Ознакомительная версия.
Конвойный запер его в специальной камере размером метр на метр, где можно было только стоять. Такие «стаканы» создавались для того, чтобы арестанты не встречались друг с другом на пути следования по тюремным коридорам. И еще в них можно было запирать заключенных, чтобы они дожидались аудиенции у начальства, а в изоляторах – встречи со следователями или адвокатами.
В этом отстойнике Ролан провел не меньше часа, прежде чем Храпов позвал его к себе. Корчакова в приемной уже не было, и в кабинете начальника тоже. Видно, в камеру отправили. Но главное, что план Ролана сработал и его вернули в тюрьму.
– Везет тебе, Тихонов, – с насмешкой сказал Храпов. – Еще и месяца не прошло, как ты здесь, а у меня в кабинете уже во второй раз.
– Так я к вам и не напрашивался, – буркнул Ролан.
– А вены себе зачем вскрыл?
– А достало все. Семнадцать лет я здесь не выдержу.
– А условно-досрочное?
– Шутите? После того как я на этого пидора наехал, мне УДО не светит. – Ролан кивком головы показал на дверь, за которой в приемной совсем недавно сидел Корчаков.
– На кого ты наехал?
– Да на этого, что у вас был… Ну, я в приемной его видел. Натан его зовут… Тьфу, вспоминать тошно!
– Чего так?
– Лежу себе спокойно, никого не трогаю, заходит этот и давай Мишеля клеить. Ты такой сладкий, ты такой вкусный… Противно слушать. Ну, и я не сдержался.
– А у меня немного другая информация. Ты собирался торговать этим Мишелем, хотел, чтобы Натан тебе заплатил за него…
– Врет он всё.
– Может, врет, а может, и нет.
– Да, но за мной косяк. В смысле, залет. Ну, штрафные очки… Думаете, мне это нравится? Жизнь хотел с чистого листа начать…
– Потому и бригадира своего избил.
– Так он первый начал. Вы меня тогда к себе вызвали, а он мне – где ты шлялся, все такое… А потом лента сломалась, и еще у Ван-Вовыча сердце отказало. Короче, план медным тазом накрылся. Я-то в этом не виноват, а бригадир на мне оторвался. Ну, я не выдержал…
– А заодно и контролеров раскидал.
– Да это я в раж вошел… Юрий Павлович, честное слово, не хотел я воду мутить. Хочу, чтобы все нормально у меня было. Я ведь перед Олегом извиниться могу. И перед контролерами… Хотя они меня уже наказали.
– Как они тебя наказали? – нахмурился Храпов.
– Карцер там, все такое…
– Что «все такое»?
– Ну, хлеб, вода…
– Тебя били в карцере?
– Нет… Нет, не били. Но если бы вдруг, я бы не стал жаловаться. Они бы все правильно сделали… А перед Натаном я точно извиниться хочу. Виноват я перед ним. Не надо было его трогать… Можно, я перед ним извинюсь? Я же чуть не убил его.
– Вот я и думаю – может, тебе покушение на убийство оформить? Получишь еще пяток лет…
– Не надо, – тяжко вздохнул Ролан. – Лучше я извинюсь перед Натаном.
– Ну, мы же не в детском садике.
– Логично. Ладно, не буду извиняться. Только покушение на убийство шить не надо, хорошо?
– Не пойму я тебя, Тихонов, – пристально посмотрел на него Храпов. – Вроде бы серьезно говоришь, а мне кажется, что притворяешься.
Ролан опустил голову и пожал плечами. Дескать, ваше право сомневаться.
– Овцой хочешь казаться, а сам бригадира избил, оказал сопротивление сотрудникам администрации, в санчасти наломал дров… Не вижу я в тебе овцу. Овечью шкуру вижу, а овцу – нет… Значит, извиниться перед Натаном Елизарьевичем хочешь?
Ролан угрюмо кивнул, не поднимая глаз.
– Уверен в этом?
На этот раз он просто пожал плечами. Дескать, если будет возможность, почему бы не извиниться, а не будет, так и не надо.
– Как рука? – спросил Храпов.
– Да ничего, нормально… Через недельку можно работать… Только из санчасти обратно в карцер отправят. Лучше работать… Только чтобы работа полегче…
– А может, ты просто хитрожопый? – внимательно глядя на Ролана, насмешливо спросил полковник.
– Нет, просто я попал в очень сложную ситуацию…
– Ничем не могу тебе помочь.
– Даже выпутаться не поможете? Хотя бы на одну треть от срока… А говорят, бригадирам наполовину срок сокращают…
– Говорят, что кур доят. Бригадир – это не про твою честь. Не потянешь ты этот воз…
– Не доверяете?
– Честно тебе скажу, не доверяю. Мутный ты какой-то…
Храпов позвал конвоира, и Ролан отправился обратно в санчасть.
А через три дня его выписали и отправили в камеру. Он думал, что попадет обратно к Олегу, но это была другая камера, не менее комфортная, и всего три койки из восьми заняты.
