Гром и молнии метала. Не прощу, кричала, ни за что не прощу! Она даже искать Алю не стала. И другим запретила, я сам слышал… Там один из группы, Филипп, хотел ее найти, так она кричала: «Или я, или она! Не допущу предательницу! Если будешь ее искать — выгоню из группы!»
— Вот как? В группе, стало быть, Марго распоряжается?
— Хе, — мотнул Валера головой, — это надо знать Марго. Она куда придет, там и распоряжается. Как-то само собой так получается, характер у нее такой. А, может, Аля и правильно сделала… Объективно говоря, она тут не в своей тарелке была. Она потом куда подевалась? Вы, небось, знаете?
— Знаю. Замуж вышла.
— За хорошего человека?
— За хорошего… А вы разве о ее замужестве не слышали?
— Нет, не интересовался… Вот и хорошо, что за хорошего. Тут этот Филипп за ней увивался… Скажу вам откровенно, никакой радости у нее с ним не вышло. Скандалил, кричал — аж у нас было слышно. Ревновал вроде бы.
Кис подумал, что сосед сочувствует, зная не понаслышке, каково так жить. У него самого такое же за приоткрытой дверью стоит…
— Правильно! — вдруг донесся до них голос с лестничной площадки, — Правильно ревновал! Обе они шлюхи, за ними глаз да глаз! — Жена помятого Валеры не рискнула показаться на глаза и кричала, высунув голову в дверь.
Ее муж даже не повернулся, только еще больше погрустнел. Кис ободряюще улыбнулся.
— Что еще расскажете, Валерий?
— Да не знаю… Вы спросите прямо, что вас интересует. Я вам отвечу, если смогу. Надо же помочь, раз человек пропал… Я на самом-то деле не много знаю. Так, что-то увидел, что-то услышал… Мне ведь никто не докладывает.
Разве что иногда, как столкнемся, Марго мне что-нибудь прокричит такое, вроде «привет фан-клубу»…
— Она вам не говорила, например, с Алей у них связь не восстановилась?
— Ничего такого я не слышал.
— Алина здесь не появлялась?
— Нет. Я ее с тех пор так ни разу и не видел.
— А последнее время — ничего необычного в поведении Марго не заметили?
— Вы ее все-таки в чем-то подозреваете?
— Да нет же! Но представьте, могло быть так: Алина задумала от мужа сбежать и договорилась заранее с Марго. Все-таки старые подруги! И это все, конечно, в секрете. А когда девушки секретничают, у них, знаете, такой оживленный, возбужденный и таинственный вид. Понимаете? — залавливал собеседника в свои сети Кис.
— Понимаю. Последнее время — это когда?
— Неделя, две, вчера.
— Вчера я ее не видел.
— Она домой не приходила?
— Приходила. Поздно. После двух ночи. Не знаю, где была, я в «Стрелу» вчера не ходил.
— А сегодня — видели Марго?
— Нет.
— Уехала она сегодня рано, восьми не было, твоя Марго! — раздался голос сверху. Жена Валерия стояла в дверях.
— Спасибо за информацию, — дружелюбно обратился к ней Кис. — А обычно она когда уходит?
— По-разному. — Мужчина угрюмо покосился на свою жену.
— Ну да, по-разному! То в час, то два, то в три. Спит до полудня, небось! — сообщила его жена.
— Вы не видели ее сегодня днем? — спросил женщину Кис.
— Приходила она. Где-то около часу дня пришла, потом вскоре опять ушла, потом опять пришла, около трех часов, и опять выскочила, как ошпаренная.
Потом вернулась в районе шести и посидела дома спокойно часа два примерно, и снова ускакала. — Женщина торжествующе посмотрела на своего мужа.
Но ей не удалось его впечатлить. «Шпионка. Сплетница», — бросил презрительно мужчина через плечо.
Зато она впечатлила Киса.
— Что-нибудь еще заметили необычного за последнее время? — ухватился он за нового свидетеля.
— Нет, — отрезала сухо женщина. — Много чести ей будет — следить за нею. У меня своих дел полно, — она гордо вскинула голову и скрылась в дверях своей квартиры. Но щель все-таки оставила, чтобы подслушивать.
«Спасибо вам огромное», — послал ей вдогонку в щель двери Алексей и снова повернулся к Валере. Он бы предпочел разговаривать одновременно с обоими супругами, но это было очевидно невозможно.
— Ну, так последнее время, Валерий, вы ничего необычного не замечали?
— Это, что ли, неделю-две?
Кис устал от своего собеседника, медлительность которого, выдававшая нежелание возвращаться домой, начинала выводить его из терпения.
Валера думал. Кис подавил желание забарабанить пальцами по подоконнику. Наконец, сосед сообщил:
— Было необычное: у них было тихо. Последние дни у них было тихо — ни музыки, ни попоек, ни скандалов. И ничего такого, как вы говорите — оживления там особенного — не было. Хотя все вместе почти каждый вечер собирались.
— С каких пор у них необычно тихо?
