— Ва-алейкум салам, Руслан! Дома так, тихо-тихо… — Он сделал неопределенное движение рукой. — Тебя сегодня в розыск объявили!
— Ну, ты же меня не будешь арестовывать? — улыбнулся Руслан, хотя глаза смотрели настороженно, по-волчьи.
— Что ты говоришь, Руслан, как можно! — всплеснул руками участковый. — Семьей клянусь, у меня и в мыслях нет ничего плохого!
Оловянный внимательно его рассматривал и улыбался не очень хорошей улыбкой. Саидбек набрался смелости и спросил:
— А правда, что ты меня убить хочешь?
Оловянный обиженно развел руками.
— Ну, почему все считают, что я хочу их убить?! Разве я убиваю друзей?!
Саидбек молчал. Он знал много таких случаев. Очень много.
— Если они меня не огорчают, — добавил Руслан.
Участковый продолжал молчать.
— Ты, лучше, вот что скажи: по мне мероприятия не намечаются? Облавы там, рейды, засады?
— Да нет пока, — почесал в затылке младший лейтенант. — Нам ведь заранее не сообщают… Подтягивают приданные силы — и вперед!
— Ладно… Тогда запиши телефон… — Оловянный замялся.
С тех пор как Дудаева убили ракетой, наведенной на радиосигнал его телефона, серьезные подпольщики «мобилами» не пользовались. У него был незасвеченный аппарат с новой симкой, но включал Руслан его крайне редко, для связи с несколькими людьми, которые знали его номер. По мобильнику можно отследить его передвижения и контакты, тому, кто находится в розыске, это ни к чему. Поэтому Оловянный пользовался портативной рацией, которую засечь гораздо труднее.
— Телефон Мусы запиши. — Он постучал в темное стекло водителя, оно опустилось, и показалась улыбающаяся физиономия ближайшего сподвижника Оловянного. — Если что разузнаешь, обязательно ему сообщи. Сразу же!
— Конечно, Руслан, конечно!
— Я слышал, что у тебя дочь больна и ей операция требуется… Возьми вот…
Оловянный достал из кармана пачку долларов США, перехваченную бандеролькой, и буднично протянул Саидбеку.
— Здесь как раз десять тысяч!
— Откуда ты все знаешь? — изумился Саидбек.
— Я же амир района, я все должен знать.
Подрагивающей рукой младший лейтенант взял пачку. Он никогда не держал такую сумму. И даже не видел никогда столько долларов.
— Спасибо, Руслан! Я отдам, — ошеломленно прошептал он, даже не представляя — откуда можно взять десять тысяч долларов.
— Не надо отдавать, мы же друзья, — Оловянный внимательно посмотрел в глаза Саидбеку и похлопал его по плечу. От этого взгляда у младшего лейтенанта душа ушла в пятки. Он понял, что продал душу шайтану.
— Спасибо, — сказал участковый упавшим голосом.
— Кстати, тут наши жители сход провести хотят, — сказал Руслан. — Протестовать против пришлых ОМОНов, против режима КТО, против имамов, которые потакают кафирам… Так ты приди, проследи за порядком. В форме, как положено…
— Как в форме? И вообще… Мне же все ребра переломают, а то и совсем убьют!
— Да что ты, Бек! — засмеялся Оловянный. — Кто же посмеет тебя тронуть? Ведь ты же власть!
И, перестав смеяться, вполне серьезно сказал:
— Не бойся ничего! Я отвечаю!
Такое обещание гарантировало безопасность лучше, чем взвод внутренних войск.
Пожав ему руку, Оловянный сел в машину и уехал. На прощанье участковому доброжелательно помахали рукой Муса и еще двое, сидящих на заднем сиденье…
Саидбек стоял, словно окаменевший, и смотрел вслед черной машине.
«Это они сегодня грохнули тех, на рынке, забрали у них деньги, отдали их мне и дружески улыбаются…»
Он испытывал противоречивые чувства. С одной стороны — Руслан вроде бы все сделал хорошо и правильно. Но с другой, вспомнилась поговорка: «Если волк съел твоего врага, то это не значит, что он стал твоим другом!» Изменится настроение — и он недрогнувшей рукой застрелит его, Саидбека, так же, как сегодня застрелил тех толстосумов! И всю семью вырежет, недаром проявил такую осведомленность о его семейных делах!
— О чем задумался, Бек? — участливо спросил незнакомый прохожий. — Заходи в дом, чаю выпьем, свежей лепешкой угощу!
— Спасибо, уважаемый! Извините, домой спешу!
