— Значит, в квартире новые жильцы живут? Пойдем, я с ними познакомлюсь, — сказал Власов.
Они поднялись на второй этаж и позвонили в правую дверь. Открыла курносая горничная в белом переднике.
— Барина нет, господа.
— А барыня?
— Барыня дома.
— Доложите, что к ней из полиции пришли.
Горничная ушла в глубь квартиры, через минуту вернулась и пригласила в гостиную. Там их уже ждала миловидная женщина лет двадцати пяти.
— Чем обязана, господа?
— Губернский секретарь Власов, из первого участка Тверской части. Это мои коллеги. Мы разыскиваем прежних жильцов этой квартиры.
— Тогда вы обратились не по адресу. Я прежних жильцов не знала. Квартиру мы с мужем сняли по объявлению.
— Скажите, а не осталось ли от прежних жильцов каких-нибудь вещей?
— Все, что вы видите вокруг. Мы поженились недавно, собственной мебелью обзавестись не успели, а тут такое удачное предложение — отличная квартира и прекрасная мебель за весьма умеренную плату.
— Я имел в виду личные вещи: документы, письма, фотографии.
— Нет, не было ничего.
— Была карточка, барыня.
Все обернулись к стоявшей у порога горничной.
— Помните, вы мне шкап велели передвинуть на новое место? Вон, дворник мне помогал.
Дворник кивнул в знак согласия.
— Шкап сдвинули, я из-за него сор стала подметать, гляжу — карточка. А на ней барыня изображена.
— Куда же ты ее, Глаша, дела? — спросила хозяйка.
— А на свой сундук приклеила, уж больно на барыне платье красивое.
Власов подошел к горничной.
— А ты не могла бы нам эту карточку показать, милая?
— Так вы ее заберете?
— Заберем. А взамен я тебе дамский журнал пришлю.
— Ух ты! А не обманете?
— Зачем мне тебя обманывать? Мне дамский журнал по случаю достался, и он мне ни к чему.
Горничная сходила на кухню и вернулась с фотографией.
На ней была изображена красивая девушка лет двадцати. Она сидела вполоборота к фотографу, в отведенной в сторону правой руке держала папиросу в длинном мундштуке, а в левой — бокал, очевидно с вином. Девушка призывно улыбалась. Внизу карточки было напечатано: «Кабинет-портрет. Фотография Янсона Г. А. Фонтанка, 71. Негативы хранятся». Власов перевернул фотографию. На обороте красивым женским почерком была сделана надпись: «Папке от Матильды».
— Знакома тебе сия персона? — спросил Власов у дворника.
— Дык это жена хозяина прежнего, Матильда Митрофановна. По пачпорту-то она Матрена, но все ее звали Матильдой.
Полицейские вышли на улицу. Власов попрощался, сел на извозчика и укатил. Поликарпов предложил Тараканову пройтись.
По дороге каширянин рассказал москвичу все ему известное о «товарище Андрее», но про то, как узнал его адрес, по-прежнему не проронил ни слова.
— Знаете что? Отведу-ка я вас к одному нашему сотруднику. Он в нашей епархии заведует эсдеками. Вам будет полезно у него проконсультироваться. Обращайтесь к нему «ваше высокоблагородие».
Когда пришли в охранное, Поликарпов подвел его к одной из дверей и велел ждать, а сам постучался и зашел в кабинет. Минут через пять он пригласил туда Тараканова.
В кабинете за заваленным бумагами письменным столом сидел пожилой уже мужчина в прекрасно сшитом английской шерсти костюме.
— Присаживайтесь, господин Тараканов. Вениамин Васильевич, — обратился хозяин кабинета к надзирателю, — распорядитесь насчет чаю.
«Его высокоблагородие», представившийся Василием Григорьевичем, долго и обстоятельно расспрашивал Тараканова, несколько раз уточнял приметы «товарища Андрея», потом надолго задумался.
— Ни на кого из крупных эсдеков ваш товарищ Андрей не похож. И это его «мент не человек, а пес» не из лексикона «товарищей». Вы знаете, я почти уверен, что это не революционер, а уголовный. «Товарищи» в последнее время навострились привлекать к «эксам» уголовных в качестве «сведущих людей», выплачивая им известный процент от награбленного. Отсутствие части похищенных денег у убитого Волкова — лишнее тому подтверждение. Я бы вам советовал в сыскное обратиться, оно рядом с нами располагается. Я вам сейчас напишу записку их начальнику.
