Ясен пень, без них она никоим образом не сумела бы все это воплотить в жизнь. Ведь изготовить взрывное устройство сможет далеко не каждый мужчина даже при великом желании. Здесь нужны специфические знания.
Вернее сказать, сделать саму адскую машину не так уж и трудно. Гораздо сложнее смастерить, правильно установить взрыватели и при этом не взлететь на воздух самому.
Кроме того, насколько я помню, пластит в магазинах почему-то не продается. Кто-то должен был где-то раздобыть это взрывчатое вещество военного назначения и доставить его изготовителю. Или же этот народный умелец занимался снабжением сам.
Я видел два пути продолжения поиска. Первый и весьма опасный — попытаться выяснить причастность следователей ФСБ к взрывам. Этот вариант я тоже не отбрасывал полностью. В самом деле, почему эти рыцари плаща и кинжала могут подозревать офицеров спецназа ГРУ, а те не имеют права отвечать им полной взаимностью?
Сотрудники службы безопасности в состоянии получить доступ к пластиту. Значит, они должны находиться точно на таком же подозрении, как и Виктор Федорович.
Воображение подсказывало мне, что эти самые ребята таким вот образом пытаются уничтожить подполковника в отставке Скоморохова, чтобы отвести подозрения от себя. Мотив для совершения преступления может оказаться самым неожиданным. Но он вполне в состоянии выплыть на всеобщее обозрение, когда подойдет время.
Второй путь выглядел не столь перспективным — искать через Юрия Максимовича Нифонтова, который часто навещает Елену Анатольевну. Каким может стать результат такой вот оперативно-розыскной деятельности, я не знал, но хотел все проработать в деталях, не упуская ничего, ни единой мелочи.
У нас на службе этот принцип считается очень важным. Ведь ты никогда не ведаешь наверняка, как может обернуться то или иное дело. А общая картина всегда складывается именно из деталей.
Я осторожно выглянул за дверь, и мне показалось, что во дворе теперь неестественно светло. Это луна вышла из-за облаков.
По-прежнему соблюдая осторожность, я вышел из сарая и скользящими шагами двинулся к забору, который в одну сторону преодолел без проблем, и тут увидел, что калитка распахнута. Однако я совсем недавно бросал на нее взгляд и очень даже хорошо помнил, что она была закрыта.
Я сделал несколько шагов и замер на месте. Почувствовал что-то тревожное за спиной и чуть сбоку. Обернулся я быстро, одновременно с шагом в сторону, готовый к любым действиям.
Но ничего со мной не случилось. У каждого опытного спецназовца глаза часто находятся на затылке. Они увидели то, что мне необходимо было заметить.
За импровизированным крыльцом перед останками веранды что-то светилось, причем явно электрически. Это не был отблеск луны. Когда я проходил сбоку от развалин веранды, останки строения этот свет от меня закрывали. Потому я его и не заметил. Он был слабым, отраженным от каких-то поверхностей, явно не зеркальных.
Я разглядел, что входная дверь слегка приоткрыта. Но из дома свет не падал.
Я сразу предположил, что замечен Еленой Анатольевной и даже, наверное, узнан ею. Она могла наблюдать за мной из темноты дома. Сначала высунула, видимо, руку с фонариком, но потом уронила его. Сейчас он лежал на полу и светился.
Значит, мне следовало выкручиваться. Как именно, я придумал сразу, решил, что убегать не следует. Надо подойти к хозяйке, извиниться и сказать, что потерял документы на автомобиль вместе с правами. Может быть, выронил в доме. Дескать, разбудить вас я не решился, поэтому сам посмотрел только во дворе, где ходил, а к вам хотел зайти уже утром. Потом я должен еще раз извиниться и попросить Елену Анатольевну посмотреть в доме.
Заходить туда я не собирался. Она, конечно, ничего не найдет, я еще раз извинюсь и удалюсь. Потом, если возникнут вопросы, я всегда смогу оправдаться, сказать, что позже нашел документы в машине.
Я ступил на временное крыльцо, и едва слышно проговорил:
— Елена Анатольевна, это опять частный детектив Страхов. Извините, ради бога, что так поздно вас беспокою. Обстоятельства заставляют.
В ответ я не услышал ни слова. Фонарик лежал там, где ему и следовало находиться, то есть за порогом. Только теперь я сообразил, что его следовало бы прицельно бросить из двери дома, чтобы он попал на это место. Или уронить при выходе на временное крыльцо. Да и в щель за мной, кажется, никто не подсматривал.
