Ознакомительная версия.
Виктор хотел было сказать, что ГАИ — это совсем другая милиция, что есть еще и уголовный розыск, который пашет иногда круглые сутки. Но промолчал.
Вспомнил, что он здесь не следователь, а сын генерала Борсюка, у которого угнали машину.
Уже на выходе из этого заведения с кассетой в кармане пиджака, Виктор спросил прапорщика, почему в «студии» такая допотопная аппаратура.
— Скажите спасибо, что хоть такая есть. Новую просили, но, оказывается, новая уже где-то есть. А нам, военным, новая не положена. С новой ведь можно все эти мобильные телефоны ловить, закрытые частоты, по которым «одна звезда с другою говорит».
Прапорщик грустно улыбнулся.
— Удачи! — пожелал он уже спускавшемуся по лестнице Виктору.
* * *
В тот же дождливый день Сергей Сахно хоть немного, но утолил тревожное любопытство Ника. В детстве он, оказывается, уже был «двухъязычным» и дружил только с глухонемыми детьми друзей своих родителей. Отец его работал в каком-то «почтовом ящике», в отделе, где трудились только глухонемые — им родина доверяла самую секретную работу. Они-то не проболтаются! Потом его родителей убедили отдать сына в интернат, потом в военное училище, куда, конечно, глухонемых не принимают. Там он первый раз сдружился с такими же нормальными, как и он. Но в курсантской дружбе присутствовала какая-то неопределенность, которая просто не могла возникнуть в его прежних отношениях с глухонемыми сверстниками. Глухонемые как друзья казались ему намного надежнее говорящих. В училище каждый месяц курсанты устраивали «разборки», пытаясь выяснить: кто в очередной раз на кого «настучал» начальству. Глухонемые «стучать» не стали бы.
Даже через переводчика. У них совсем другой характер, другой подход. Они — закрытый клуб, в котором своих чужим не продают, даже если он чем-то кого-то и достал. Из самых ярких воспоминаний Сахно поделился за бутылкой красного одним — дракой двух глухонемых в детстве. Эта тихая и жестокая драка запомнилась ему на всю жизнь. Правило было — драться, пока противник не упадет спиной на землю.
Неписаное, это правило словно было частью чего-то врожденного. Глухонемые пацаны только так и дрались. Но обычно без жестокости. В тот раз никто из двоих падать не хотел. Дрались среди деревьев в саду и всякий раз хватались руками за стволы, чтобы не упасть. Когда один все-таки упал, второй — просто присел на траву. Обоим пришлось идти к врачу — так они друг друга измолотили. А причина совершенно нормальная — дрались из-за девчонки. Она тоже стояла рядом. Ее не спрашивали, кто из двоих ей больше нравится. Без нее решили: с ней останется победитель. Прямо поединок времен и нравов Римской империи.
Вечером проголодавшийся Ник спустился в ресторан, оставив Сахно в номере.
Взял у ночного гостиничного старика сардельку и бокал пива. Присел в полутемном ресторане. Огляделся. В этот вечер посетителей было побольше — человек пять. Но ведь и не поздно еще было — начало десятого.
Когда вернулся, Сахно лежал на своей кровати и смотрел мутным взглядом в потолок. В воздухе комнаты витал какой-то знакомый запах из прошлого. Но как ни принюхивался Ник, а вспомнить, что это за запах, не мог.
— Может, принести тебе сардельку снизу? — спросил он Сергея.
Тот попробовал повернуть голову в сторону Ника, но, видно, не хватило сил.
Глаза его были широко открыты, словно он удивился, увидев что-то необычное.
Ник еще раз принюхался. Проступила из таджикского тумана какая-то шумная картинка. «Базар», — вспомнил Ник. И словно пошел в памяти вдоль живописных рядов этого базара, постоянно натыкаясь на этот запах.
— Гашиш!
Подошел к Сахно. Посмотрел в его открытые, но не видящие напарника глаза.
Удивился, подумав, что таджиков гашиш так не вырубал из действительности.
Может, это гашиш плюс красное вино?..
Открыл окно и впустил в комнату сырой прохладный воздух. Дождь уже кончился.
Присел на кровать. Снова ощутил какую-то неопределенность.
«Неужели, — подумал он, — Иван Львович не знал, что Сахно — наркоман и алкоголик? Неплохое сочетание для „ответственной загранкомандировки“!»
Вспомнил о таблетках в кармане джинсовки. Таблетки, чтобы «успокоить»
Сахно, если он станет неуправляемым? Так ведь говорил полковник.