Валера пожал плечами.
— Я же не записывал дату. Дней пять-шесть, наверное.
— Машина какая у Марго?
— Жигули, шестерка, белые. Она ее купила подержанной.
— Номер помните?
— Что-то такое… Нет, не помню.
— Марго где обычно паркует машину?
— Вон там, — сосед показал из окна за угол.
Уф! Кис понял, что можно заканчивать разговор. Поблагодарив Валерия, Кис проводил его сутулую спину в пижаме сочувственным взглядом и покинул душный подъезд.
Выйдя на свежий ночной воздух, Алексей вдохнул полной грудью.
Хотелось спать. Хотелось просто лечь. Хотелось кофе, или даже лучше коньяку…
Сколько он этой ночью спал? Часика четыре, никак не больше. И потом еще утром полтора… Да, маловато будет.
«Жигулей» Марго, как он и ожидал, нигде не было. Он завернул за угол, и стал медленно продвигаться, пригнувшись и заглядывая под тесно припаркованные машины.
Сгустившиеся ночные тени дышали на асфальте, жалобно замирая и бледнея в проплешинах тусклого света фонарей. Присвистнув, мимо прошуршал парень на скейте. Беззвучно пронеслась над головой вспугнутая птица. Кис протиснулся между двумя машинами и наклонился: то ли тени, то ли… Он чиркнул зажигалкой.
Масляные пятна жирно покрывали асфальт.
… Филипп прижал ее к стенке. Его губы впились в ее рот. Аля пыталась его оторвать от себя — безуспешно. Она отворачивала от него свое лицо — он покрывал поцелуями ее шею, он водил, едва прикасаясь, губами по нежной коже ключиц и плеч, шумно вдыхая запах ее тела. Его рука пробралась к ней под майку, ловко высвободила грудь из лифчика и стала ее ласкать, умело и властно, именно так, как она это любила… Боже мой, именно так! Он знал, как; и он это не забыл.
Ее тело накрыла сладко-судорожная волна, от которой мутилось сознание. Его колено втиснулось между ее бедер, волоски его ноги защекотали ее чуткую кожу… Але сделалось жарко. Она задыхалась. Она сопротивлялась. Она понимала, что заниматься с Филиппом любовью нельзя, не следует; дело даже не в Алексе, она от него уходит, уже практически ушла; дело в том, что нельзя с Филиппом, нельзя… нельзя… Она его не любит, и возврата к их отношениям быть не может…
Она закрыла глаза. Голова ее плыла и пылала. Руки Филиппа наведывались и там, и сям, горячо и жадно исследуя те места, которые принадлежали ему четыре года назад. Мысли Алины окончательно спутались и уже ничего не было ясно, что нельзя и с кем…
— Я четыре года об этом думал! — шептал он, — четыре года! — Руки Филиппа продолжали свой горячечный бег и труд.
— Четыре года, почти каждую ночь!
Аля едва не теряла сознание.
— Даже в постели с другими женщинами представлял — тебя…
Ее руки, отталкивавшие Филиппа, ослабли, и он вжался в нее всем своим тяжелым телом. Аля содрогнулась, обмякла и опустила голову ему на плечо…
— А ты, блядь, все это время спала со стариком, которого не любишь и который даже не любит тебя! — вдруг заорал он и рывком поставил ее прямо.
Она не сразу поняла. Они стояли друг против друга, шумно переводя дыхание, оба раскрасневшиеся и растрепанные. Ее юбка завернулась сбоку за резинку пояса, майка была спущена с плеч, очки висели на одном ухе.
Наконец, до нее дошел смысл его слов. Она стала медленно оправлять одежду. Отвернула задравшуюся юбку, и внутренний карман легонько кольнул ее бедро. Письмо! — вздрогнула Аля. Письмо мужу было там, в кармане. Хоть бы Филипп не заметил! Надо его куда-то спрятать…
Филипп не заметил.
Филипп смотрел, как она наводит порядок на себе.
И, когда она закончила, он ее с наслаждением ударил.
Очки слетели и разбились. Она было кинулась за ними, но он ее не пустил, держа меж своих упертых в стену рук. Он взял ее за подбородок, и повернул ее лицо к себе.
Аля заставила себя посмотреть ему в глаза. И тогда он снова ее ударил, наотмашь, по другой щеке.
«Дрянь продажная. Сука. Проститутка», — сказал он и залепил ей еще одну пощечину для верности.
И отошел.
Аля молча подняла разбитые очки. Отнесла их в мусорное ведро.
Вернулась. Поднялась по лестнице на чердак и, даже не прикрыв за собой дверцу, легла на тюфяк.
Теперь ей было все равно, войдет Филипп, или нет, что он будет делать и говорить.
Она лежала, без слез и без сна, отвернувшись к стенке. В доме стояла тишина. "Самое ужасное в том, что он прав. Я не люблю Алекса, никогда не любила. Я вышла замуж не за него, я вышла замуж за комфорт и уют предложенной мне жизни, за возможность начать жизнь сначала, по-другому…