Я посветил своим фонариком-зажигалкой в эту самую щель и убедился в том, что за дверью никого не было. Мне сразу вспомнился быстро удаляющийся звук двигателя «Порше 911», заодно и открытая калитка. Если человек по какой-то причине собой не владеет, немудрено даже фонарик уронить и не заметить этого.
Я сделал несколько коротких шагов по доскам, локтем, чтобы не оставлять отпечатков, приоткрыл дверь пошире и осветил пространство перед собой. Рядом со столом, за которым мы с Нифонтовой вечером пили чай, головой в луже крови, лежала именно эта самая женщина. Рядом валялся топор.
Понимая, что меня могут обвинить в убийстве бывшей учительницы, я посветил на стол и увидел, что чашка, из которой мне довелось пить чай, уже не стоит на прежнем месте. Елена Анатольевна успела перемыть посуду. Значит, она стерла мои отпечатки пальцев.
Но это было не особенно важно. Я и не скрывал, что посещал ее. В деревне меня видели несколько человек, в том числе и здешний участковый. Значит, мне не стоит удалять свои отпечатки, предположим, со спинки стула, за которую я брался, когда садился за стол. При этом я могу запросто стереть пальчики настоящего убийцы.
А вот фонарик, уроненный кем-то!..
На кухонном столе стоял держатель для салфеток. Я его еще вечером увидел. Простенькая штучка из штампованного алюминиевого листа, какие можно встретить в каждом дешевом кафе.
Я шагнул вперед, вытащил одну салфетку, вышел и через нее взял фонарик в руки. Держал там, где его обычно не берут — около головки с линзами. Понимая, что на кнопке обычно остаются отпечатки пальца, я не стал нажимать на нее, а просто через полу своей камуфлированной куртки немного повернул заднюю крышку, чтобы батарейки отошли от контактов. Фонарик погас.
Я оставил калитку открытой, сел в свою машину, нашел там пластиковый пакет и сунул в него фонарик. Теперь отпечатки будут в сохранности. Если, конечно, они вообще есть.
Мне следовало обдумать ситуацию и решить, как вести себя дальше. Я не мог просто взять да и покинуть место убийства, никому не сообщив о трагедии, не оставив фонарик в руках сотрудников полиции, способных хотя бы снять отпечатки пальцев.
Во-первых, это просто было не в моих правилах. Я не мог равнодушно относиться к тому, что происходило вокруг меня. Во-вторых, поступить так значило бы бросить на себя тень подозрения.
Я не знаю, кто именно мог видеть здесь меня или даже мою машину, когда я въезжал в деревню во второй раз. Но обязательно найдется человек, который сообщит следствию, что я возвращался сюда.
Если я сделал это, а потом сбежал, значит, на мне есть вина. Сознательный гражданин удирать не будет. Он обязательно обратится в честнейшую в мире российскую полицию, а потом и сам руки под браслеты протянет.
Мои мысли о том, что полиция может просто задержать меня до выяснения обстоятельств и тем самым сорвать мое расследование, принимать в расчет никто не будет. Рассуждения такого порядка ни в коей мере не являются уважительной причиной для бегства.
Рыжий участковый Василий!.. Я подумал, что с этим человеком очень даже можно договориться. Он с головой, как мне показалось, дружит.
Не раздумывая долго, я завел автомобильчик, развернулся почти на месте, благо моя машина хорошо умела это делать, и поехал к дому старшего лейтенанта. Ночью двигаться приходилось медленнее, но дорога все равно показалась мне короче. Добрался я быстро.
Полицейская белая «Нива» по-прежнему стояла, уткнувшись бампером в ворота. Значит, Василий никуда не отъезжал. Трудно было бы предположить, что он каждый раз рискует продавить бампером ворота.
Я нажал на кнопку звонка, укрепленного на калитке, и почти сразу услышал детский плач, доносившийся из дома. Ну вот! Ребенка разбудил. Но сейчас это тоже не имело особого значения.
Василий вышел через пару минут. Теперь без кителя, в спортивном костюме со штанами, вытянутыми на коленках. Он дошагал до калитки ближе, бросил взгляд сначала на «Сузуки Джимни», потом на меня.
— Это ты? Чего не спится?
— Елену Анатольевну убили. Зарубили топором, — сообщил я сразу, без предисловий.
— Подожди. Я сейчас.
Он даже калитку не открыл, сразу вернулся в дом и вскоре вышел в мундире, с кобурой на поясе и жесткой кожаной папочкой в руке. Василии хотел открыть свою машину, но заметил мой жест и опустил руку с брелком. Я пригласил его в свой автомобильчик.
