— И правильно, — кивнул морячок. — Все адвокаты — жулики и кровопийцы. У меня сосед адвокат, уж сколько раз по-товарищески к нему обращался: «Сергеич, дай на бутылку», — ни-ни, только рожу воротит, а я его вот с таких лет знаю…
— Заглохни, дядя, — отмахнулась Марья, с неудовольствием глядя на Олега. Морячок сразу же замолчал, только пожал плечами.
— И что было дальше? — спросила я, скорее из вежливости, потому что об остальном уже догадывалась.
— Я лежал без сознания, — с обидой продолжил Олег, — и наверняка бы умер от потери крови, если бы не Виктор. — Морячок при этих словах выпятил грудь и гордо кивнул. — Он нашел меня.
— Точно. Иду я, значит, к парку… Я всегда в парк хожу в эту пору, там обычно днем студенты тусуются, пиво пьют и оставляют бутылки, а я такого непотребства не терплю, чтоб, значит, город загаживали, и бутылки эти собираю.
— Алкаш, — презрительно констатировала Марья.
— Не алкаш, а в меру пьющий. Имею право, между прочим.
— Ври дальше, — скривилась Марья. Морячок вроде бы обиделся, но все-таки продолжил:
— Иду, значит, и, решив сократить путь, двинул напрямую, чтоб на аллею выйти. Тихо так, и на душе благостно…
Я невольно нахмурилась: еще одной христианской души я просто не выдержу, но Виктор вновь вернулся к суровой действительности. Тут требуется кое-что пояснить. В северном районе нашего города, который по старинке зовется Слободой (когда-то там действительно была ткацкая слобода), располагался большой парк, разбитый в пятидесятых годах прошлого века. Задуман он был по принципу московского и даже назывался так же: ВДНХ, с прибавлением «области». Название не прижилось. Парк с самого основания был прозван «полтинником» по неведомой причине. Старожилы утверждают, что были там павильоны, сады, гуляли образцово-показательные свиньи, крупный рогатый скот и гуси прямо-таки невиданных размеров, а также были выставлены на всеобщее обозрение изделия предприятий, которыми славна область. Впрочем, павильоны и сады благополучно дожили до сего времени, но еще лет тридцать назад все достижения куда-то испарились и павильонам нашли другое применение: в одном была библиотека, в другом — отдел милиции, в третьем — спортклуб. Парк официально назвали Парком культуры и отдыха, но горожане, должно быть, из духа противоречия, окрестили его «выставкой», как раз тогда, когда он перестал быть ею. Потом пришли тяжелые времена, и парк захирел, вскоре все павильоны были распроданы частным фирмам. Самым шикарным, но и самым удаленным был как раз тот, что стоял у Лебяжьего пруда. Там и находился офис Медведева. То, что среди белого дня там пробили человеку голову, в принципе, не удивляло, парк — он и есть парк. С другой стороны, наряды милиции там дежурили постоянно. Это я к тому, как надлежало отнестись к словам Олега. Я подумала и решила: надлежало отнестись с доверием.
— Иду я, значит, — между тем продолжил морячок, — и вдруг слышу: жалобно кто-то стонет. Ну, я заглянул в кусты, хоть и опасался подвоха, но так как по характеру человеколюбив и не могу пройти мимо чужой беды… заглянул, а там вот он лежит, весь в крови и портфелишко к груди прижимает, а в кармане у него как зазвонит, я аж подпрыгнул. А он стонет еще жалостливее…
— Телефон? — не удержалась Марья.
— Нет, Олег ваш. Ну, я обрадовался, что он живой, с трупом только свяжись, себе дороже… — Тут мы все непроизвольно поморщились. — Вызвал «Скорую», дождался чин-чином и сюда его сопроводил. По дороге он, сердечный, очнулся и давай о портфеле волноваться, а когда увидел, что конверта нет, только что не плакал. Даже врачиха сказала: «Немедленно прекратите волноваться, а то я ни за что не отвечаю». Во как. Чего в конверте-то было? Я пытал, он молчит. Деньги небось?
— Фотографии, — ответила я.
— Шантажировать кого хотели?
— Что ты мелешь? — обиделась Марья. — И как тебе такое в голову пришла?
— Что ж мы, по-вашему, телик не смотрим? Уж если за фотографии по шарам дали, ясно, что фотографии не простые, а золотые. На что еще нужны? Когда такую компромать с собой возишь, непременно нужна охрана.
— Значит, фотографий у нас нет? — задала риторический вопрос Марья, твердея лицом. — Это порождение ехиднино постаралось. Больше некому. Только как он пронюхал? — озадачилась она,
— Гридин позвонил, — нахмурился Олег. — Донес дружку… хотя откуда Гридину знать…
— Он знал, — кивнула я покаянно. — Я сама и рассказала, что привезла тебе фотографии. Муж быстренько снарядился — и тебя по голове…
— Какой мерзавец, — покачал больной головой Олег. — А еще прикидывался, сочувствовал.
