– Пока все это держится на каком-то уровне, – продолжает Будинский, – но деньги прибывают, словно чудом вырабатываются из ничего, если не принимать во внимание серию «C–L». Но она наверняка играет здесь свою таинственную роль.
Мы задумываемся над этим.
– Значит, фальшивых денег не видно? – вновь спрашиваю я.
– Нет, ни одной купюры.
– А как с фальшивым обозначением серии, скажем, если исправить С на О?…
Будинский недоверчиво усмехается.
– Это сразу можно было бы заметить через обычную лупу и даже простым, невооруженным глазом.
– Но существуют ведь серии «О-В», «0-А»?
– Думаю, что да. Нужно проверить.
– Ладно. Мы еще вернемся к этому. А пока будем идти по следу, кое-что нам обещающему.
Я не сообщаю Будинскому никаких подробностей. Но он знает, что, говоря о следе, мы имеем в виду счет Йозефа Трояна.
Галик, или Скленарж, продолжает встречаться с Трояновой. Они снова ужинают в ресторане, на этот раз более скромном, но зато заходят в бар для иностранцев, битком набитый отечественными посетителями. Нам представляется отличный случай. Галик съест гренки и вытрет руки лежащей здесь же салфеткой. А если гренки будут не слишком масляные, то, запивая все это превосходным вином, оставит отпечатки на бокале, стекло которого смазано специальной пастой. В баре уже сидят два сотрудника Скалы.
Пани Троянову не приходится уговаривать пить, есть или танцевать. А услужливый официант то и дело меняет на столе приборы. Не успеет Галик допить, как официант ставит другой бокал, унося прежний, прикрытый салфеткой. В подобном ресторане работают официанты высшего класса.
Люди Скалы получают немало хороших отпечатков. В лаборатории отпечатки сразу же обрабатываются. К полуночи твердо доказано, что отпечатки на зараженном шприце принадлежат Роману Галику.
А в это время пани Троянова смеется в баре уж слишком безудержно. И когда Галик приглашает ее танцевать, она идет неуверенно, она заметно опьянела. Наконец Роман Галик платит по счету. Пять тысяч крон, которые он вынимает из бумажника, имеют серию «А-К». Услужливый официант получает царское вознаграждение.
Галик уводит пани Троянову. На свежем воздухе оба слегка качаются. Как нарочно, перед баром стоят два такси, шоферы которых до этого твердили каждому, что они заняты. Роман Галик не без труда заталкивает пани Троянову в первую машину. Как только они отъезжают, вторая машина трогается вслед за ними.
На этот раз Галик подвозит Троянову к своему дому. Она замечает это и громко говорит, что они приехали не туда. Ее голос разносится далеко. В ночной тишине можно услышать и успокаивающие слова Галика. Он твердит что-то о кофе. В ответ Троянова смеется так, что чуть не падает, и прислоняется к стене. Роман Галик отворяет дверь своим ключом, нежно поддерживает Троянову под локоть, помогая войти в дом.
От угла отделяется сотрудник, который должен следить за входом. Он знает, что окно квартиры Галика, состоящей из прихожей и одной комнаты, выходит не на улицу, а во двор с высоким забором. Роман Галик разведен. Подвыпившая пани Троянова, видимо, у него не впервые.
Я еще сижу у себя в кабинете в обществе Скалы. Будинский встревожил меня своими разговорами о четырех миллионах, и я говорю Скале:
– Все это сплошное представление, они для нас его разыгрывают. Троянова сразу протрезвеет, едва переступит порог квартиры. И дело здесь не в их романе, а в чем-то другом. Если я не ошибаюсь, то мы напрасно теряем время.
– Пожалуй, лучше действовать не мешкая, – думает вслух Скала.
– Хорошо, – решаю я после минутного колебания. – Но если мы ворвемся, они могут успеть уничтожить какой-нибудь важный для нас документ. Нет, пусть спокойно выйдут из дома. Задержим их на улице и сразу доставим сюда. Если один из них выйдет раньше, другой не должен заметить его ареста. В квартире, я думаю, мы ничего не обнаружим. Но возможно, нам удастся заставить Галика говорить, предъявив ему внезапно обвинение в убийстве, и тогда с помощью перекрестного допроса мы сумеем добиться признаний.
И мы приступили к действиям. К трем часам утра все было готово. Мы со Скалой не покидали кабинета, хотя трудно было ожидать, что Галик и Троянова так быстро покинут квартиру. Выпив горячего кофе и поудобней устроившись в креслах за небольшим столиком, мы курили, сокращая тем самым медленно тянувшееся время. Спать совсем не хотелось. Близилась минута, которую я считал решающей. Скала сидел, ожидая вместе со мной, хотя его расследование пришло к концу: убийца Йозефа Трояна был ему теперь известен.
