— Слава Аллаху! Только за детьми скучает. Особенно за Саидой.
Дети мэра учились в Англии, да там же и остались на постоянное жительство. Может быть, поэтому Гарун так хорошо относился к племяннику, который не только находился рядом с ним, но и вел борьбу за правое дело.
— Попробуй чуду…
— Спасибо, обязательно, — кивнул Руслан. — У вас на рынке хорошую самсу делают.
— У нас? Никогда не пробовал. Где именно?
— Как идти от конторы к заднему выходу, по левой стороне. Там старик-ногаец, его сразу видно…
— Надо будет послать кого-то, или самому заехать… Заодно нового директора навещу, Казбека Османова… Пусть знает, в чью сторону смотреть! Дибир и Ризван, собачьи дети, только Мытаря слушались, ему деньги отстегивали, думали, он их всегда выручит, от всех защитит…
— И чуду хорошие, — похвалил Руслан. — Есть один вопрос, дядя.
— Какой вопрос? — насторожился Великий Гарун. Он не очень любил неожиданные вопросы.
— Ко мне обратился Исраил Насруллаев из Узергиля. Знаешь его?
— Кто же не знает Абрека? — улыбнулся мэр. Настороженность прошла — то, что связано с рядовым амиром, не могло его взволновать.
Оловянный удовлетворенно кивнул.
— У них «зачистку» сделали, все село перевернули, людей арестовали, компьютеры забрали, на кладбище взрыв устроили… Беспредел, короче!
— Разве в нашей республике кого-нибудь удивишь беспределом? — Великий Гарун горько вздохнул. — В Дагестане должен быть твердый хозяин, который не будет плясать под дудку Москвы! А этот, нынешний… Он и нашим, и вашим… Но мы с ним друзья, а если вдруг пришлют нового, то неизвестно, как все обернется… Хотя не думаю, что там пойдут на такой шаг!
Великий Гарун многозначительно ткнул указательным пальцем в небо и выпил.
— Они блокировали село, забрали брата Абрека, его специалистов и нескольких бойцов, — неторопливо продолжил Руслан. Он знал, что дядя при каждом удобном случае не прочь намекнуть, что именно он должен возглавить республику. Но сбить его с мысли было трудно. — Исраил попросил меня ему помочь. Но оружием тут не поможешь. Поэтому я прошу тебя. Это поддержит мой авторитет, да и Абрек будет нам обязан…
— Наверное, это связано с московским взрывом? — нахмурился Великий Гарун.
— Наверное.
— Тогда мне лучше не вмешиваться, чтобы не привлекать к себе внимания… Это слишком громкое дело!
— Но что же делать? Абрек обратился ко мне, если я ничего не сделаю, мой авторитет упадет…
Великий Гарун надолго задумался.
— Я вижу только один путь, — наконец сказал он. — Инициатива должна идти снизу. Народные сходы в нескольких районах, волнения… Только без крови!
Он внимательно посмотрел на племянника, и тот кивнул.
— Письма в Махачкалу и в Москву, статьи в газетах… Я не могу поддерживать боевиков, но я не могу не поддерживать свой народ! На возмущение простых людей я смогу отозваться и выступить против беспредела федеральных сил, в защиту земляков! Ты сможешь организовать народное возмущение?
— Хорошая мысль, дядя! — широко улыбнулся Оловянный. — Конечно, смогу!
— Ну и хорошо, — кивнул Великий Гарун. — Кушай шашлык! А я еще немного выпью…
— Спасибо, дядя. — Оловянный взял еще кусок мяса. Он был доволен разговором. — Ты выбрал самое красивое место!
— У нас самая красивая республика, — согласился Великий Гарун. — Только в ней надо навести порядок!
— Это точно…
Зубаир в очередной раз наполнил бокал и, наклонившись к уху хозяина, что-то прошептал. Тот добродушно засмеялся.
— Руслан, про тебя и твоих людей уже легенды ходят. Вот мои орлы хотят на них посмотреть. Можешь им сказать, чтобы вышли из машины?
Оловянный исподлобья взглянул на Зубаира. От этого взгляда видавший виды аварец поежился.
— Они что, обезьяны, чтобы на них смотреть? — тихо спросил он. Но слова прозвучали громко, как выстрелы. Тем более что выстрелы могли последовать сразу же за сказанным таким тоном. — Это неуважение к моим друзьям…
Гарун насторожился и примиряюще поднял руку — он знал, чем может закончиться этот разговор.
— Да нет, Руслан, мы со всем уважением, — начал оправдываться Зубаир, но его никто не слушал.
Оловянный перевел взгляд на дядю.
— Вот если сам Великий Гарун позовет их разделить хлеб-соль, это будет для них большая честь, — так же тихо закончил он.
