Ознакомительная версия.
— У Сережи могли быть еще сообщники…
— Да, сплошная путаница, и концы с концами не сходятся. Это убеждает меня в том, что в деле есть некто третий, не хозяева алмазов и не их похитители… Стоп, а если Сережа перед смертью сказал, где они?
— Да ничего он не успел сказать. Все длилось минуту, не больше. Эти типы просто выволокли его из машины и застрелили… Извини, — опомнилась я.
Миша долго молчал.
— По крайней мере еще у одного человека был повод забрать «Ауди» со стоянки.
— У кого? — заинтересовалась я.
— У предполагаемого убийцы твоей подруги. Расчет прост: запутать следствие. Записка, взятая со стоянки машина, получается, что в четверг твоя подруга была еще жива.
— А на самом деле?
— Когда ее видели в последний раз?
— В среду, в восемь утра, она собиралась ехать на фабрику, на самом деле она туда не собиралась, но именно это сказала мужу. Они вместе позавтракали, и она уехала, а он к девяти отправился на работу.
— А на чем она собиралась ехать на дачу? На твоей машине?
— Нет, конечно. Она же ехала с Самохиным.
— Но он утверждает, что их встреча не состоялась, а соседи видели на даче открытые окна. На чем-то она туда добралась?
— На такси, я думаю. Как же еще?
— Ты звонила ей на дачу, но она не отвечала, так?
— Так, — кивнула я.
— Во сколько позвонила первый раз?
— После обеда.
— Значит, что бы ни произошло на даче, это произошло до обеда. Надо всерьез браться за Самохина.
Миша решительно тряхнул головой, а я чуть было не сунулась с вопросом: что мы ищем, убийц Сережи или алмазы? Однако задать его поостереглась. Меня лично интересовала Алька, так что Мишино рвение стоило поддержать.
Если алмазы и интересовали его, то о брате он точно не забыл, в этом я смогла вскоре убедиться.
— Вот что, — сказал Миша. — Едем ко мне на работу, посмотришь кое-какие фотографии, может, среди них есть тот, кто разговаривал с тобой ночью. Пора нам знать, с кем имеем дело. — И мы поехали к нему на работу.
По дороге он неожиданно спросил меня о родителях. Я насторожилась, но отвечала вполне спокойно и даже обстоятельно.
— Родители развелись уже давно, папа живет в Красноярске, мама вышла на пенсию и сейчас на даче. Есть еще старшая сестра, замужем, — в этом месте я вроде бы струхнула, но решила не врать и продолжила с полной откровенностью, — муж у нее еврей, когда они с Леной познакомились, учились в институте, а его семья к тому времени уже уехала в Израиль. Год после окончания института они жили здесь, а потом тоже уехали.
— Давно? — равнодушно спросил Миша.
— Семь лет. — Было ясно, мои родственники его не заинтересовали. Я мысленно вздохнула с облегчением, а потом почему-то обиделась.
Миша устроил меня в кабинете, выглядевшем чрезвычайно уныло. Над столом висела репродукция картины «Ленин в Горках», выцветшая, покрытая толстым слоем пыли, я с недоумением на нее уставилась. Миша, заприметив мой взгляд, сказал виновато:
— Она мне по наследству досталась, от предшественника. Все никак не соберусь выбросить.
Я с пониманием кивнула, продолжая осторожно оглядываться. Впрочем, особенно рассматривать было нечего: стол, два стула, кресло-развалюха у окна, шкаф у стены, металлическая вешалка, желтые шторы на окнах, по-моему, грязные. Кабинет нагонял тоску успешней, чем визит к зубному врачу. Я попробовала представить себя в таком кабинете, сидящей по шесть-семь часов в день, и поежилась. Конечно, мои «сугробы» в квартире выглядят чудовищно, но вид унылых неприютных кабинетов повергает меня в ужас. Именно поэтому я не могла до сих пор подыскать себе работу по душе. Придешь, глянешь — и возвращаться в такое место уже не хочется ни за какие коврижки.
— Ты давно здесь работаешь? — спросила я, пока Миша рылся в столе.
— Пять лет, — приподняв голову, ответил он.
Я мысленно охнула, но тут же решила, что мужчины менее восприимчивы к окружающей среде и такие вещи, как интерьер, их попросту не волнуют.
Наконец он извлек фотографии и протянул их мне. С третьей на меня насмешливо взирал ночной тип. Я почему-то испугалась, руки задрожали, а я жалобно пробормотала:
— Вот этот.
Миша взял фотографию, тяжело вздохнул и заметил:
— Так я и думал…
— Что? — насторожилась я. — То есть кто это?
— Мальчик… Очень неприятный тип и очень опасный. Второго ты не видела?
— Нет. Он сидел за моей спиной, а оборачиваться мне не велели.
— Скорее всего второй не бандит, то есть бандит, конечно, по сути своей, но заботится о респектабельности. Поэтому и не показывался.