Крайне удивленный таким дружелюбием, Саидбек пошел к своей «пятерке», которую теперь не надо было продавать. И что интересно: все с ним здоровались, никто не отворачивался, даже ишаки смотрели добрее. И он знал, в чем причина подобной перемены.
* * *
Москва. Дивизион «Меч Немезиды»
На следующий день состоялся «разбор полетов». Утром спешным приказом был создан суд офицерской чести. А уже после обеда состоялось его первое заседание.
Мальцев с Назаровым стояли перед пятью старшими офицерами дивизиона, как проштрафившиеся школьники. Вид невыспавшегося и хмурого командира не сулил им ничего хорошего. И действительно, Анисимов метал громы и молнии.
— Мальцев командир группы, на нем особая ответственность, а он сам оказался замешанным в некрасивой истории! Назарову только присвоено звание майора, и в тот же день он «отличился»! К чему было вообще кичиться, что вы майоры?
— Мы не кич… — толчок локтем в бок оборвал на полуслове фразу Назарова.
— Молчи лучше, — прошептал Мальцев.
— Правильно, — сказал Анисимов. — Молчи и думай! Да, эти… полицейские вели себя по-хамски! Но они же не террористы, чтобы их калечить и убивать…
— Да мы и не кале… А что нам было делать?! — снова не удержался Назаров.
— Вы должны были подавить их морально, а не физически. Моральное превосходство — уже пятьдесят процентов победы. Или все сто! И вчера вы могли в этом убедиться!
Проступок провинившихся разбирали минут сорок. Впрочем, осуждали их не очень искренне, так — для порядка. В конце концов, решили ходатайствовать перед командиром об их порицании, без применения мер дисциплинарного характера.
Полковник решение строгого суда утвердил.
Глава 4
ИНЦИДЕНТ В ПУСТЫНЕ
Исламская Республика Иран. Пустыня Деште-Кевир
Центральный Иран — это сплошные бэдлэнды — «дурные земли». Полупустынные нагорья как-то незаметно переходят в совсем гиблое место — пустыню Деште-Кевир. Первые безжизненные «кевиры» — солончаки — появляются уже в полусотне километров от Тегерана, и несведущему человеку трудно бывает понять: он уже в преисподней или только на подступах к ней. Считается, что из всех разновидностей пустынь самые жуткие — солончаковые. Тысячекилометровое безжизненное и бессмысленное пространство. Если волею случая человек оказывается здесь, то очень скоро начинает ощущать себя незначительной песчинкой, точнее, крупинкой, потому что классические барханы встречаются здесь редко: пропеченная солнцем истрескавшаяся белесая глиняная корка или раскаленная черная галька с выпирающими из земли скалами — таков здешний основной инфернальный ландшафт.
Здесь постоянно дует ветер, гоняя песок то в одну, то в другую сторону. Если задуматься, то пустыни — это самые большие песочные часы в мире. Только отсчитывают они не секунды, не минуты, и не часы, а века… Деште-Кевир и не заметила, сколько вековых страниц перевернули ее песчинки, но богатый дворец успел превратиться в руины, некогда оживленные аулы давно занесло песком, пересохли соляные реки. Полная безжизненность, песок переходит в растрескавшуюся желтую, красную, коричневую землю, белые, как снег, пересохшие русла — если сфотографировать, то можно принять за суровый российский зимник.
Американский спутник видовой разведки «Лакросс» регулярно отсылает в Центр фотографии, и у дежурного оператора всегда возникает такая ассоциация. А каменистые горы серого и красного цветов напоминают лунный или марсианский пейзаж. Но уже несколько дней, как общий алгоритм безжизненности нарушен: в пустыне появились два огромных грузовика, джип, несколько палаток, буровая вышка… Радиолокационная антенна пятнадцатиметрового диаметра даже с трехсоткилометровой высоты различает десять человеческих фигурок.
Бурение идет в штатном режиме. Гудит дизель, вращая скрипящую колонну бурильных труб, на глубине со скрежетом вгрызается в почву алмазная коронка. Камран что-то поет внизу, у оборудования, а Махди озабоченно смотрит, как уходит вниз труба: скоро надо вынимать керн и ставить очередное звено… Он не думает ни о зимней России, ни тем более о Луне или Марсе. Для него все это одинаково далеко и неинтересно. Он думает о заработке и о следующей работе. Тут им обещали по пять миллионов риалов[35], такие деньги редко удается срубить… Правда, и работа тяжелая, особенно на невыносимой жаре… Солнцу еще далеко до зенита — только десять утра, а столбик термометра достиг сорока градусов по Цельсию и продолжает ползти вверх. В комбинезоне на раскаленной железной площадке очень трудно переносить жару…