Так прошел час, показавшийся мне вечностью. В четыре часа две минуты резко зазвонил телефон. Прямая спецлиния.
– Видимо, началось, – сказал я.
– В квартире Романа Галика произошел взрыв, разрушивший стены двух соседних квартир. Возник пожар. Галик и Троянова мертвы, – услышал я по телефону. – Тела изуродованы до неузнаваемости. Добраться к ним невозможно. Ждем пожарников.
Внезапно разговор обрывается. В трубке только гудки.
На улице около дома смятение, паника. Не сразу удается навести порядок, хотя наши сотрудники, бывшие неподалеку, с первых же минут прилагали к этому все усилия.
Занимается день. На узкой улице с высокими домами сумрачно, но кое-где уже пробились косые лучи солнца. Я останавливаю машину перед цепочкой заграждения. Мы вылезаем и дальше двигаемся уже пешком.
Жители пострадавшего дома и соседних домов выбежали на улицу полуодетые. Собралась довольно большая толпа, не знающая толком, что произошло. Крики, визг. Из домов выносят плачущих детей, некоторые тащат вещи. Хотя еще совсем рано, прохожие толпятся по обе стороны перекрытой улицы, кое-кто проник даже за цепочку заграждения.
Из всех окон и щелей шестиэтажного дома валит сизый дым, словно топится печка с плохой тягой. Двери дома распахнуты настежь. Внутрь тянутся два толстых шланга. Среди криков и гама раздраженно пыхтит пожарный насос. Вырываются ярко-красные языки пламени.
Скалу и меня сразу обступают испуганные жители, требующие объяснений. К нам с трудом пробивается наш сотрудник, наблюдавший за домом. Одежда его порвана. На лице кровавая полоса.
– Оставайтесь здесь, – говорю я ему.
В доме ведут войну с огнем пожарные. Наконец брандмейстер громко кричит, что опасность миновала. Стоящие вокруг жители слышат это и понимают, что могут вернуться в дом. Но не двигаются с места, словно еще не верят. Две квартиры по соседству с квартирой Романа Га-лика тоже, видимо, пострадали, но, как велики разрушения, пока установить не удается. В одной из квартир рухнувшей стеной серьезно ранен восьмилетний ребенок. Ему оказали первую помощь и перенесли в соседний дом. Наконец приходит санитарная машина.
Я расспрашиваю сотрудника, наблюдавшего за домом. Он говорит, что услышал взрыв, рванувший откуда-то изнутри дома, и тут же свистком подозвал группу, высланную для проведения нашей операции. А сам кинулся к дверям подъезда и позвонил. Из дома доносился грохот, словно рушилась лестница, и крики. Двери распахнулись, на улицу выскочила привратница, громко зовя на помощь. Слышались крики: «Горим!» Показались первые языки пламени.
– Я был уверен, что взрыв произошел на третьем этаже, у Галика, – говорит сотрудник, – и кинулся наверх. Двери в квартиру были выбиты. Я попробовал туда войти, но тут же отступил, прямо на меня обрушилось пламя. Тут я увидел мужчину и женщину. Совершенно…
– Ладно, посмотрим, – прервал я его, стараясь избежать подробностей: вокруг толпились посторонние.
Из дома вышел пожарник с противогазом в руках. На лице и одежде видны следы тяжелой борьбы с огнем.
– Пожар ликвидирован, – докладывает он.
Кажется, испуганных жителей его слова немного успокаивают.
– Идемте, – говорю я.
Мы входим в дом. Брандмейстер идет первым. За ним я лейтенант Скала, врач и еще один наш сотрудник.
Воздух в доме пропитан гарью, дышать тяжело. Нас обдает жаром. На лестнице потоки грязной воды, в которой плавают щепки. Мы перешагиваем через толстые шланги, из которых уже не бьет вода. На третьем этаже еще возятся три пожарника. Они ходят в лужах воды, откручивая шланги и сматывая их. Мокрые, грязные и мрачные. Вероятно, это они поливали из шлангов изуродованные тела, которые под мощной струей воды изменили свое положение.
– Что сейчас тут увидишь, – ворчит врач, – надо отвезти на вскрытие.
Ему явно не хочется входить в квартиру. Ведь сразу окажешься по колено в воде, и брюки и ботинки промокнут. Остальные, не так привередливы. Но действительно, долго тут расхаживать нет смысла. Скоро приедут специалисты, составят акт.
Я спрашиваю сотрудника, сопровождающего меня, были ли Галик и Троянова, которых он увидел сразу после взрыва, одеты так, словно только что пришли с улицы?
– По-моему, да, – звучит ответ.
В окне не осталось ни кусочка стекла. На разбитой раме висят разорванные и грязные шторы, вернее, их остатки, стены зияют отверстиями, через которые вполне можно пролезть. В одно из отверстий при взрыве вышвырнуло обломки мебели.
