— Пьете много?
— Как все. В меру сил и возможностей. Впрочем, стараюсь ограничивать себя. Чтоб сохранить голову на плечах: в моем нелегком бизнесе она должна быть трезвой. Хотя бы частично.
— А чем конкретно вы занимаетесь?
— Недвижимостью в основном, и самый децал в сфере индустрии развлечений. А какое это имеет значение?
— Пока не знаю, но для того, чтобы разобраться в недуге, необходима всесторонняя информация о больном.
— Да не болен я, в натуре! Всего лишь переутомился чуток. Пропишите каких-нибудь полезных качественных пилюль — и все дела.
— Я не психотерапевт, а психоаналитик, — улыбнувшись краешком губ, напомнил Лев Карлович. — Медикаментозный способ лечения не мой профиль. Уж простите, любезный, но вы, по-видимому, обратились не по адресу.
«Отфутболивает, морда еврейская! — враз просек я. — Ладушки. Поглядим, что ты сейчас запоешь!»
Вынув из кармана свой пухлый крокодиловый бумажник, я выложил на стол перед аналитиком веером десять купюр по сто баксов каждая:
— Это будет ваш скромный гонорар за профуслуги. Ну как? Беретесь мне помочь отделаться от лесных, как вы называете, «фигурантов»?
Насмешливое выражение медленно сползло с холеного лица Льва Карловича, сменившись на сосредоточенно-задумчивое.
— Это всего лишь небольшой аванс, — как бы между прочим добавил я, чтоб вконец доконать наверняка меркантильного эскулапа.
— Прекрасно… Ну что ж, дорогой Евгений Михайлович, пожалуй, можно попытаться избавить вас от ночных кошмаров. Я почти уверен в успехе, кстати. Безусловно, вы совершенно здоровый человек. Но немного комплексуете из-за неправильного восприятия окружающего мира. Два-три сеанса снимут с вас неосознанное чувство вины и приведут нервную систему в полный порядок.
— Как так? — слегка оскорбился я. — Вы намекаете, что я маниакальный шизофреник, да?
— Ну что вы такое несуразное говорите, любезный? — прищурившись, осуждающе усмехнулся Лев Карлович, извлекая из стола компактный метроном. Качнув его блестящий металлический маятник, заставил механизм работать: равномерно и негромко отстукивать секунды.
— Против усыпления и гипноза я категорически возражаю! — поспешил сообщить я, так как знал из одной медицинской научно-популярной брошюрки о назначении метронома.
— Не стоит беспокоиться, Евгений Михайлович. Гипноз я не практикую. Метроном необходим лишь как звуковой фон, чтобы вы легче смогли сосредоточить внимание на моих словах, не отвлекаясь на посторонние мысли.
— Тогда ладно, — согласился я, успокаиваясь. К тому же мне вспомнилось, что против воли человека загипнотизировать его практически невозможно. Конечно, защитная реакция подкорки головного мозга не беспредельна. Но разрушить ее, к счастью, под силу только супергипнотизерам вроде Глобы. А на подобного индивидуума Лев Карлович явно не тянул.
— Так вот, — продолжил психоаналитик, упершись взглядом мне в переносицу. — У вас, любезный Евгений Михайлович, совершенно неверный взгляд на такие понятия, как жизнь и смерть. Это и является основным дестабилизирующим фактором в вашей нервной системе. Давайте посмотрим на вещи под другим — объективным — углом зрения. Что такое есть ваша краткая жизнь? Всего лишь прелюдия к вечной смерти. Жизнь человеческая полна бедами, болезнями, разного рода невзгодами и неприятностями. Смерть — блаженное спокойствие навеки. Вас угнетает мысль, что вы убийца, хоть и в прошлом? Но это неверная постановка вопроса, уверяю! Вы тех фигурантов лишили не жизни, а тех несчастий, что их ждали впереди. Вы их облагодетельствовали, можно сказать. И еще: убийство ни в коей мере не является каким-то сверхособенным или, тем паче, тяжким деянием. Вся история человечества построена на убийстве и насилии, от этого никуда не деться. Уничтожить себе подобного в крови у сильных личностей, к которым, безусловно, принадлежите и вы, Евгений Михайлович. Не занимайтесь вредным самокопанием, ориентируйтесь на прародительницу Природу. В ней все просто и одновременно жестоко. Идет постоянная борьба за выживаемость, за самку, за жирный кусок мяса. Сильный уничтожает слабого, хитрый — глупого. И это совершенно в порядке вещей, так испокон устроен мир, и не нам с вами браться его переделывать. Так было тысячелетия до нас, так будет тысячи лет после нас. Глупо и бессмысленно противиться инстинктам. Желание убить так же естественно для человека, как желание соития. А что естественно — то не безобразно.
