Поэтому, когда Марина Евгеньевна вошла как-то в свой кабинет с графином воды для кофе и увидела, что ее подруга рассматривает лабораторный листок с результатами анализа одинокой пожилой пенсионерки Анны Матвеевны Примаковой, она не только не насторожилась, но и вообще никакого значения этому не придала.
Оксана была вне себя от беспокойства. Старуха Примакова, которую она так тщательно опекала и лелеяла, собиралась сыграть в ящик. Во всяком случае, анализы показывали, что долго она не протянет. Что же делать? Бабка помрет, комната достанется племяннику с семьей, потом с ними не разберешься. Оксана подумала-подумала и решила открыться маклеру Володе. В квартирном вопросе он большой специалист, поможет делом и советом. Однако маклер выслушал ее с недоверием, понадобилось его долго убеждать. Во-первых, сказал он, был ли мальчик-то, а именно, что там еще за офорты такие? На это Оксана твердо отвечала, что офорты были, их видели. Во-вторых, продолжал маклер, где у нее гарантия, что офорты остались у бабки? А может, их давно выбросили? Нет, отвечала Оксана, не знаешь ты этих стариков. Они никогда ничего не выбрасывают.
А может, кто-то офорты эти у бабули давно купил? Да кто их мог купить, про них никто и не знал, покойный старик Примаков их только Гржемскому показывал. Стало быть, лежат они где-то у бабки в завалах и ждут своего часа. Тут мы как раз кстати и подоспеем.
Оксана сумела маклера Володю немного заинтересовать. Он покрутился возле дома, где жила старуха Примакова, и по счастливому стечению обстоятельств повстречал там мужа дворничихи Капитоновой дядю Васю. Дядя Вася ко времени описываемых событий постарел, ничего не помнил из того, что он делал вчера, но зато хорошо помнил прошлое. Его жена примерным трудом заработала себе квартиру с удобствами и перевезла туда дядю Васю, а бывшую дворницкую они оставили своему внуку Вовке, который к этому времени вымахал в здорового балбеса, хулигана и грозу всего квартала. Дядя Вася по старой памяти приходил в свой родной двор очень часто. Знакомых осталось у него во дворе не очень много — кто умер, кто переехал, а поговорить о прошлом хотелось, поэтому дядя Вася был рад любому собеседнику у тем более такому приличному и денежному мужчине. Мужик поставил дяде Васе пиво и посидел с ним за компанию. Старика от пива развезло, он долго бормотал что-то о старых чекистах, о тайниках в каминах и о запрятанных там сокровищах. Разговоры эти маклера Володю не то чтобы убедили, а немного поколебали. Наконец он сказал Оксане, что квартира, где живет Примакова, конечно, неплохая, можно попробовать расселить, но дело это не быстрое, к тому же согласится ли еще бабка переезжать, обычно эти старухи очень упрямые, хотят помереть там, где всю жизнь прожили, а не в какой-то незнакомой однокомнатной квартире. И потом, чтобы спокойно покопаться в квартире, надо, значит, сначала самому эту квартиру приобрести, чтобы посторонних людей не было, а у него, маклера, сейчас денег таких больших свободных нету.
И к тому же все-таки насчет этих офортов ему сомнительно. Но Оксана хорошо помнила, каким она застала в свое время Леопольда Казимировича после его знакомства с офортами. Нет, не мог старик ошибаться, была у него в руках эта ценность!
Подождем, сказал маклер, ты понаблюдай пока за старухой там, в поликлинике.
В коммунальной квартире на Петроградской, где когда-то жила толпа самых разномастных жильцов и бурлили коммунальные советские страсти, осталось ко времени описываемых событий только две, условно говоря, семьи: одна семья состояла из уже знакомой нам Анны Матвеевны Примаковой и горячо любимого ею кота Тимоши — серовато-голубого, зеленоглазого пушистого красавца, вторая семья… О второй семье надо рассказать чуть-чуть подробнее. Пресловутая Захарьиха в своей неуемной жажде территориальных приобретений совершенно замучила все возможные инстанции заявлениями, ходатайствами и письмами и умудрилась-таки постепенно прибрать к рукам остальные три комнаты — кто из жильцов скончался от каких-нибудь естественных причин, кто предпочел как-нибудь иначе уйти с ее пути — квартиру получить или еще куда-нибудь от греха подальше съехать, — короче, в ее руках оказалась вся квартира, кроме самой лучшей комнаты — бывшего кабинета, где жила тетя Нюра — Анна Матвеевна.