— А этот Мальчик, чем он занимается? — спросила я, решив, что о враге следует что-то знать. — И почему прозвище такое странное, он же взрослый человек?
— Черт знает… точно собаки… любят клички. А этот шутник. Один раз так пошутил над конкурентами, те до сих пор в себя прийти не могут. Смешливый такой паренек, одним словом, душа компании, вечный мальчик.
Тон, которым Миша поведал о достоинствах нового знакомого, настораживал, что-то мне этот Мальчик не пришелся по душе.
— А занимается всем помаленьку, — продолжил Михаил. — В основном рэкет, найдется парочка заказных убийств… Перечислять достоинства Мальчика — замучаешься. Плохо то, что формально перед законом он чист, яко агнец Божий, раз двадцать его задерживали и отпускали с миром.
— Обидно, — нахмурилась я, по моему мнению, отпускать такого типа не следовало.
— Теперь вот еще алмазы. Для кого-то он их перевозил и где-то брал. Очень интересно…
Мы немного помолчали. След вроде бы опять никуда не вел. Появление Мальчика меня нисколько не удивило, так как я уже знала от Витьки, что фирмой, в которой работал Сережа, фактически заправляет этот самый тип. Посылал Сережу курьером не в первый раз, лишился алмазов и, естественно, теперь ими интересуется.
— А вот кто послал ему письмо?
— Что? — не понял Миша, а я сообразила, что говорю вслух.
— Письмо, где Мальчику советовали поговорить со мной, если он хочет знать, что случилось с Сережей. Доброжелатель? Чей, интересно. Уж точно не мой. Кому выгодно, чтобы хозяева алмазов узнали, что произошло с курьером?
Миша смотрел на меня с некоторым недоумением, судя по всему, эти вопросы казались ему глупыми, но меня они занимали чрезвычайно.
— А вдруг кто-то очень хитрый наводит их на ложный след? — смогла я наконец сформулировать очень беспокоящую меня мысль.
Миша высказался по-своему:
— То есть кто-то тебя подставляет?
— Да. Ищите, мол, там, ребятки…
— И кто это может быть?
— Не знаю, но узнать очень хотелось бы.
— Что ж, разберемся… — туманно заметил он, а я продолжила думать о покушениях на мою жизнь, в которых по-прежнему не видела смысла. В дедуктивном мышлении я не сильна, происходящее казалось мне нелогичным и даже глупым.
Через полчаса мы покинули кабинет, в коридоре столкнулись с рослым и совершенно лысым мужчиной. Увидев Мишу, он обрадовался, схватил его за руку и спросил:
— Выздоровел?
— Нет, — хмуро отозвался тот, игнорируя счастливую улыбку здоровяка.
— Жаль… мы тут зашились совсем, то есть хоть плюнь на все и иди в буфет…
— Вот и иди, — посоветовал Миша.
— Не могу, мне зарплату платят… Сергеич про тебя спрашивал, ждет не дождется, когда появишься. Говорит, такому здоровому мужику на хворобы грех жаловаться.
— А я не здоровый, я на больничном, — проворчал Миша и потянул меня за локоть дальше по коридору.
— Наверное, много приходится работать? — опечалилась я уже в машине.
— Да, немало. Бывает, и выходные прихватишь, для личной жизни времени не остается. Но работу свою я люблю, — пояснил он, а я задумалась: это он меня подготавливает, что ли? — Правда, сейчас меня интересует только одно: убийство брата. Может, нехорошо это, эгоистично и все такое, но что есть, то есть.
Что ответить на это, я не знала, и ехали мы молча, пока я не сообразила спросить:
— Куда мы теперь?
— Ко мне домой. Побудешь там, это безопаснее. А я попробую разобраться с Самохиным. Есть у меня предчувствие, что он в этом деле увяз по самые уши.
Я хотела напроситься с ним, но передумала. Толку от меня немного, а надоедать людям — не в моих правилах. Посижу в квартире, когда-нибудь он в нее вернется, а в свою мне сейчас не хочется: принесет, не дай бог, нелегкая еще какого-нибудь Мальчика, не каждый визит можно пережить.
Миша проявил обо мне трогательную заботу, велел чувствовать себя как дома и располагаться с удобствами, после чего уехал. А я стала думать, чем себя занять. Покопалась в книжном шкафу, взяла «Госпожу Бовари» и устроилась на диване, у меня всегда наблюдалось тяготение к классике. Однако нормального чтения не получалось, я забывала переворачивать страницы и пялилась в потолок. Одолевали сомнения: несуразность происходящего сильно меня беспокоила. То, что Миша этой несуразности как бы не замечает, рождало в душе тревогу: может, от пережитых волнений в мозгу у меня что-то сдвинулось, и я ищу черную кошку в темной комнате, где этой кошки вовсе нет?
Ознакомительная версия.
