— Мыли-мыли, а пятно пропустили, — заметил полковник.
— Да.
— Сергей мне сообщил, — добавил Алексей, — что в кабинете замок в двери не совпадает по высоте с планкой на косяке. И в подвале не совпадает. Краснов снял с петель дверь в гараже, оттащил в кабинет, повесил там, и замок идеально совпал с пластиной.
— Ты хочешь сказать, что Германа пристрелили в подвале, возле двери? Сработали неаккуратно — первая пуля пробила шею и застряла в доске…
— Пистолет держали неуверенно, в тряпке или в перчатке — боялись отпечатки Краснова стереть, — добавил баллистик.
— И только со второго раза попали точно, — продолжил шеф.
— Когда Герман корчился на полу и брызгал кровью из раны в шее, — добавил Алексей.
— А потом пришлось сменить двери и пол вымыть, — завершил Максимов.
— Про дверь мне Краснов сообщил, когда мы в машине ехали.
— Вот какие факты выясняются, — Максимов покачал головой. — Краснов сам решил себя из петли вытаскивать. Круто. Чувствую его хватку. Молодец.
— Это только догадки, — подлил ложку дегтя в бочку меда Долгов. — Сам Краснов мог кровью на пол капнуть, чтобы от себя подозрение отвести.
— А двери? — парировал Алексей.
— Он мог Германа в подвале пристрелить, а потом сам двери поменял.
— Тогда как камера засняла его изображение в кабинете?
Максимов отмахнулся от этой версии:
— Кстати, что по этой записи, она подлинная? — обратился он к компьютерщику Николаю Мисяеву. До этого момента тот в дискуссии участия не принимал. Ждал своей очереди.
— Поддельная ли запись или настоящая, определить чрезвычайно сложно, — начал Мисяев. — Она сделана на цифровой камере, и суд ее в качестве улики не примет. Хотя подсознательно, как факт, она над судьями довлеть будет.
— Как, в принципе, можно изготовить такую запись? — полковник встал и зашагал по кабинету. Он часто так делал, когда засиживался в кресле и ему хотелось размять косточки.
— Довольно просто — для тех, кто умеет. Нужно снять актеров, исполняющих сцену: один роется в кабинете в сейфе и играет Краснова, другой входит — он Герман. Первый выхватывает пистолет и стреляет. Второй падает. Пистолет и выстрел не настоящие, а как в кино. На голове у первого, того, кто будет Красновым, должен быть одет однотонный чулок яркого цвета. Голубой или желтый. Потом в компьютер вводят изображение лица Сергея Краснова. Для этого его надо где-то снять на камеру на синем, голубом или желтом фоне. В компьютере есть специальная программа, она накладывает одно изображение на другое. При кропотливой подгонке это изображение не отличить от настоящего и никакими методами не определить, что оно фальшивое.
— Мы видели в гараже в подсобке большой кусок голубой занавески. Она валялась под стеллажом, — подтвердил Фомин. — Но в разговоре Сергей не упомянул, что его снимали на синем фоне.
— Может, и снимали, но он этого не заметил, — добавил Максимов. — Доказать, что запись фальшивая, ты сможешь?
— Нет, не смогу, — заключил Мисяев. — Если бы качество оригинала было высоким, то как раз по качеству можно разобрать. А тут снимала камера системы наблюдения, черно-белая, у нее разрешающая способность низкая. Эта техника полупрофессиональная, с телевизионной и тем более с кинокамерой не сравнить, поэтому определить невозможно.
— Ну ладно, какие еще будут соображения? — подвел черту Максимов.
— Допросим Анну Фрейн, возьмем у нее анализ слизи из… — сказал с улыбкой Фомин. — Может, дело прояснится.
Все расслабились, заулыбались. Полковник сделал еще один круг и сел в свое кресло.
— Ну что, технические сотрудники свободны, а опера останьтесь, — скомандовал он.
Когда Гудко, Денисов, Фадеев и Мисяев попрощались и вышли, Максимов достал из ящика пакет с ванильными сушками и положил на стол. Выудил из него одно колечко, разломил в пальцах и запихнул дольку в рот.
— Запоминайте перечень неотложных мероприятий, — распорядился он. Алексей и Михаил угостились по сушечке и тоже сладко захрустели.
— Допрашиваем Фрейн. У нее надо выяснить, есть ли у Германа родственники, дети. Он очень богат, может, его шлепнули из-за наследства? Разыщите его адвоката. Выясните, есть ли у него враги, конкуренты. Он крупный бизнесмен, значит, враги или хотя бы недовольные должны быть. Может, это месть за содеянное в прошлом. Приказал ликвидировать конкурента, а тот отомстил. Надо поговорить с начальником охраны его фирмы, с замами. Вот пока и все. Набирайте информацию, копайте, копайте землю. Времени у нас до понедельника.
