Ознакомительная версия.
Бабка принесла Колосову чистое полотенце и тут же, примостившись на стуле, затеяла бесконечную дискуссию о политике.
— Баба Валя у нас революционер-максималист, — ухмыльнулся всунувшийся в дверь Караулов — он тащил для себя раскладушку из чулана. — С тех пор какткнсию ей по три месяца не платят, она у нас ярый большевик-ленинец. А пять лет тому назад за Жириновского голосовала.
С Колосовым они проговорили до поздней ночи, обсуждая, что теперь предпринять по делу Сорокиной.
И наутро за братом убитой в поселок Май-Гора была направлена дежурная машина Старо-Павловского ОВД. Наряд милиции должен был вручить Сорокину повестку с вызовом в городскую прокуратуру и доставить его туда незамедлительно. Инициатором нагнетания такого официоза был сам Караулов — не терпелось ему допросить «братца»! А Колосов не возражал. Ведь порой сами стены прокуратуры действуют на подозреваемого (а именно в такой роли выступал сейчас перед ними Сорокин) как электрошок.
— Я требую, слышите? Я требую, чтобы мне объяснили, по какому праву милиция вламывается ко мне на дачу и тащит меня насильно на какой-то допрос! Я хочу знать, что в конце-то концов происходит!
— Вы так кричите, Константин Андреевич, что у меня даже стекла в кабинете дрожат. Вы не даете мне объяснить вам основания вызова. Точнее, я бы очень хотел, чтобы мы с вами вместе попытались найти приемлемое объяснение всему случившемуся. Что до срочного приглашения в прокуратуру, то мы просто вынуждены торопиться. Закон есть закон, дело уголовное возбуждено, срок его, так сказать, пошел, так что… Я знал, что завтра, в день похорон сестры, вам будет не до нас. А откладывать нашу встречу нельзя — почему, вы сами сейчас поймете. Нам срочно требуется ваш совет и ваша помощь. — Караулов изрек все это серьезно, важно, проникновенным тоном, словно давая понять скандалисту Сорокину, насколько он заинтересован не в базарном выяснении отношений с собеседником, а в самом конструктивном сотрудничестве.
Колосов еще прежде заметил, что деловой и сухой тон действует на Сорокина отрезвляюще. Но вообще-то манера поведения брата потерпевшей его настораживала. Сорокин — умный, хорошо образованный, не бедный парень (хоть сейчас и не у дел временно в связи с крахом банка, ну да такие, как он, надолго без теплого местечка не остаются) Подобные мальчики из «хороших московских семей» знают себе цену и стараются держаться соответственно. А этот истеричен, вспыльчив и суетлив, точно старая примадонна. Либо у парня совершенно расшатаны нервы, так что он просто не в состоянии держать себя в руках, либо он чего-то боится, либо же…
— Какую же такую помощь я могу вам оказать? Я готов, поверьте, — Л ера моя единственная сестра, единственный родной мне человек, но… Да я вот вашему сотруднику все уже рассказывал. — Сорокин опустился на стул у стола Караулова, резко сбавил тон и уже во второй раз за эту беседу небрежным кивком головы указал на сидящего за соседним столом (напарник Караулова по кабинету отсутствовал) Колосова. — Итак, вам нужен мой совет. Какой — ума не приложу, но пока речь не об этом. Но тогда почему ваши коллеги от меня что-то скрывают? Я же чувствую! И вообще, почему веем этим начала заниматься прокуратура?
Вопросы его были совершенно законны. Караулов достал из папки документы — заключение эксперта, и протянул его Сорокину.
— Ознакомьтесь, пожалуйста.
Тот с жадностью прочел.
— Я ничего не понял, простите, — сказал он глухо, дочитав до конца.
— Причина смерти вашей сестры — отравление. И мы сейчас по закону обязаны прояснить все обстоятельства происшедшего.
— Обстоятельства того, — задушевно откликнулся Никита Колосов, — каким образом ядохимикат сельскохозяйственного назначении гранозан — высокотоксичное вещество — попал в организм вашей сестры. У вас самого есть какие-нибудь версии на этот счет?
Сорокин глянул на него — темные глаза были пусты. Казалось, новость ошеломила его. Караулов начал задавать ему вопросы по протоколу. Заправил бланк в машинку, застучал дятлом. Вопросы касались тех же тем, которые прежде пытался выяснить для себя и Колосов.
Слушая, как Сорокин снова излагает то, что происходило накануне вечером у соседей, он мысленно сравнивал его рассказ и рассказ Кати. Показания брата снова существенно отличались.
— Отчего вы умалчиваете о весьма важной детали? — спросил он Сорокина, вклиниваясь в вынужденную паузу в допросе, когда Караулов менял в машинке бланк.
— О какой еще детали? — Тот, словно готовясь к драке, резко обернулся к Колосову.
