— Вы все испортили, звереныши, — прошипел ему Пал-Пал в ярости. — Ни один заложник не должен был умереть. Ни единый! Разве не с этого мы начинали каждый раз, собираясь стаей?
Петруччо, у которого предательски затряслись губы, прошептал в ответ:
— Вы бросили нас, Отец. Вы… обманули. У нас не было с вами связи и… все с самого начала пошло не так.
— Ах, не так?! Не так?! — заорал Грунов, но тут же, бросив взгляд на людей, в молчании сгрудившихся у сцены, перешел на шепот:
— Птенцов по осени считают. Волчат, как видно, тоже…
Петруччо с ужасом посмотрел в черные глаза Отца, в которых лживую отеческую любовь вытеснило неприкрытое, истовое презрение.
Грунов отошел от Петруччо, духовные терзания которого нисколько не трогали террориста, и приказал Первому и Третьему вынести связанного бесчувственного Аркана и положить под лестницей на первом этаже. Затем то же проделать с убитым депутатом.
— Что Борис? — спросил Пал-Пал у «чужака», прочесавшего подвал и теперь ждущего распоряжений от командира у входа в актовый зал.
— У врача. Был оглушен и связан русским копом. Он уже в порядке.
— Ася?
— А вот с ней плохо. Много крови потеряно и… словом, Джонни настаивает на больнице.
— Пусть настаивает водку на кедровых орешках! — процедил главарь и отдал распоряжение следить в оба за русскими мальчишками и в случае нужды открывать по ним огонь на поражение.
— Нам нужно продержаться совсем недолго. Деньги уже пошли на счет, помни об этом и вдохновляйся грядущим раем, — шепнул он парню, растерянно хлопающему голубыми круглыми глазищами. — Помни! — потрепал он своего бойца по плечу.
Ободренный шефом, «чужак» поправил бандану и перехватил поудобнее автомат. Пал-Пал вызвал в зал второго «чужака», изгнанного Волками. Тот оставил медпункт и стремительно поднялся на второй этаж, чтобы встать у разбитой двери рядом со своим товарищем.
Петруччо спиной чувствовал, сколько ненависти исходит от них и, прикрыв глаза, силился молиться. Ничего, кроме «Господи помилуй», на ум не шло, и он беззвучно просил милости у Бога и поминал бабушку, которая только и могла заступиться на том свете за своего глупого, пропащего внука. Хоть Петр Изотов и пытался верить в «долготерпеливого и многомилостивого» христианского Бога, но отдавал главенство излюбленному человеческому закону справедливости. А по нему-то выходило, что получить пулю в затылок — меньшее из возможных зол для Петруччо и других Волков.
Грунов испытывал подъем: «Все получится. Все в конечном итоге получится лучшим образом! Переводы… скорее бы провели деньги. А пока — решить вопрос с крышей. Мента же оставим на десерт». Пал-Пал ухмыльнулся и, выйдя из зала, достал небольшую рацию из внутреннего кармана пиджака. Людей, с которыми он должен был связываться в городе, не должны засечь через сотовых операторов. Конечно, радиоканал в конечном итоге также отследят. Но к тому времени Грунов планировал решить основные вопросы. На радиовызов Пал-Пала тут же откликнулись. Грунов был краток.
— Готово? Укусила за палец?! — Пал-Пал расхохотался. — Бойкая боевая подруга у нашего Рэмбо. Что ж, хвалю за оперативность.
Выслушав короткий ответ, снова рассмеялся:
— Конечно, справедливо! Как говорят в России: свои люди — сочтемся. Эх ты, коренной русак… Да рассчитаемся, говорю!
И Пал-Пал в прекрасном расположении духа помчался на первый этаж.
— Хорошие новости, господа! Спасибо за службу! — крикнул он охранникам, дежурящим у окон с оружием. Те приветственно вскинули руки в сторону главаря и обменялись многозначительными улыбками. Грунов же юркнул в маленькую аудиторию для семинаров, в которой находился его сын, отслеживая нужную информацию на припрятанном лэптопе. Отличную информацию! Четыре транша поступили на нужный счет. Удостоверившись, что все снова заработало по выверенному плану, террорист прикрутил к своему «кольту» глушитель и споро поднялся на третий этаж: ежедневные тренировки держали немолодого бодигарда в отличной физической форме.
Грунов проследовал в правое крыло и включил свет в маленьком коридорчике, заканчивающемся тупиком, в котором находилась лестница на крышу. А точнее, в низенькую мансарду с маленькими окнами, у которых неотлучно находились два снайпера-американца.
— Привет моим элитным частям! — по-английски сказал Грунов обернувшимся на шум боевикам. — Отличные новости! Спектакль идет к концу. Давайте, по одному спускайтесь за премией. Фил, за мной! А ты будь начеку, Найджел.
