— В пятницу будет восемь месяцев, — ответила она. И мне показалось, она вот-вот расплачется.
— А как звать? — улыбнулся я ей.
— Рори.
— Славное имя, — заметил я и снова улыбнулся. — А вас?..
— Бриджит, — ответила она.
Какое-то время мы сидели в молчании — я и Джозеф на кровати, Бриджит с Рори на руках на стуле.
— Что вы от нас хотите? — обрел наконец дар речи Джозеф.
— Расскажите, что случилось, — попросил я. Джозеф так и передернулся.
— Мужчина, — пробормотала Бриджит. — Он пришел сюда, в нашу квартиру наверху.
— Нет! — с отчаянием в голосе воскликнул Джозеф.
— Да, — решительно произнесла Бриджит. — Мы должны кому-то рассказать.
— Нет, Би, — твердо заметил он. — Не должны.
— Нет, должны! — взмолилась она. — Должны! Просто я не могу… так дальше жить. — И она заплакала.
— Поверьте, — вмешался я, — я здесь для того, чтобы помочь вам. А заодно и себе тоже.
— Он сломал мне руку, — тихо сказала Бриджит. — Я была беременна, на седьмом месяце, а он ворвался в квартиру, ударил меня по лицу, а потом еще и в живот, кулаком. А после сломал руку, прихлопнул ее дверью.
— Кто? — спросил я ее. И подумал: нет, определенно Джулиану Тренту самое место в тюрьме.
— Отец Джулиана Трента.
В конце концов они рассказали мне все. История походила на какой-то фильм ужасов.
Мужчина в красивом костюме и галстуке, назвавшийся отцом Джулиана Трента, приехал к ним как-то вечером, вскоре после того, как Джозеф вернулся с работы, из офиса Прокурорской службы Короны. Джозеф стал солиситором всего год назад, то было первое его дело, и он очень гордился этим. Они с Бриджит поженились, когда он еще учился в колледже, и недавно переехали в новую общую квартиру, где готовились к появлению первенца. Все шло прекрасно, и они были совершенно счастливы. Но ровно до тех пор, пока тень Джулиана Трента не перечеркнула им жизнь.
Поначалу мужчина держался приветливо и даже предложил Джозефу деньги в обмен на какую-то нужную ему информацию.
— Что за информацию? — спросил я.
— Ну, за данные, которые уже можно было найти в домене, — ответил он.
— Какие именно данные? — спросил я.
— Имена и адреса присяжных, — сказал он.
— Участвующих в процессе над Джулианом Трентом? — осведомился я, хотя уже знал ответ.
Он кивнул.
— Это был первый процесс, над которым я работал в Олд-Бейли. И имена присяжных уже были известны, — добавил он в свое оправдание. — Их зачитывали вслух в суде. — Имена и фамилии присяжных можно было найти в домене, а вот адресов там не указывалось.
— К тому же нам очень были нужны деньги, — вставила Бриджит. — Ребенок должен был родиться, столько вещей надо купить.
— И это вовсе не противозаконно, — с отчаянием в голосе добавил Джозеф.
— Но вы же понимали, что делать этого нельзя, — заметил я. Я не знал, насколько это противоречит букве закона, но подобный поступок определенно не вписывался в моральные принципы и правила поведения, и суду это явно не понравилось бы.
Он снова кивнул.
— И когда же этот человек вернулся? — спросил я.
— На следующий день, — ответил Джозеф. — Должен был принести деньги за информацию, которую я ему подготовил.
— Но вместо этого избил Бриджит?
Он ответил кивком, глаза снова наполнились слезами.
— Я просто не мог в это поверить! Он вошел в квартиру и ударил ее. Сбил с ног, потом подтащил к двери… и сломал ей руку, пока она лежала на полу. Это было… просто ужасно!.. — Слезы так и хлынули из глаз, он нервно сглотнул. — й я чувствовал себя таким беспомощным… не мог его остановить. — Бриджит опустила ему руку на плечо. — Все произошло страшно быстро, — всхлипнул он. Очевидно, он больше всего страдал из-за неспособности защитить жену.
— Что было потом? — спросил я.
— Потом он потребовал информацию.
— И вы ему дали?
— Я спросил насчет денег, — ответил он. — Но он велел отдать все и немедленно, а если нет, то пригрозил сломать Бриджит и вторую руку. — И Джозеф громко зарыдал.
— Что произошло потом? — спросил я.
— Пришлось вызвать «Скорую», — ответил он. — Мы так испугались… вдруг потеряем ребенка. Бриджит пролежала в больнице почти неделю.
Я уже понял, что сделал дальше этот человек.
— Полицию вызывали? — спросил я Джозефа.
