– Значит, Саржин Ефим Ильич до сих пор не найден? – с непонятным удовлетворением констатировал Станислав. – Интересно, жив он сейчас?
Никифоров развел руками:
– Один черт об этом знает! Может жив, а может – нет.
– Валера, а к вам сюда не поступало сигналов о появлении где-нибудь в стране денег с номерами, находящимися в розыске?
– В том-то и дело – никаких данных! Хотя сразу же после преступления через Москву во все сберкассы, банки и т. д. были даны распоряжения. Это лишний раз успокаивало высокое начальство, что деньги все сгорели на даче!
Уточнив некоторые менее существенные детали, Широков достаточно подробно поведал Никифорову цепочку происшедших за неделю событий, приведшую гостей сюда в Курск.
– Та-ак! – поднимаясь и прохаживаясь по кабинету, воскликнул Никифоров. – Что же получается? Саржинские деньги начинают всплывать?
– Может – да, а может – нет, – глубокомысленно рассудил Игорь. – Мы очень надеемся, что многое откроется здесь. Тем более, судя по месту находки машины, приятели пробираются именно в Курск или куда-то поблизости. А вернее всего, они уже тут были, пока мы добирались.
– Ну-с! Каковы планы?– полюбопытствовал майор.
– Во-первых, надо побеседовать с отцом Гвоздковой, – ответил Широков. – Во-вторых, отыскать коллег ее по больнице, а также бывшего мужа. Поговорить с соседями Саржиной, знавшими ее и сына. В-третьих, поднять из архива материалы уголовного дела по ограблению инкассаторов и внимательно, на свежий взгляд, его проштудировать – может, появятся какие-то ниточки с учетом известных нам теперь вещей. Да, Козин, как я понимаю, уже освободился. Где он теперь?
Никифоров неуверенно произнес:
– Бог его знает. Впрочем, проверим. Что касается Панова, то Вторая Пушкарская недалеко от нас. Туда из центра идет восьмой автобус, – он быстро написал на листочке адрес и отдал Широкову.
Поблагодарив, Станислав спрятал бумажку в карман рубахи и предложил:
– Не будем терять времени. Я поеду к Панову, а Игорь пока будет изучать дело. К обеду я вернусь, решим по дальнейшим действиям.
Похлопав по плечу приунывшего Свешникова, он добавил:
– Игорек, ты же у нас аналитик! Тебе и ребус в руки!
Никифоров посмотрел на часы, что-то прикидывая в уме, и заявил:
– Вообще-то, дело в суде я уже взял. Оно у меня здесь. Да и времени часок-другой выкрою. Будем листать вместе! – ободряюще заверил майор Свешникова.
27 июля. Среда. Около 11 часов.
Домик, где жил Сергей Николаевич Панов, Широков отыскал довольно быстро – пригодились пояснения заботливого Никифорова. Зеленая дощатая калитка оказалась открытой, и Станислав прошел во двор, с некоторой опаской поглядывая по сторонам в ожидании «злой собаки», о чем предупреждала табличка на заборе. Собака действительно была. Она вылезла из какого-то подобия будки, шатаясь от старости, разглядывая пришельца подслеповатыми глазами. Затем равнодушно зевнула и вновь забралась в свое убежище.
Широков взошел на крыльцо и постучал в обитую рваным дерматином дверь. Из дома не доносилось ни звука. Станислав осторожно потянул за ручку, дверь со скрипом открылась. В полутемной прихожей пахло псиной.
– Есть тут кто-нибудь? – громко спросил Станислав.
– А как же! – раздалось из-за следующей двери, прикрывавшей внутренние покои «особняка».
Уже не смущаясь, Широков прошел в довольно просторную комнату. В нос шибануло крепким запахом сивухи. За непокрытым столом сидел старик. Его редкие волосы были всклокочены, тонкая красная шея торчала из ворота исподней рубашки, выцветшие глаза равнодушно смотрели на гостя. Перед стариком на столе – поллитровка с мутной жидкостью и стакан. На куске газеты горбилась краюха черного хлеба, пара помидоров и шматок сала.
После молчаливого взаимного изучения старик выдвинул из-под стола табуретку и со стуком поставил на стол второй, взятый с подоконника стакан.
– Садись! – хлопнул хозяин ладонью по табуретке.
Широков, еще не определившись, как себя вести, подошел к столу и занял предложенное место. Дрогнувшей рукой старик плеснул в стакан гостю жидкость из бутылки, пододвинул помидор и, подняв свой стакан, провозгласил:
– Со свиданьицем! Будем здравы, чтобы нынче не забыться, а завтра – похмелиться!
Закинув голову, он двумя глотками влил в себя сивуху, крякнул и вытер рукавом рубахи рот.
Станиславу вдруг стало смешно, и невольная улыбка появилась на его губах.