— Конечно, Руслан! — обрадовался Гарун. — Позови их, я приглашаю!
Зубаир перевел дух и жестом показал, чтобы принесли еще два стула. Оловянный отдал короткий приказ в рацию. Двери «Нивы» открылись, наружу выпрыгнули Сапер и Абрикос. Развинченными походками бойцы направились к столу, явно не понимая, зачем они там понадобились. Но чем ближе они подходили к Великому Гаруну, тем больше подтягивались и четче ставили ногу — как солдаты, вдруг увидевшие командира дивизии. Гориллообразные охранники в строгих дорогих костюмах пренебрежительно рассматривали небрежно одетых селян, явно не отличающихся накачанной мускулатурой.
— Неужели это они Икрама и Халика положили? И еще двоих? — перешептывались бывшие борцы. — Да их мизинцем переломить можно!
Недоверие охранников передалось их шефу.
— Эти, что ли, были на базаре? — негромко спросил Гарун.
— Эти, — кивнул Руслан. — Они вдвоем всех твоих завалят…
— Вряд ли, — покачал головой Гарун.
— Можем проверить, — совсем тихо сказал Оловянный, и его губа дернулась, обнажая волчий оскал.
Гарун улыбнулся было, но, внимательно посмотрев на племянника, наткнулся на холодный и острый, как лезвие кинжала, взгляд. Улыбка сошла с его лица.
— Нет, Руслан, проверять не будем… Я доверяю твоим словам.
Он приподнялся, пожал подошедшим руки, пригласил садиться, сказал добрые слова, предложил угощаться. Аваз и Бейбут смущались, держались скованно и съели только по кусочку лаваша, чтобы выполнить обряд разделения хлеба-соли.
— Как живете, герои? — ободряющим тоном спросил Великий Гарун.
— Не жалуемся, — ответил Абрикос.
А Сапер невпопад сказал:
— Магу Камринского с тремя нашими парнями вчера завалили. В Семендаре, в доме его друга Вахи…
— Знаю, знаю, читал в сводке, — скорбно кивнул Гарун Бек. — Как это было?
— Как обычно. Кто-то стуканул, окружили дом, предложили сдаться, они не вышли, стали стрелять… Ну, там все с землей и сравняли, ни одного целого кирпича не осталось…
— Это настоящие мюриды веры, — сказал Гарун. — Они подобны героям Ахульго, имена которых навечно высечены на камнях… Прошли века, а народ помнит их до сих пор…
— У каждого из нас будет свой «дом Вахи», — сказал Абрикос. — Последний дом, который завалит наши трупы. И у меня, и у Бейбута, и у Руслана, и у…
— Кто думает о последствиях, тот не герой! — перебил его Руслан.
Абрикос понял, что чуть не сказал лишнего, тут же прикусил язык и перевел разговор на другую тему.
— Кафиры приезжие ребят взорвали… Когда их уже уберут?
— Скоро, скоро, парни! Потерпите, — прочувствованно сказал Гарун и даже вроде бы смахнул слезу.
Облака спускались все ниже и сгущались. Упали первые капли дождя. Руслан попрощался с дядей, и все разошлись по машинам. Вернувшись на шоссе, машины разъехались в разные стороны — Оловянный возвращался в Камры, а кортеж Гаруна Джебраилова в Махачкалу.
Полил дождь, Абрикос включил стеклоочистители.
— Ну, что? — не удержавшись, спросил он. — Поможет дядя Абреку?
— Абреку нет, — сказал Оловянный. И, выдержав паузу, добавил: — А мне, конечно, поможет!
— Здорово! — радостно засмеялся Абрикос.
— Хороший мужик, — сказал Сапер. — Простой, нос не задирает, как другие начальники…
— Хороший, — согласился Абрикос.
И Оловянный подумал, что у дяди надо многому научиться, и в первую очередь располагать к себе людей.
— Только у него свой дом. И к нему никто не придет, — добавил Абрикос.
Дождь превратился в ливень, стеклоочистители не справлялись, вода заливала лобовое стекло, и «Нива» сбавила скорость.
* * *
Московская область. Полигон
— А эти изделия еще не поступали в Россию, это последняя новинка немецких конструкторов-оружейников, — рассказывал широкоплечий инструктор, раскладывая на брезенте небольшие плоские коробочки размером со спичечные. Брезент лежал на траве, впереди сидели бойцы первого и третьего отделений «Меча», сзади виднелись искореженные остовы машин, корпус БТРа и даже фюзеляж самолета «Ту-104» без крыльев. Дело происходило на войсковом полигоне. Шло очередное занятие по минно-взрывной подготовке. У инструктора было грубое лицо много повидавшего человека. А судя по характерному ожогу на щеке — и много испытавшего. Его пригласили на разовое занятие, и он не знал, со «спецами» какого ведомства занимается.