Неопределенность ушла, и Ник понял, что должно произойти. Ведь с помощью Сахно уже кого-то убрали, и Ник это видел, сидя внутри микроавтобуса с мониторами. Просто полковник решил, что Сахно можно использовать еще раз, а потом дать ему руками Ника пару таблеток. Что бы там ни планировалось для них, но теперь было отчетливо ясно, что предстоит кого-то убрать, и это сделает Сахно. Ведь ему это легко, он — неуправляемый наркоман. А потом придется убирать его…
Эти размышления омрачили Ника. Он подумал, каким человеком после всего этого он вернется в Киев? Что в нем сломается? Что изменится?
Оборвал свои размышления, снова подошел к окну. Захотелось выпить, но вина больше не было.
Ник опять спустился в ресторан. Взял еще пива.
Утром в дверь номера постучали.
Ник открыл.
Вошел мужчина лет сорока пяти. Худой, остроносый. Прямой пробор в русых волосах. Костюмчик какой-то фермерский, серый, много раз стираный. То ли пиджак, то ли куртка.
— Герр Ценский? — спросил он, глядя на Ника.
— Да.
Гость бросил взгляд на спящего Сахно. Возвратил взгляд на Ценского.
— Пойдемте вниз, выпьем кофе.
Пока спускались по лестнице, гость представился. Звали его Вильгельм Хайнц.
— Запомнить легко, — сказал он на чистом русском. — Как консервы. Герр Хайнц.
Десять лет назад он переехал сюда из Казахстана с русской женой, которая уже здесь выучила немецкий и ушла от него к немецкому аптекарю.
Эта человеческая история, рассказанная в двух словах, вызвала у Ника доверие и сочувствие к герру Хайнцу.
В ресторане завтракало человек десять.
— Я думаю, никто не обидится, если я позавтракаю здесь вместо вашего приятеля! — сказал гость, улыбнувшись тонкими губами.
Уже устроившись за столиком у окна, за которым продолжалась унылая вчерашняя погода и снова накрапывал дождь, герр Хайнц уставился своими светлыми серыми глазами на Ника.
— Вы уже освоились здесь? — спросил он.
— Да, — ответил Ник.
— А приятель как?
— Нормально. Никаких проблем. Хайнц сделал себе бутерброд с ветчиной, бросил в кофе две ложки сахара. Размешал.
— Завтра вы переезжаете отсюда, — сказал он. — Поднимитесь наверх, возьмите у приятеля все документы: и югославские, и украинские. И ваши паспорта принесите.
— Мои здесь, — Ник дотронулся до разбухшего кармана джинсовой куртки.
— Так сходите за его документами! Ник нехотя поднялся. Он даже не успел глотнуть кофе. Растолкал Сахно в номере. Спросил, где его паспорта. Сахно показал рукой на свою джинсовую куртку, но там Ник нашел только украинский загранпаспорт и маленький кулечек с травкой. Понюхал травку — гашиш. Оставил ее в кармане, а сам, взяв его паспорт, снова попробовал его растормошить.
— Сергей, где югославский паспорт? — спрашивал он его прямо в ухо несколько раз.
Наконец Сахно открыл глаза.
— Потерял… — проговорил он.
— Как потерял? Где?
— Там, у глухонемых…
Вниз Ник спустился озадаченным. Ожидал, что гость устроит ему скандал или, по крайней мере, будет возмущен.
— По пьянке что ли? — спросил Хайнц, услышав о потерянном паспорте. Ник кивнул.
— Он много пьет?
— Да, — сказал после недолгой паузы Ник, решив, что лучше говорить об алкоголе, но молчать о наркотиках, чтобы не возникло каких-нибудь новых проблем.
— Это хорошо, — неожиданно произнес Хайнц. — Пускай пьет!
В конце завтрака он, забрав все документы у Ника, протянул ему два немецких зеленых паспорта.
— Вы теперь, — этнические немцы, пемехавшие из Казахстана. Как и я, — он усмехнулся. — Вот ваш новый адрес, — он протянул Нику картонку с надписью. — За квартиру оплачено на два месяца вперед.
— Но ведь Сахно по-немецки ни слова! — сказал Ник.
— Многие этнические немцы по-немецки не говорят! За это их и сами немцы, и турки местные не любят…
— А причем здесь турки? — Турки при том, что они не могут так просто получить немецкий паспорт, как этнические немцы. Вот и все! Правда, турки по-немецки отлично говорят.
Трудолюбивый народ. Ну что, поздравляю с немецким гражданством!
Хайнц снова отправился с пустой тарелкой к буфету. Ник смотрел, как он набирал ветчину, колбасу, сыр, булочки. Видно, нравилось ему завтракать «на шару».
— А Иван Львович ничего мне не передавал? спросил Ник, когда Хайнц вернулся за стол.
— А кто это? — удивился тот. — Я такого не знаю. Мне передали ваши документы, сказали, что сделать. Вот я и сделал. Мог бы и этого не делать, ведь уже совсем другое время, и родного Союза давно нет. Так что скажите спасибо, что я вообще приехать сюда согласился…
Ознакомительная версия.
