В самом начале совместной жизни Сюзан и Пола все предполагалось делать иначе. Пятнадцать лет назад они собирались быть неразлучными, как Бэтман и Робин, Робин Гуд и Мейд Мариан, Святой Павел и Святой Михаил…
— Жентмихалий — это чье имя? — пристал Пол к Сюзан пятнадцать лет назад в перерыве между занятиями по фармакологии и баллистике, кажется (она уже не помнила точно), потребовав объяснить происхождение имени.
— Венгерское. Оно означает Святой Михаил.
— Тот самый, который убил дракона?
— Дракона убил Георгий, а это архангел Михаил.
— Мне кажется, Сюзан Ван Митер звучит неплохо.
— Да, звучит. Она кто? Твоя сестра?
— Сюзан Ван Митер. Мне очень даже нравится.
— Я могу выйти за тебя замуж, но не раньше чем после ленча. Если ты, конечно, не принадлежишь к тому типу мужей, которые возражают против того, чтобы их жены завтракали с чужими мужьями.
— Знаешь, это зависит от того, с кем ты идешь.
— Как ты смотришь на Джона Барнса?
— Но ты ведь как-то на днях с ним завтракала!
— Послушай, Ван Митер, если хочешь на мне жениться, перестань следить за мной.
— Ты меня привлекаешь не как женщина, которая бегает на свидания со своим учителем ради хорошей оценки на экзамене.
— Ну, я хочу не только успешно сдать экзамен, но и быть первой в группе.
— Первой, положим, тебе не быть, им буду я. Однако держу пари, что ты будешь женщиной с завидным положением.
— Готова биться об заклад.
— Будешь держать пари против самой себя?
— Нет, бьюсь об заклад, что я буду первой по всем показателям.
— На что спорим? На поцелуй?
— На кока-колу. Я поцелую тебя в любом случае.
— После ленча?
— Позже. В субботу вечером.
И она поцеловала его в субботу, и в ту же ночь они переспали. Сюзан проиграла пари — Пол стал первым в группе, в то время как она оказалась на втором месте среди женского состава после Риты Аройо, а по окончательным результатам занимала пятое место в списке. Они поженились, и Сюзан утратила свою девичью фамилию, заменив ее на Ван Митер. Какое-то время они мечтали работать в паре, но затем Сюзан забеременела, и Пол убедил ее, что несправедливо по отношению к будущему ребенку рисковать им обоим. Он предложил Сюзан заняться работой непосредственно в офисе. Так она, фактически, и не приступила к работе, которой занимался ее муж.
* * *
— Я утренний Имус. Шесть часов сорок шесть минут, без четырнадцати семь.
Время понежиться в постели.
— Кэролин! — Не стоило давать ребенку трехсложное имя. Иначе как с подвыванием его не произнесешь. — Кэролин!
За дверью слышалось сопение. Сюзан легонько постучала в дверь, затем громче и наконец забарабанила в дверь комнаты Кэрри.
— Что такое, мам?
— Пора вставать.
— Ну дай поспать еще десять минут.
— Все, я вхожу.
— Нет.
— Тогда вставай.
— Я уже встала.
— Вставай сейчас же.
— Но я в самом деле поднялась.
— Открой мне дверь.
— Не входи сюда.
— Открой же дверь.
Сюзан вспомнила облаву, проводимую полицейскими на фабрике — в этот самый момент из окна выбрасываются улики: наркотики, приспособления для их производства, полуавтоматическое оружие. Она резко открыла дверь. Из пачки, которую Кэрри пыталась втиснуть под матрас, высыпались сигареты.
— Эй! — Подозреваемые в преступлении всегда изображают настоящее возмущение.
— Тебе это будет стоить карманных денег до конца недели и субботнего выхода на улицу.
— Ты, мама, не должна входить ко мне, если я тебя не прошу.
— А ты не должна курить.
— Но ведь эти сигареты не мои, так ведь? Это пачка Дженифер.
У Дженифер, подруги Кэрри, волосы были выкрашены в голубой цвет, в ее левом ухе торчало девять серег, а в правом — шесть. На руках у нее были надеты черные вечерние кружевные перчатки, с торчащими наружу пальцами; наряд состоял из голубой джинсовой куртки без рукавов поверх свободной майки, порванных сетчатых чулок; на одной ноге у нее был надет армейский ботинок, а на другой — высокая черная туфля на резиновой подошве. На поясе у Дженифер болталась мотоциклетная цепь.
— Я все расскажу матери Дженифер (которая сама курила сигареты с марихуаной и пила джин с тоником на завтрак).
— Как страшно.
— И твоему отцу.
— Который неизвестно где. Да, кстати, папа возвращается сегодня вечером?
— Не знаю.
— С ним все в порядке?
— А что с ним может случиться?
— Нет, с ним в самом деле ничего не случилось?