— В больнице вызвали. Видно, подумали, что это я избил ее, — пробормотал он. — И в полиции не поверили, когда я сказал, что это сделал другой.
— Но вы сказали им, кто это был? — спросил я. — И чего хотел?
— Нет, — он снова заплакал. — Он пригрозил, что, если я скажу хоть слово, он вернется и сделает все, чтоб Бриджит потеряла ребенка. — Тут он с опаской взглянул на меня, и я понял: он боится, что допустил ошибку, рассказав это мне. — Он обещал, если мы проболтаемся, сделать так, чтоб у нас вообще больше никогда не было детей,
И Джозеф, конечно, этому поверил. «В следующий раз размозжу тебе башку… В следующий раз оторву твои поганые яйца». Ведь и я тоже поверил.
— И потом он приходил еще раз?
— Нет, сам не приходил, — ответил он. — Прислал мне письмо на работу, через месяц после окончания процесса.
— И что же там было? — спросил я, уже догадываясь, что мог прочесть Джозеф в этом письме.
— Он велел мне пойти к адвокату Джулиана Трента и сказать ему, что я договорился с несколькими присяжными, и поэтому Трента и осудили, — нервно выпалил он. — Но я ни с кем не договаривался, клянусь! — Что не помешало ему, подумал я, заявить под присягой на процессе по апелляции, что именно так оно и было. Я ведь прочел все материалы по процессу.
— А в письме указывалось, с какими именно присяжными надо было договориться? — спросил я.
— Да, — ответил он. — С тремя.
Их фамилии я тоже уже знал. Упоминались в материалах.
— И как же звали этого адвоката? — спросил я его. Ведь на первом процессе я был адвокатом Джулиана Трента.
— Какой-то солиситор из Вейбриджа, — ответил он. — Названия фирмы не помто. Странно, но показалось, он ждал моего прихода. Дословно знал все, что я собираюсь сказать.
— Пожалуйста, постарайтесь все же вспомнить его фамилию, — сказал я Джозефу. Солиситор, подключивший меня к защите Трента на первом процессе, был из конторы в центре Лондона, а не из Вейбриджа.
— Не могу, — пробормотал он. — В письме было указано, но этот адвокат его забрал. Только и помню, что контора его находилась на Вейбридж-Хай-стрит, на втором этаже, а на первом там были магазины. Если надо, попробую найти. Я был тогда словно в тумане.
— Ну а что-нибудь еще в том письме было? — спросил я.
— Фотография. — Он вздохнул. — А на ней мы с Бриджит, выходим с курсов для будущих родителей, что при местной больнице. И еще там была начерчена стрела, красным маркером. И кончик этой стрелы упирался ей в живот.
С Бриджит и Джозефом Хьюзами я просидел больше часа. Визит дружелюбно настроенного господина в красивом костюме, который требовал информации, разрушил их жизнь. Должно быть, этот тип знал, что они молоды и уязвимы. Вовлек их в свою грязную игру, ни секунды не колеблясь, лишил их будущего. Джозеф потерял работу солиситора, которой так долго и упорно добивался, да и избежать преследования по закону ему удалось просто чудом.
Но хуже всего то, что он утратил всякую веру и надежду на лучшее. Бриджит была так запугана, что почти не выходила из дома. Они стали пленниками в этой своей жалкой комнатушке, ничего лучшего себе просто не могли позволить и вообще давно бы умерли с голоду, если б каждую ночь Джозеф не трудился в местном супермаркете — расставлял продукты по полкам. Домой он приходил утром с пакетом просроченных продуктов — то была часть его заработной платы.
— Пожалуйста, помогите нам, — взмолился он, провожая меня к выходу. — Я держусь только ради Би и Рори.
— Как с вами связаться? — спросил я.
— Здесь есть телефон-автомат. — И он указал на будку за дверью.
Я записал номер. И дал ему свою карточку.
— Позвоните, если что-то понадобится, — сказал я.
Джозеф кивнул, но мне показалось, он никогда не позвонит. Пусть вся жизнь его рассыпалась в прах, но остатки гордости еще сохранились.
Мы распрощались внизу, в холле, и, открывая дверь, Джозеф осторожно выглянул на улицу. Я сунул ему в руку несколько банкнот. Он посмотрел на деньги, протянул обратно.
— Купите еды для ребенка, — сказал я. Он поднял на меня взгляд.
— Спасибо, — пробормотал он, и на глазах снова выступили слезы. Дела обстояли столь плачевно, что он не посмел отказаться от денег, хотя всем существом противился подачке.
Затем я отправился к одному из присяжных, принимавших участие в первом процессе, который давал показания на слушаниях по пересмотру дела. Проживал он в северном Лондоне, в Хендоне, неподалеку от Голдес-Грин.