— Муж?
— Гридин. Сюда приезжал… А тогда — это он мне названивал, за бумажки переживал.
— Иуда, — подсказала Марья. — Выходит, они с Серегой заодно.
— Кто бы сомневался, — презрительно фыркнул Олег, косясь на меня. — И Симону он обрабатывает с целью… Чего там, мерзавец.
Если он думал, что открывает мне глаза, то совершенно напрасно, я и до этого ничуть не сомневалась, что у Андрея есть интерес, помимо больших чувств ко мне.
— Они становятся опасны, — продолжил Олег. — Два покушения на вас, слава богу неудачных, сегодня едва не убили меня… — Тут Олег поморщился и потрогал голову, а морячок выпятил грудь.
— Ты в милицию заявил? — спросила я.
— Гридин сразу же позвонил… лицемер. Уже приезжали, допрашивали.
— И про супостата сказал? — нахмурилась Марья.
— Сказал, но они не впечатлились. У меня еще бумажник пропал. Считают, обычное ограбление. Теперь жалею, что сообщил им про конверт, толку от этого не будет, а муж Симоны озлобится, что мы на него опять милицию натравили. И, очень возможно, перейдет к решительным действиям.
— Куда уж решительнее, — заметила я.
— Он нас всех укокошит, — заявила Марья, так напугав саму себя, что тут же побледнела до синевы.
— Тогда ему тюрьмы не миновать, раз милиция в курсе наших проблем.
— Да ментам по барабану, — вмешался морячок. — У вашего муженька и деньги, и знакомства, а от вас одни бумажки останутся. — Из этих слов я заключила, что морячок в курсе наших дел, и пригорюнилась. Надеюсь, у Олега хватило ума промолчать о трупе. — Бумажки что? Ерунда, разорвал, и всех делов.
— Вот именно, — пискнул Олег, соревнуясь с Марьей в бледности. — Симона, тебе необходима охрана. События развиваются чересчур стремительно и…
— Где ее взять? — вздохнула Марья. — В охранное агентство я на всякий случай звонила, такие бабки дерут, креста на них нет. А где у нас деньги? Жаль, что твой папа прислал нам никудышный подсвечник. Лучше бы денег сколько-нибудь, мы бы их в дело пустили…
— Какой папа? — тут же заинтересовался Олег, причем морячок тоже навострил уши.
Надо сказать, они у него здорово напоминали кошачьи — волосатые и чрезвычайно подвижные. Опять же, меня неприятно поразил тот факт, что Марья употребляет местоимение «нам»: похоже, она даже папу готова поделить на двоих, точно он и к ней имеет отношение. Мне, конечно, не жалко, особенно если учесть, что папа даже не мой, а какой-то приблудный, неизвестно откуда взявшийся, но как-то так выходило, что мы с ней почти породнились, а я все же не теряла надежды когда-нибудь избавиться от нее. Пока я хмурила лоб, размышляя на эту малоприятную тему, Марья с воодушевлением принялась рассказывать:
— У Симоны обнаружился папа в Израиле, он прислал ей подсвечник. Какая-то реликвия. Мы его всю ночь пилили, но никаких ценностей не нашли.
— Постойте, — заволновался Олег, — как папа? Почему в Израиле?
— Ну… он выехал на историческую родину. У него была другая семья, а умирая, он завещал Симоне…
— Мой папа умер двадцать лет назад, — прервала я ее излияния, — а если кому-то пришло в голову прислать мне подсвечник, так это вовсе не значит, что он мой отец.
— Но ведь это важный вопрос, — волновался Олег все больше и больше. — Ты ведь Радужинская Симона Вячеславовна, 25 января… — Далее я смогла убедиться, что мои паспортные данные, а также прежнее место жительства он знает очень хорошо, причем знает даже то, что я сама успела забыть. К примеру, какой садик я посещала и где мы тогда проживали с мамой.
— Откуда у тебя эти сведения? — удивилась я.
Олег густо покраснел и пробормотал, что он очень серьезно относится к своей работе. При чем тут его работа, я не поняла, но уточнять не стала, тем более что Олег поспешил сменить тему и вновь вернулся к вопросу нашей безопасности.
— Сейчас, когда я не смогу быть рядом с вами, — начал он, голос его срывался от волнения, — я готов организовать охрану за собственные деньги.
Мне кажется, он не меньше нас был потрясен своим благородством. Морячок радостно закивал, точно речь шла о его безопасности, а не нашей.
— Хорошо, — не стала я спорить, тем более что развитие событий мне тоже не нравилось. Правда, я не знала, какой толк от охраны, то есть как нас станут охранять? Дюжий дядька будет рядом днем и ночью? По-моему, это обременительно, но лучше сначала послушать умного человека.