Захарьиха жила в этих комнатах, конечно, не одна. Где-то в промежутке между этапами решения квартирного вопроса она успела прижить дочь Алевтину, и дочь эта в тени мамашиного смертоносного темперамента выросла девушкой скромной, доброй и даже получила какое-никакое образование и работала в соседней школе учительницей младших классов. На личном фронте Аля не была слишком удачливой — внешность она имела заурядную, а скромный тихий характер как-то не способствовал сердечным успехам. Годы шли, возраст приближался уже к тридцати, а все как-то женская судьба ее не налаживалась. Поэтому, когда на ее горизонте возник Мурат Рахманов, она подумала, подумала, да и приняла его красивые ухаживания благосклонно.
Дело в том, что Мурат был человек со странностями. Одна из его странностей, пожалуй, самая заметная для постороннего наблюдателя, заключалась в том, что он любил жениться. Он делал это так часто и так самозабвенно, что не сразу мог бы сказать, сколько же у него было жен. Каждый раз он убеждал всех окружающих, себя самого, а заодно и очередную невесту, что все его прежние женитьбы были досадными ошибками, нелепыми случайностями, и только теперь, наконец, он нашел свою Судьбу — обязательно с большой буквы, свою подлинную настоящую избранницу, ту самую, которую он искал всю жизнь. Сходную аргументацию используют очень многие мужчины, но они при этом имеют, как правило, не столь серьезные намерения. Мурат же каждый раз спешил в загс.
Интересно, что его аргументы в сочетании с бешеным напором, удивительной, просто маниакальной настойчивостью, цветами и прочими мелкими знаками внимания неизменно приносили ему удачу, и очередная наивная жертва (а некоторым наивным жертвам было за тридцать, и кое-какой опыт имелся, и пора бы уже было и поумнеть), сияя от счастья, шла под венец, хотя он и не скрывал от них весь свой послужной список.
К слову сказать, детей у него тоже было разбросано по разным городам бывшего Союза немалое количество.
Один-единственный раз его женитьба сорвалась. Очередной его избранницей стала женщина-психиатр. Своим профессиональным взглядом она разглядела в Мурате что-то слишком хорошо ей знакомое и уговорила его перед свадьбой съездить на заработки на Дальний Восток, где он, конечно же, немедленно встретил Женщину Своей Мечты и тут же на ней женился.
При всем том Мурат был человек общительный и по-своему дружелюбный, друзей у него бывало в хорошие периоды немало. На каждую свою свадьбу он приглашал их всех, и первые несколько раз они принимали это всерьез и приходили с поздравлениями и подарками. Потом старались отговориться занятостью или простудой, а когда он, уехав на неделю в командировку в Воронеж, разослал оттуда тридцать огромных телеграмм, в которых оповещал всех своих знакомых, что нашел, наконец, свою Судьбу, и приглашал на очередную свадьбу, его адресаты только пожимали плечами и выразительно переглядывались.
Вот за такого-то человека и вышла замуж дочка Захарьихи Алевтина. Может быть, ее толкнули на этот брак безысходность и мысль, что лучше хоть недолго побыть замужем, чем так и остаться в старых девах, может быть, как всякая женщина, она убеждала себя, что это с другими женщинами он не мог ужиться, а в ней действительно найдет свой идеал, что она сумеет его перевоспитать, переделать, сотворить из него что-то стоящее. Так или иначе, они поженились.
И что интересно, Алевтинина кротость и заурядность действительно как-то пришлись Мурату по душе, и он задержался в квартире на Петроградской довольно надолго.
Захарьиха, выдав дочь замуж, сочла, наверное, свою жизненную миссию почти выполненной (вполне завершенной она была бы, если бы удалось еще и последнюю комнату в квартире, комнату тети Нюры Примаковой, прибрать к рукам).
Сочтя же свою миссию выполненной, она не нашла причин жить дольше, заболела, слегла в больницу и скончалась там через две недели, успев привести за это время всех соседей по палате и персонал в предынфарктное состояние, так что, когда утром нянечка обнаружила ее на кровати мертвой, все отделение откровенно вздохнуло с облегчением.
Захарьиха оставила в наследство своей дочери Алевтине и новоиспеченному зятю три комнаты и наволочку, набитую денежными знаками безнадежно устаревшего образца. Найдя эту наволочку, Мурат нехорошо выругался. Его к этому моменту обуяла мания стяжательства, как и значительную часть бывшего советского народа, и он ударился в подозрительный бизнес — покупал цветные металлы у разных сомнительных личностей и продавал еще более сомнительным. Прибыль от этих сомнительных сделок оказалась такой же сомнительной, Мурат еле выбрался из металлического бизнеса, потеряв в нем все деньги, какие были, и тут же решил заняться недвижимостью, а начать сразу со своей квартиры, точнее, квартиры своей жены Али.