— Вы прилюдно дали сестре пощечину. Ударили ее. Разве этого не было?
— Я должен был ее как-то успокоить. Эту истерику прекратить. Она вела себя как… Она позорила и меня, и себя!
— По мнению специалистов, — приврал Колосов для пущей важности, — ваша сестра порой не отвечала за свои слова и поступки. Что же, это новый метод — успокаивать больного человека?
Сорокин смерил его злобным взглядом, но промолчал.
— Вы что, обвиняете меня, что это я ее довел? — выдавил он наконец.
— Вас никто ни в чем не обвиняет, — тоном «заботливого блюстителя закона» заверил его Караулов. — Мы хотим разобраться с вашей помощью. Скажите-ка мне, вы давали своей сестре деньга на расходы? Вообще она могла что-то приобретать в магазине самостоятельно?
— Ну, она же круглой-то идиоткой не была! Хлеб, молоко, продукты какие по мелочи — у нас магазин прямо в доме продуктовый, она туда заходила. Так, что-то солидное из съестного, я сам закупал, на машине привозил. Но если чего-то не хватало, Лера вполне справлялась с несложными покупками. А к чему вы это спрашиваете?
— Путешествую в одиночестве по магазинам, Валерия вполне могла заглянуть в тот, который торгует разной химией. И купить препарат, который мы потом нашли в ее желудке. Не могло такого случиться, нет?
Караулов блефовал, но крючок его Сорокин «не заглотил». И Колосов мысленно даже поаплодировал «братцу».
— Нет, что вы, такого просто и быть не могло, — воскликнул Сорокин взволнованно. — Я бы знал непременно, я бы нашел у нее. Нет, но как вы опять по-иезуитски свой вопрос строите, а? Она-де приобрела эту гадость, намереваясь — что сделать? С собой покончить, да? А я, негодяй и скотина такая, спровоцировал припадок, ударил ее, и вот вам, пожалуйста, статья — доведение до самоубийства, так, что ли?!
— А вас подобная версия, Константин, не устраивает. — Колосов покорно кивнул. — Ладно. Другие версии наши хуже. Яд каким-то образом попал в организм вашей сестры. Если она не сама приняла его, решив таким способом свести счеты с жизнью, следовательно, кто-то помог ей. Альтернатива самоубийству — убийство.
— Кому потребовалось убивать Л еру?
— Тому, кому она мешала, например. Это одна версия. Либо кому-то еще — но тут мотивы ее устранения пока весьма призрачны и неясны.
— А что же это вы так со мной поразительно откровенны? До пупа, прямо расстегнулись тут, а? — Сорокин попытался усмехнуться, но усмешка не получилась. — Лера мешала… Мне, что ли? Договаривайте, детектив. Я, что ли, по-вашему, избавиться от нее хотел? А то, что она десять лет на моих руках…
— Камнем висела? — подсказал Никита сухо. — Или, может, на шее? В прошлый раз вы примерно так выразились.
— Я так не говорил! Запишите, запишите в протоколе — на меня оказывается психологическое давление, и я отказываюсь…
— Тихо, тихо, — зашикал на них Караулов, потом деловито что-то отстукал на машинке. — Никто вас ни в чем не обвиняет, Константин. И насчет давления вы тоже — бог знает что вообразили себе. Мы же просто беседуем. Но вы же не слепой, вы читали заключение экспертизы, а там указано примерное время, когда ваша сестра могла получить смертельную дозу отравляющего вещества. И вы в это самое время, насколько я понял, были в гостях у соседей, где, кроме вас, находилось еще несколько человек.
— Да на кой дьявол кому-то убивать мою сестру?
— Вы давно знакомы с Александрой Модестовной Чебукиани… фамилия какая у нее — прямо с дореволюционной афиши; Забелло-Чебукиани?
— Давно. Мы соседи по даче. Она раньше была замужем. Муж ее умер.
Колосову почудилось: в этой фразе прозвучало что-то требующее уточнения, но Караулов уже задал новый вопрос:
— Наши сотрудники беседовали с вашим отчимом. У вас разорваны с ним все отношения, а он ведь долгое время заменял вам с сестрой отца. В чем причина?
Сорокин впился в него настороженным взглядом. В лице его что-то дрогнуло. Ему, как он сам когда-то сестре, прилюдно отвесили оплеуху. Казалось, он снова вот-вот взорвется, начнет кричать, что они не имеют права его допрашивать, копаться в делах его семьи, но… Сорокин огромным усилием воли взял себя в руки.
— А как он сам объяснил вам мой столь неродственный поступок? — спросил он тихо.
— Он сказал: «Так получилось». — Колосов, чтобы разрядить обстановку в кабинете, достал из кармана пачку сигарет, предложил сначала Сорокину, затем закурил сам;
Ознакомительная версия.