В сыскном отделении к визиту тульского полицейского отнеслись с прохладцей. Дежурный надзиратель отвел его к дежурному чиновнику, тот, внимательно изучив полицейскую карточку Тараканова, отдельное требование Кожина и записку Василия Григорьевича (она так и была подписана — «В. Г.»), вызвал к себе заведующего столом приводов и перепоручил Тараканова ему. Чиновник в мундире с петлицами губернского секретаря отвел каширянина в какой-то кабинет, заставленный стеллажами с папками, нашел среди них нужные и положил их на стол.
— Вот-с, знакомьтесь. Здесь карточки всех нам известных громил и гайменников.
Тараканов листал папки долго. От усталости в глазах стало рябить, лица рассматриваемых преступников начали сливаться. Он отложил очередную папку, закрыл глаза и просидел так минут пять, потом возобновил поиски. Наконец он перелистнул последний лист последней папки. Никого похожего на «товарища Андрея» на фотографиях он так и не увидел.
Он поднялся и стал искать чиновника.
Когда Тараканов вышел на улицу, было уже темно. В животе урчало от голода. Он пересек оживленную Тверскую и пошел по бульвару. У постового городового поинтересовался, где можно поужинать, и был направлен в кухмистерскую, располагавшуюся в ближайшем переулке. Ужин он съел моментально, потом попросил чайную пару и французскую булку. Попивая чаек, Тараканов стал думать о дальнейших своих действиях.
«Ничего не остается, как в столицу ехать. Сожительница Зундштрема там снимала кабинет-портрет. Наверное, там и жила. Коли фотограф хранит негативы, есть надежда найти и адрес заказчицы. Да и женщина она красивая, фотограф мог ее запомнить. В любом случае больше искать негде. Надо ехать».
Тараканову опять пришлось раскошелиться на извозчика. Сначала они съездили на Павелецкий вокзал, где он забрал из камеры хранения свой чемодан со сменой белья и заботливо собранной матушкой в дорогу снедью, а потом поехали на Николаевский.
Ему повезло, пассажирский поезд до Санкт-Петербурга отправлялся через полчаса — ровно в девять вечера. Тараканов взял за шесть рублей билет в третий класс, разместился между двумя какими-то пьяненькими нагольными тулупами, крепко зажал чемодан между ног и под гомон голосов в вагоне, пиликанье гармошки и плач ребенка задремал.
5
В Бологое поезд пришел ровно в 9 утра и должен был простоять полчаса. Тараканов вышел на платформу глотнуть свежего воздуха и размять затекшие на деревянной лавке члены. Через пять минут прогулки он почувствовал, что голоден, и пошел в буфет попить чаю. Ни одного свободного столика не оказалось — все были заняты пассажирами двух поездов — питерского и встречного, московского.
Тараканов взял стакан с чаем, вытащил из чемодана пирожок с ливером и хотел примоститься на подоконнике. Увидевший это немолодой мужчина, сидевший за своим столиком в гордом одиночестве, призывно замахал рукой.
— Молодой человек, присаживайтесь!
— Покорнейше благодарю.
— В столицу?
— Да-с, в командировку.
— Вот как! А я, наоборот, из командировки. По какому ведомству изволите служить?
— По МВД.
— А я в Министерстве финансов. Надолго в столицу?
— Пока не знаю.
— А вы в каком вагоне едете? Я во втором вагоне второго класса, переходите ко мне, рядом со мной место есть, побеседуем.
— Благодарю, но у меня билет в третий. Не было второго класса в кассе, — соврал Тараканов.
— Странно. В моем вагоне от самой Москвы полно мест. Вечно эти кассиры что-нибудь путают. Но это не беда. Вы найдите обер-кондуктора, дайте ему полтинник, и он вас с превеликим удовольствием разместит во втором классе. В третьем-то намучились небось?
— Спину до сих пор разогнуть не могу.
— Вот! А мы только полдороги проехали! Перебирайтесь ко мне.