Скуластый здоровяк с доверчивой улыбкой, обнажившей все тридцать два отборных зуба в его необъятном рту, поднялся, оставив снайперскую винтовку на месте.
— Вперед, парень, вперед! — подбодрил его Грунов.
— Э-э, подожди меня, старика, не несись сломя голову, — крикнул Пал-Пал снайперу, спрыгнувшему с лесенки на пол третьего этажа. — Лучше посмотри внимательней налево, сейчас откроется роскошный вид на наших дорогих гостей, — балагурил главарь и, едва Фил с интересом вытянул голову, ожидая увидеть за поворотом нечто интересное, выстрелил ему в голову из пистолета с глушителем. Снайпер упал ничком вперед. Пал-Пал, подойдя к нему, выстрелил еще раз. Затем он вернулся к лесенке и, взобравшись по ней, открыл люк. Не поднимаясь на крышу, крикнул:
— Джел, иди-ка сюда, одна проблема. Да не бери оружие, минутное дело. Высуни голову вниз!
Когда снайпер с любопытством высунул голову из люка, Грунов, стоя на нижней ступеньке лестницы, вскинул прижатую к бедру руку и выстрелил бойцу в лоб. Тот с закатившимися глазами рухнул вниз по лесенке, обрушив тяжесть всего своего тела на шейные позвонки.
«Хороший мальчик. Всегда был отличником. Без папиной помощи еще и шею сломал», — посмотрел на мертвого наемника Грунов, поглаживая подбородок и дергая носом. Ему вдруг стало грустно. Лучшие люди выходили из игры, но, как говорится, с волками жить — по волчьи выть. А новых волчат воспитать — не такая уж неразрешимая задача. Сейчас главное — подстегнуть этих неповоротливых богатеев с деньгами, и к ночи!.. У террориста перехватило дыхание и зашумело в голове. От предвкушения открывавшихся перспектив, от спадавшего нечеловеческого напряжения, от физической усталости и пекущего беспокойства за сына.
Впрочем, ни о каком расслаблении и речи быть не могло. И Грунов принялся за неотложное дело — подтащить первого снайпера к своему товарищу, чтобы оба трупа были скрыты нишей у лесенки, ведущей на крышу. Бойцы из актового зала не должны знать о потерях. Террорист выключил свет на третьем этаже и спустился вниз.
Бесчувственного Аркана Волки спускали к подвалу, уложив на оторванную с окна гардину, как на носилки. По дороге Весельчак говорил, не умолкая: буднично, деловито, словно давая понять и себе и напарнику, что происходящее — не нечто из ряда вон выходящее, а необходимая работа. Сверхурочная и малоприятная.
— Когда дело пойдет к концу, явимся вниз и развяжем его. У меня в кармане фляга с водкой — оклемается, если умыть. Нам-то пить запретили, но я заметил, что Петька припер с кухни бухла и, честно говоря, пара глотков сейчас никому бы не помешала, а, Килька? Ты как, живой?!
— Да живой я, отстань, — огрызнулся Илья, кусая губы, чтобы не разрыдаться.
Депутата несли молча. Деловитый настрой Весела, все же успокаивающе действовавший на Кильку, враз улетучился. Благо, лицо убитого накрыли шелковым платком, взятым у Певицы. Но на повороте лестницы рука покойного вдруг свесилась с «носилок», и в тусклом свете фонарей, проникавшем через большие окна на лестницу стал виден испачканный крахмальный манжет с блеснувшей запонкой, светлые волоски на пальцах, на безымянном — тонкое обручальное кольцо… Весел тоже закусил губу и низко опустил голову.
Когда они вернулись в зал, избавившись от страшной ноши, там царила гробовая тишина. Точнее слова «гробовая» к такому беспримесному, идеальному молчанию трудно было подобрать. Весел тут же разрушил чертову немоту:
— Петруччо, я так понял, нас поесть благословили? И попить?
И Весельчак дернул вверх один рычажок на выключателе около двери — середина зала, в котором люди и предметы едва угадывались из-за сгущавшихся сумерек, ярко осветилась центральной люстрой.
— Ты можешь есть? — кинул затравленный взгляд на Первого Второй.
— Ну, пока не выпью, честно говоря, не смогу.
— Пить сейчас нельзя, — мотнул головой Петруччо.
— А зачем принес? По сто накатим вискаря — и хорош, для поднятия боевого духа, — проговорил в самое ухо напарнику Весел. — Нальем в стаканчики с кока-колой, эти заразы у двери не поймут.
— Делай что хочешь, — отмахнулся Второй, садясь на корточки. Незримая удавка, стягивавшая его горло, не дававшая вдохнуть полной грудью, будто ослабла, и он подумал: «А может, и в самом деле — по капле, как антидепрессант?»
