Ознакомительная версия.
— Мы к концу сентября вернемся, — робко начал Мещерский. — Катюшка рада будет, что мы глотнем свежего воздуха. Делать на этом озере особо нечего, я так понял.
Ну, если конфликт возникнет — вмешаемся. А нет — так поживем. Там у них лодка моторная, корты есть.
Кравченко слушал внимательно, однако нашел нужным возразить с кислой миной:
— Дожди ка-ак зарядят там. Размокнем, как промокашка. Балтика ж! Правда, пиво там… Да ладно, давай рискнем. Поедем, сделаем приятное Елене Александровне.
Кстати, передай бабуле, что я ее по-прежнему нежно люблю. Слушай, а в чем там все-таки дело? Не темни. Кроме этого идиотского сна, что еще?
— Ничего.
— Как? Так из ничего и выйдет ничего, друг мой ситный. Насколько я понял, Елена Александровна определяет ситуацию как тревожную, требующую разрядки со стороны третьих лиц. А ты уверяешь, что речь не идет о реальной угрозе клиенту. Тогда за каким лешим мы в такую даль попремся?
Мещерский вспомнил, что всего час назад Кравченко, надувшись от важности, читал своеобразную лекцию выпускникам «Стальной лилии» как раз на тему организации работы службы безопасности в случае возникновения угрозы жизни подопечного лица. В его вальяжно-небрежной, однако ужасно заумной речи то и дело проскальзывали такие перлы, как устранение причины конфликта, нахождение компромисса, снятие эмоционального стресса и тому подобное.
— А что делать, если клиент заявляет, что его хотят убить? — полюбопытствовал один из слушателей.
— Первый ваш шаг — скорейший вывод клиента из зоны опасности. Заметьте, мы еще не говорим о степени ее реальности — это вопрос особый, — вещал Кравченко. — Сначала вы должны немедленно сменить весь его образ жизни: местожительство, маршруты передвижения, график работы, отдыха. Установить наблюдение за всеми лицами, имеющими к нему доступ, обеспечить его личную охрану. Ну, это по возможности, естественно. — Кравченко улыбнулся. — И в этом случае никто вас не осудит, если вы предпримете и кое-какие меры в отношении себя.
Только идиоты лезут на рожон. А потом вы можете заняться изучением и противной стороны, от которой и исходит эта реальная или вымышленная — это уж вам определять — угроза. Однако установить эту самую противную сторону бывает порой потруднее, чем выполнить все предыдущие пункты ваших обязанностей перед клиентом.
— Вадя, я так думаю: бабка зря меня просить не стала бы, — твердо сказал Мещерский. — О Зверевой, кроме уже сказанного, я больше ничего сообщить не могу. Звонил мне вчера ее секретарь. Считай, что получили мы с тобой официальное приглашение в гости от мировой знаменитости. Дама она оригинальная. Общается с такими людьми, про которых мы либо в газетах читали, либо в книжках, либо по телику их видели. А посему и ведет себя она соответственно. Муж ее — личность еще более занятная.
К тому же, как мне бабуля призналась, и брак у них…
— На сколько она его старше?
— Кажется, на двадцать пять лет.
— Наскока-наскока? — Кравченко аж присвистнул. — Ты этого счастливчика видел?
— Нет. Только слышал, как он пел.
— Хорошо?
— Не могу тебе сказать. Чудно. Словом, ничего подобного я прежде…
— Увы, Серега, в опере я ни бельмеса. Ферштейн?
С Катькой вон зимой на «Кармен» ходили в Большой, помнишь? Катька как лампочка вся светилась, ты тоже — того, ну кумекал, в общем, даже замечания какие-то выдавал. А я — как пень. — Кравченко сокрушенно развел руками. — В одно ухо влетело, из другого… Так что с операми у меня — швах.
— Не в опере тут дело, Вадя.
— Ну это ясно. Наследство, да… А этот муж ее третий, ну прежний, действительно дорого стоил?
— Очень дорого. Зверева, насколько я узнал, выходила замуж четыре раза. Первый был дирижер Новлянский.
У него к тому времени от первого брака было уже двое детей. Зверева с ним прожила почти десять лет. А потом уехала по контракту в Италию. Ну, брак и треснул. Но детей первого мужа она не забывала. Сейчас они уже взрослые, нам ровесники, но все равно к ней, к мачехе, жмутся под крыло: отец умер, а Зверева богата как Крез. В Италии она вторично вышла замуж за какого-то нашего тенора-гастролера, но прожили вместе они мало. А потом… Потом она где-то то ли в Америке, то ли в Австрии познакомилась с богатым стариком — гражданином Швейцарии. У него заводы по производству тефлона, химический концерн.
