, а вместе с ним и те чувства, что я сейчас испытываю, и это было правдой, потому что все проходит. Но в настоящий момент мне было от этого не легче, и я начинала реветь, как мне казалось, без причины, но причина-то была, и, может быть, поэтому слезы не приносили мне облегчения.
Ознакомительная версия.