– Ты чего? – подозрительно спросил старик.
– Уж больно смачно вы, Сергей Николаевич, изволите принимать это зелье! Аж самому захотелось…
– Так в чем дело? Дают – бери, бьют – беги! Давай, вздрогни!
Он пододвинул стакан еще ближе к Станиславу.
– Нет-нет! – смеясь, сделал протестующий жест Широков.– Во-первых, желудок такое не принимает по причине болезни, во-вторых, на работе я…
– А-а-а…– с сожалением протянул Панов.– Тогда, конечно, не стоит. А я вот свое отслужил – пятый годок в пенсионерах. Слушай, мил человек, ты, часом, не из газеты?
Старик оживился, сверля гостя повеселевшими глазками. Не зная почему, Широков ухватился за подсказанную «легенду» визита. Однако, на всякий случай, спросил:
– Почему вы так решили?
Панов со вкусом отправил в рот кусочек сала, прожевал и объяснил:
– Третьего дня к Сергеичу приходили – соседу моему. Тоже молодой, из газеты. Воспоминания ветеранские собирает, книгу писать будет.
Глаза старика увлажнились.
– Мало нас, горемычных, на земле-матушке осталось…
Он смахнул слезу и налил себе еще из бутылки. Широков с беспокойством смотрел на стакан, опасаясь за положительный исход беседы при таких темпах хозяина. Словно угадав его мысли, Панов успокоил:
– Ты не волнуйся, организм у меня еще крепкий. Эта зараза, наоборот, только дух боевой поднимает.
Однако пить все же не стал. Вместо этого подошел к шифоньеру и достал старенький китель с внушительным количеством орденов и медалей. Накинув китель на плечи, Панов вернулся к столу, сел и выжидательно посмотрел на Широкова.
– Да, парад внушительный! – искренне восхитился Станислав, разглядывая знаки воинской доблести. – Что же вы, Сергей Николаевич, так один и живете?
Панов вздохнул. Еще минуту назад оживленный взгляд потускнел.
– Так и живу один… – глухо подтвердил старик.
– Сергей Николаевич, о подвигах ветеранов много написано. Меня же больше интересует послевоенная жизнь бывших солдат: как она складывалась для вас. Психологические аспекты, так сказать, Давайте сначала о своей семье…
Панов вздрогнул и еще более сник. Широков начал ругать себя, что оказался в ложной ситуации. «Надо сразу было представиться и не наводить тень на плетень. Корреспондент нашелся…» – укорил он самого себя.
Между тем старик выпил залпом стакан, не закусывая, и с ожесточенностью произнес:
– Как жизнь складывалась? Проблемы, говоришь? Были они, конечно. И жизнь у всех нас по-разному складывалась. Кто в князья вышел, кто в грязи по сей день барахтается, как я. Ты, корреспондент, думаешь, слабак я? Тряпка, да?
Взгляд стал тяжелым. Панов уставился куда-то в пространство и продолжал:
– Отвоевал я с первого и до последнего дня. Чуток лет еще в Германии послужил. Вернулся домой орлом, а тут – бац! В родственники холуя фрицевского зачислили. Муженек-то сестры моей единокровной Анны при немцах в управе ихней работал. Его органы потом посадили, а пятно на всю семью легло. Проверки всякие начались, подозрения – тяжко было! А тут еще в пятидесятом племянничек Ефимка бандитом стал. Что называется – яблоко от яблони… Свой род совсем опозорил. Ну, с Анной я вдрызг разругался: ее вина была и в муже и в сыне – так считаю. Сама крохоборкой была, мужа с пути сбила и сынка такого же вырастила. НЭП на нее повлиял, что ли? Она ведь в 1910 году родилась здесь, а я в 1923-м. Тогда же родители переехали в город…
Услышав название родного города, Широков чуть не подскочил на табуретке. Но Панов не заметил смятения слушателя, поглощенный воспоминаниями:
– Батька магазин там частный открыл. Анька ему помогала, на том и воспитывалась, зараза! Потом нас, как новых буржуев, погнали в шею. И семья воротилась в Курск. Здесь Анна замуж по расчету вышла за пентюха своего – вертела им, как хотела. Говорили, она его к немцам в услужение и пихнула, стерва. Одно слово, жили после войны она своей жизнью, я – своей. В 52-м году женился на Машеньке, дочка родилась – Ритой назвали. Господи, как жили-то хорошо! А потом, в 68-м, враз все сломалось: Машенька от рака померла, ну и понесло меня…
Старик выразительно щелкнул себя по шее и всхлипнул:
– Запил… Ритка заявила, что жизнь со мной ей опостылела. Упорхнула на медичку учиться в другой город – будто у нас своего училища не было. Слышь, корреспондент, специально она так сделала, чтоб, значит, подальше от папки-пьяницы быть!