Место смотрящего занимал могучего сложения парень с круглой лысой головой и торчащими ушами. Если бы у него была зеленая кожа, Ролан мог бы решить, что на койке лежит какой-то персонаж из американских мультиков. На кровати через проход сидел Бабанов. Именно он, а не Корчаков. Ролан уже научился отличать одного от другого.
Он понял, зачем оказался в этой камере. Это Храпов решил проверить, искренен ли был Ролан в своем стремлении извиниться перед этим человеком. Но зачем ему это надо? Похоже, он действительно в чем-то его подозревает. Что, в общем-то, не удивительно.
Лже-Корчаков смотрел на него настороженно, хотя и без особого страха. Видимо, рассчитывал на поддержку амбала.
– Да не бойся, бить не буду.
Едва глянув на него, Ролан бросил на пустующую койку скатанный матрас и сумку со свежей посылкой, которую только что получил на складе. Тоскливо на душе, лечь бы сейчас на бок лицом к стене, накрыться подушкой да поскулить немного… Может, боль и улеглась бы.
Авроры уже нет, а посылка от нее пришла. Как будто привет с того света. Горький привет, оттого и выть хочется.
На Корчакове бы злобу выместить, но нет его, снова Бабанов вместо него – какой с него спрос?
– А кто тебя боится? – поднимаясь во весь рост, спросил амбал.
Майка-борцовка, бицепсы размером с гирю, кулаки, что чугунные ядра. Татуировок не видно, если не считать якоря на плече. Наверное, в свое время парень служил во флоте. И не просто якорь, а еще и русалка на нем.
– Ты здесь бригадир? – небрежно глянул на него Ролан.
– Я не понял, ты что, борзый?
Амбал шагнул к нему и повел плечами, как будто в руках была коса, которой он срезал траву на своем пути. Угрожающее движение, но Ролан не дрогнул.
– А ты что, помахаться хочешь? Так я не против. Только давай без косяков. У вертухаев спросим – скажем, что на прогулке махаться будем, ну, типа спортивный поединок; если скажут «да», давай помашемся. А так зачем шум поднимать? – Кивком головы Ролан показал на видеокамеру под потолком.
– Может, и спросим.
– Ты здесь старший, ты и спрашивай…
– Ты вообще кто такой? – озадаченно спросил амбал.
Похоже, до него стало доходить, что с Роланом лучше не связываться. Видно, сила у качка только снаружи, а внутри – слабина.
– Тихоном меня зовут, морячок… Или ты не морячок? – глядя на татуировку, спросил Ролан. – Наколка вроде морская.
– Морская, – кивнул амбал, исподлобья глядя на него.
– На флоте, значит, служил? Это хорошо, если служил. А то партак твой на мысли нехорошие наводит…
– Не понял…
– Такие синяки не только моряки накалывают. Еще и лохмачи.
– Что за лохмачи?
– Ну, кого за изнасилование закрыли…
– Я никого не насиловал. И не надо мне тут…
– Ну, мало ли, может, было что-то… Может, братва тебя за это дело опустила… Ты это, признайся, если вдруг что. Ты, я смотрю, конкретно накачался, – так это всё чешуя. Я ведь и заточкой могу…
Ролан посмотрел на качка спокойно, но именно поэтому угроза в его взгляде казалась натуральной и вполне осуществимой. Парень явно не было искушен в тюремных реалиях, а на него смотрел матерый лагерный волк. Амбал не смог выдержать взгляда, отвел глаза в сторону.
– Ты меня не трогай. И я тебя трогать не стану, понял?
Ролан расстелил постель, лег поверх одеяла. Странно, сегодня будний день, а все постояльцы на месте. Их что, работать не заставляют?.. Ну, с Бабановым понятно. А остальные?.. Ролан посмотрел на заключенного, что лежал на койке через проход. Спит или делает вид. Может, этого атлета содержат здесь, чтобы он защищал Бабанова. Или, вернее, Корчакова, которого сейчас нет. Может, он знает, что произошла замена, и не хочет защищать Бабанова. Но если бы в камере находился настоящий босс, он бы цербером набросился на Ролана. И морячок тоже… Разобраться надо. Во всем разобраться…
Дверь открылась, в камеру вошли контролеры:
– В коридор! К стене! Выходим на прогулку!
И снова загрохотали сплошные и решетчатые двери, окрики «Лицом к стене!», «Пошли!», «Давай, давай!»… Зато в тюремном дворике пусто и в тренажерном зале никого. Рабочий день, народ на производстве.
Бабанов сел на скамейку, задрал голову, любуясь сквозь сощуренные веки выглянувшим из-за тучи солнцем. Ролан присел рядом, сунул в рот сигарету.
– Ты это, извини меня, что наехал.
Не хотел он извиняться перед этим голубеем, но делать нечего. Ясно же, что Храпов определил его в эту камеру, чтобы проверить на искренность – действительно ли он может извиниться перед обиженным, или его словам веры нет. К тому же Ролан должен был выяснить, где сейчас находится настоящий Корчаков, а Бабанов мог это знать.
Ознакомительная версия.