В общем, капиталист — не нашим чета. От Зверевой и ее голоса он был без ума, ну и предложил руку и сердце, а заодно и швейцарский паспорт. Жили они хорошо.., вроде бы, но старичок умер от инсульта. И все свое состояние колоссальное в обход швейцарских родственников по завещанию оставил своей русской жене. Там был долгий судебный процесс, домочадцы на ушах стояли. Но завещание есть завещание, никуда не денешься. И Зверева тяжбу выиграла. Все теперь принадлежит ей. А она.., она, как видишь, снова вышла замуж. И муж — мальчишка желторотый. А кроме мужа, при ней или вокруг нее — это как хочешь — вьются теперь ее собственные родственники: мухи вокруг банки с медом.
— А почему она так торопится со своим собственным завещанием? Она же не на смертном одре?
— Этого я тоже не понимаю. Бабка говорит, что певица мнительная, к тому же любит порядок в делах. А скорей всего, как всякая истинная актриса, обожает эффектные жесты — все точки, так сказать, сама предпочитает расставить и полюбоваться на реакцию зрителей.
— А при чем тут чувство незащищенности? Страха?
Кого она боится?
Мещерский заглянул в термос, налил себе еще чая.
— Думаю, что конкретно — никого. Просто у них с бабкой так повелось — певица жалуется: нервы там, женские страхи, возраст, климакс, а бабуля моя пудрит ей мозги мистикой, предостережениями, советами, «исполненными смысла». Женщины, что с них взять, Вадя? Да еще и пожилые.
— Мне не кажется, что все дело в таких пустяках, — неожиданно возразил Кравченко. — Милейшая Елена Александровна человечек мудрый. Скорее всего она что-то знает или о чем-то догадывается и хочет подложить соломки на случай чьей-то травмы. А моральной или физической… Что там певице привиделось во сне? Ну-ка повтори.
— Что она собственноручно намеревается расчленить чей-то труп. Ни больше ни меньше.
Кравченко поднялся с дивана и повел приятеля к директору «Стальной лилии». После получасового совещания они перекочевали в комнату, схожую видом с сейфом.
На стендах здесь красовался целый арсенал — от мощной пневматики типа «хантера-410», помповых ружей «ремингтон-870» и «винчестер-1300» до винтовок «кольт спортер».
— И на все есть лицензия? — завистливо полюбопытствовал Мещерский. И, получив утвердительно-уклончивый ответ, прилип к витринам.
— Это все громоздкая муть, братва, — прогудел Кравченко. — Эту заморскую выставку опытный человек не глядя сменяет на родимого нашего «тэтэшку». Но на «ТТ» официального разрешения нам не дают, жмотничают.
Клянчить не будем. А я вот эту штучку сейчас всему предпочитаю. — Он открыл витрину и снял со стенда некое подобие револьвера, но весьма модернистской формы. — В Москве пока по пальцам перечесть подобные модели можно, — похвастался он. — Это «деррингер» — универсальное оружие самообороны. Глянь, Серега, стреляет одновременно и в любой последовательности пластиковыми пулями, картечью, служит и как газовый пистолет, и как «ударник» большой мощности, ослепляет-оглушает и к тому же еще и сигналы подает. В общем, не убьет, но строго накажет в случае каких-либо безобразий. Самая эта моя пушка. По характеру мне. Жалею я людей что-то последнее время. Щажу. Психика вообще у меня стала какая-то мягкая. Не замечал за мной, нет?
Мещерский вертел в руках «деррингер».
— Ты Катюше про свой характер заливай. А это.., думаю, подобная техника там нам не понадобится. Это уж чересчур как-то — на дачу в гости заявляться с «деррингером». Не поймут нас, а то еще и засмеют. Но на всякий пожарный… — Он сделал вид, что прячет пистолет во внутренний карман пиджака.
— На мою личную капоэйру не желаете взглянуть? — напоследок спросил их директор «Стальной лилии» — бывший коллега Кравченко по службе в конторе. — На дорожку, а? А то сейчас мигом организуем. И сто грамм качественных для расширения сосудов не повредят.
— Нет, спасибо, в другой раз. У нас билеты на ночной поезд. — Мещерский потянул оживившегося было приятеля за рукав. — Видишь, «Красная стрела», как в старые добрые времена. У тебя, Вадя, нижнее место, как ты любишь. Так что времени у нас остается только заскочить домой, собрать вещички да поймать машину до площади трех вокзалов.
До Питера доехали без особых приключений. Соседями по купе оказались два флотских офицера с военной базы в Кронштадте. Они возвращались домой после обивания порогов в Министерстве обороны. Денег для своих подразделений, как ни просили, офицеры не получили и с горя решили пустить по ветру последние командировочные. Кравченко — человек компанейский, естественно, в долгу не остался. Короче, всю ночь купе гуляло. У Мещерского под конец застолья слипались глаза, и водка выплескивалась из стакана отнюдь не из-за вагонной тряски.
Ознакомительная версия.