— Весьма любопытно и поучительно, — не сдержал я усмешки, с неподдельным любопытством разглядывая холеное лицо этого софиста — прохиндея от медицины.
— Вот и прекрасно! — самодовольно кивнул Лев Карлович, сгребая стодолларовые ассигнации в верхний ящик письменного стола. — Работать с вами, любезный Евгений Михайлович, одно удовольствие. Вы все схватываете на лету. Думаю, что в самом ближайшем будущем будете спать как младенец. Следующий сеанс назначим на завтра?
— С меня вполне достаточно и одного. — Я одарил эскулапа своей самой коронной доброжелательной улыбкой. — Ваш непревзойденный дар убеждения, на мой взгляд, заслуживает достойной премии…
Моя рука привычно скользнула под куртку и вынула оттуда уже на пару с десятизарядным «братишкой». Увидев направленный на него вороненый ствол с глушителем, Лев Карлович посерел лицом и, забавно заикаясь, спросил:
— Что за глупые шутки, Евгений Михайлович? Не станете же вы…
— Никаких шуток. Все очень серьезно, Лев Карлович. Против инстинкта не попрешь! — отрезал я и добавил любимую присказку: — А что, неужто доктору не по вкусу собственное лекарство?..
Дожидаться ответа не счел нужным.
«Братишка» в моей руке дважды натужно кашлянул, просверлив в «профессорском» лбу парочку аккуратных дырочек и запятнав его пороховой гарью.
Психоаналитик завалился в кресле на бок и замер в неестественной позе, став реальным кандидатом в «фигуранты» моего следующего надоедливого сновидения. Похоже, очень скоро я, наконец, перестану удивляться количеству силуэтов под деревьями. И то вперед.
В кабинете я ничего не трогал и потому суетиться с протиранием поверхностей носовым платком надобности не было. Сто процентов — моих отпечатков следственная бригада ментов здесь не обнаружит.
Хотел было забрать из стола свою кровную тысячу обратно, но передумал. Надо все же быть справедливым — Лев Карлович баксы честно заработал, потратив личное время на длительную со мной беседу. Какой-никакой, а труд. А любой труд должен быть оплачен. Таков закон рыночных отношений.
Выйдя из кабинета в приемную, плотно прикрыл за собой дверь локтем. Цыпа дисциплинированно сидел на диване, сонно уставившись на противоположную стену. При моем появлении поднялся, зевая во всю пасть.
— Ну как, Евген, проветрил докторишка тебе мозги?
— Очень даже хорошо, как и я ему…
— Я ж говорил, он спец высокого класса! — Наивный Цыпленок радовался выздоровлению шефа как пацан.
— Да, крупный был дока в своем деле, — согласился я. — Ты личные «пальчики» здесь не оставил на память? Ни к чему не притрагивался?
— Нет. А что случилось? — соратник подозрительно поглядел на закрытую дверь за моей спиной. — Неужели, Евген, ты…
— Да. Ты ведь в курсе, какой я трудный пациент. Вконец умаялся со мной эскулап, и я, как человек истинно гуманный, отправил его «в Сочи» отдохнуть! Пора рвать когти!
Пластилиновая конфета, или Кровь смывает все следы
Нежданный гость
Коктейль «Северное сияние» весело-искристо пузырился в наших высоких бокалах, словно откровенно выказывая радость по поводу интимного слияния сухого итальянского шампанского с русской смирновской водкой.
За приземистым дубовым столом служебного кабинета пивбара, кроме меня, сидели еще четверо — Петрович, Киса с Цыпой и Эсэс, обязанный своей странной кличкой собственным инициалам: Сергей Спирин, а также мастерски выколотой на плече татуировке — голый человеческий череп, пронзенный двумя молниями, — известной малооптимистичной эмблеме головорезов-эсэсовцев из зондеркоманды.
Эсэс неожиданно нарисовался в «Вспомни былое» час назад, высказав барменше Ксюше свое настоятельное желание увидеться со мной в ближайшие пять минут.
Узнав о просьбе, я, по свойственному мне доброму гостеприимству, а также из простого любопытства тут же пригласил через Кису бывшего солагерника в кабинет. Очень захотелось почему-то выяснить, зачем я так срочно вдруг понадобился Эсэсу, с которым мы никогда не были особенно близки. В зоне, правда, довольно частенько общались, но лишь на чисто взаимовыгодной деловой основе, без малейших признаков настоящей лагерной дружбы, когда кенты готовы друг за друга не только в штрафной изолятор с улыбкой отправиться, но и на нож насадить любого обидчика. Даже прапорщика-контролера, за которого по закону голимая «вышка» светит.