— А может, надавить на Анну? — предложил Алексей. — Она молодая девушка, поднажать — расколется. Сергей ведь обвиняет ее, и факты подтверждают, что он не врет. Она его наняла, он ее снимал на видеокамеру, потом трахал…
— Доказательств того, что он ее снимал, нет. Пленок нет. Или их не было вовсе, или выкрали, — полковник отпил из стакана холодного чая. — Преступники все мастерски просчитали и выполнили с умом. Редко встречаются такие фигуранты. Интересно, кто они?
— Анна Фрейн с компанией, кто же еще, — Алексей кипятился. — Она его подставила и теперь будет ждать, пока его поймают и осудят.
— А если Краснов отыщет улики на нее? — вступил в разговор Михаил.
— Не отыщет, — Долгов встал и подошел к окну. — Даже если убивал не он, его подставили крепко. Он не сможет доказать, что не он стрелял из своего пистолета. И мы этого не докажем. Мы не докажем, что запись фальшивая. То, что он трахал Анну, с него обвинения не снимает. А капля крови Германа на полу в гараже… Может, у Германа за десять минут до смерти из носа кровь пошла. Занавеска вообще не улика, и дверь тоже. Может, это сам Герман месяц назад двери перевесил, потому что ему так захотелось. Мы не докажем, что убил кто-то другой, а не Краснов. Пусть даже на самом деле он и не стрелял.
Все сидели как в воду опущенные. Роковая правота Виктора Долгова била оперативников наповал. В глубине души и Максимов, и Фомин, и Нечаев понимали, что Сергей невиновен, но доказать это не могли. Не могли они и с уверенностью сказать, что именно Анна Фрейн «заказала» мужа.
— Пусть так, — заключил Николай Иванович. — Мы должны отработать все версии. Краснов — первая, наследство Анны Фрейн — вторая, убийство заказано конкурентами или соратниками — третья, месть — четвертая. В любом случае, все сходится на Сергее. Может, это месть ему за его дела в пору службы в МУРе. Кого-то тогда посадил, тот отсидел десятку, вышел и отомстил. — Все удивленно посмотрели на шефа. — Начинайте поиск родственников, компаньонов, соратников и врагов олигарха Германа Фрейна. В ходе следствия обнаружатся новые факты, люди, наберем больше информации — получим простор для оперативных действий. Вдруг здесь замешана большая политика? Надо проработать и это…
Зазвонил телефон, и Фомин снял трубку. Выслушав короткое донесение, он сообщил:
— Приехала Анна Фрейн. Она в «террариуме».
— Ну что ж, прекрасно, пошли на нее посмотрим. Витя, готовься к допросу, — Максимов усмехнулся.
Все встали и вышли из кабинета.
Красота непорочна, но красивая женщина нередко бывает порочна — это определение вполне подходило к Анне. Она, великолепная и прекрасная, обольстительная и притягательная, восхитительная и недосягаемая, обворожительная и пленительная, пугающая и манящая, желанная, но смертельно опасная, прохаживалась в пустой комнате для допросов, как львица в клетке, ожидая, пока кто-нибудь рискнет к ней войти. Для ее красоты можно было подобрать много высоких слов, но все они сводятся к одному — все прелести мира и все пороки слились воедино в ее лице, теле и душе.
Анна знала себе цену — и была она непомерно высокой. Так она думала. Многие могли бы заплатить ее, но это была бы их последняя в жизни сделка. Остальные довольствовались бы сознанием своей несостоятельности и чувством стыда, и лишь небольшая часть попросту махнула бы рукой. Не по голове шапка.
В комнате для наблюдений стояли Максимов, Фомин, Долгов и Нечаев и любовались Анной. Именно любовались, а не следили, так как в глубине души каждый мечтал ближе познакомиться со столь прелестным созданием. Они и не предполагали, сколь опасно это сближение.
А девушка просто ходила из угла в угол, никуда не смотрела и, казалось, была погружена в себя. На ней был строгий темный брючный костюм, кремовая рубашка и черные туфли на высоких каблуках. Волосы стянуты в тугой пучок на затылке, лицо без косметики; из украшений только обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. В глазах скорбь и подавленность. Что в душе — никто из оперов определить не мог.
Несмотря на плачевный вид, Анна излучала мощнейший сексуальный импульс. Она воздействовала на мужчин изнутри, подсознательно. Для этого ей не надо было вилять бедрами, прогибаться, демонстрировать стройность ног, высоту и пухлость груди. Она просто наклоняла головку, скользила холодным надменным взглядом мимо собеседника, поворачивалась на каблуках и грациозно шла. Наблюдателя это возбуждало сильнее, чем стриптиз, оральный секс и групповая порнография вместе взятые. Это было проникновением, прикосновением к чему-то таинственному и величественному, недосягаемому и магнетическому. Это было посвящением в мечту.