— Не знаю.
— А тебе что, все равно?
«Черт бы побрал, этих детей. Стараешься показать хороший пример, а они подвергают сомнению, каждый твой шаг».
— Когда станешь жить самостоятельно, моя девочка, тогда и будешь препираться с матерью.
— Когда я буду самостоятельной, то изменю свое имя…
— Иди завтракать, — прервала Сюзан Кэрри и спустилась в холл. Кэрри последовала за ней.
— Несправедливо жить на свете с именем, которое кто-то тебе дает.
— Имена дают лошадям, собакам, кошкам, кораблям, машинам, городам. Много чему, если призадуматься.
— И все равно это несправедливо.
— Что тебе подать на завтрак? Кашу из дробленой пшеницы, кашу из пшеницы дробленной или из дробленой пшеницы кашу?
Кэрри дотянулась до апельсина в вазе, взяв его в руку, как обычно держат хрустальный шар.
— Я изменю свое имя на Шер.
Сюзан расхохоталась. Она была в восторге от Шер, ей нравилось, что та каждый раз при появлении на телеэкране выглядела по-разному.
— Хорошо, я не возражаю против этого имени.
— А я не возражаю против многих имен — Шер, Мадонна, Вэнити, Аполлония.
— Съешь что-нибудь, Кэрри.
Кэрри направилась к холодильнику, но лишь затем, чтобы настроить приемник на волну 100. Она стала двигаться под музыку Харта. В конце концов, Кэрри не была поклонницей — а может, и была в глубине души — любимых групп Дженифер: «Серкл Джеркс» и «Догги Стайл».
* * *
Скорый поезд был оборудован кондиционером и не слишком переполнен, однако с Сюзан пот лился ручьями. Пассажирка, сидящая рядом, предположила, что у Сюзан начался жар и ей следовало бы побыть дома.
Жара у Сюзан не было. Она мучительно пыталась найти ответ на один вопрос. С тех пор, как Сюзан начала работать (почти начала), она знала, что бесполезно было звонить в контору и поднимать шум, и если Пол отсутствовал, то по его возвращении она не отказывалась готовить ему и исполнять супружеские обязанности. Хотя Сюзан и догадывалась о бесполезности поиска чего-нибудь, что наведет на его след, в рабочем столе и шкафах, — он мог быть в отъезде под любой легендой и одеться в соответствии с ней, — тем не менее Сюзан порылась во всех этих местах, нашла паспорт и практически всю его одежду. Она также нашла в глубине отделения для носков в манильском конверте, — куда его мог спрятать только идиот-любитель или тот, кто хотел, чтобы конверт обнаружили, — сто стодолларовых банкнот.
— Наконец-то я вычислил, — радостно произнес Рэд Сейлес, — почему крутые и другая братия носят темные костюмы.
Джон Барнс, одетый в широкие серые брюки и синий блейзер, откинув голову, наблюдал за бегущими огоньками поднимающегося лифта: сорок шесть, — ему столько же лет, — сорок семь, сорок восемь, сорок девять… Иногда время бежит так быстро, как эти огоньки.
— Во-первых, они могут нести газету, не пачкаясь типографской краской. Кроме того, если в туалете они капают на штаны, то этого не видно.
Рита возмущенно посмотрела на Рэда.
К сожалению, время шло медленно на совещаниях, подобных тому, на которое их вызвали и где Барнсу нужно было давать объяснения всем этим тупицам из Отдела по борьбе с терроризмом, ФБР, службы безопасности, Главного таможенного управления, Управления нью-йоркской полиции, министерства юстиции, окружному прокурору Манхэттена, комитету, занимающемуся такси и лимузинами. В дополнение ко всему будет присутствовать Никс, специально для этого случая доставленный из Джорджтауна вертолетом, Никс, который во время совещания будет непрерывно поглядывать из-за плеча: как получилось, что один из его агентов был убит на заднем сиденье такси среди бела дня, да к тому же в Манхэттене?
— Эти парни могут возразить вам, что во время испускания мочи у них на брюки не капает, но не верьте. Все мочатся на брюки, за исключением нашей мужской компании и, конечно же, Риты. Это неизбежный результат соединения двух слабых мест в конструкции члена и ширинки.
Рита встряхнула головой, как танцовщица, исполняющая фанданго.
— Дело не в члене, имеющем изъян, а во всем организме.
Сейлес думал о предстоящем совещании: вначале дай объяснения, а потом терпи их чопорный вид и немое несогласие. Глубоко утонув в кожаных креслах, опираясь локтями на подлокотники, слегка прижав подушечки пальцев друг к другу, с полуприкрытыми, но пронизывающими насквозь глазами, они будут молиться про себя, но делать вид, что не молятся: «О Боже, не допусти, чтобы я влип в дерьмо, как этот парень».
