Ознакомительная версия.
Колосов подошел к Мохову. Тот тихо разговаривал с пареньком, которого Катя посчитала братом Воробьевой. Катя видела, как с ним поздоровался и заговорил Никита. Молодой священник бережно подвел к могиле мать Воробьевой. Уговаривал ее, утешал, призывал крепиться, мужаться, терпеть, молиться за упокой.
Со стороны дороги послышались шаги. Катя оглянулась. Среди березовых стволов мелькнула высокая фигура. Молодой мужчина в джинсах, джинсовой куртке, темных очках с букетом роз. Катя привстала — незнакомец явно колебался: подойти к могиле или остаться незамеченным. Он сдернул темные очки. Жест выдавал сильное волнение. Прислонился спиной к березе. Катя никогда не видела этого человека. Но внешность его была яркая, запоминающаяся — мощная фигура, широкие плечи, мужественные черты лица.
«Кто такой? — подумала Катя, испытывая отчего-то сильную тревогу и жгучий интерес. — Что ему надо? И почему он не подходит, прячется?»
По двое, по трое народ потянулся с кладбища к автобусам. Катя видела, что Колосов идет вместе с Моховым и высоким пареньком. Она не стала— подходить — не нужно мешать их чисто мужской беседе. Она оглянулась, ища незнакомца с букетом. Но его не было, он исчез.
У могилы прощались, отдавая покойнице последний долг. Катя видела, как Лев Сайко подошел к матери Воробьевой, что-то тихо говорил ей, потом наклонился и поцеловал ей руку. На кладбище он единственный представлял коллег Воробьевой по ресторану. Катя так и не поняла, что это — случайность или же не случайность, что приехал именно он.
У церкви все начали снова рассаживаться в похоронные автобусы, чтобы ехать на поминки. Колосов ждал Катю у машины.
— Вот и все, — сказал он, — да, дела… А это действительно ее брат оказался, младший. Юрием зовут, ничего пацан. Переживает, сестру жалеет, плачет. Я уж успокаивал его, как мог.
— Он не семинарист случайно? — спросила Катя.
— Нет, я тоже его спросил. Он сказал, что учился в институте геодезии, а сейчас работает.
— Где?
— На каком-то предприятии. Катя, ты же сама говорила: тут не место следствие проводить!
— Значит, ее отец служил в этой самой церкви? — Катя смотрела на купола-луковки. — Почему же все-таки приход не отдали ее брату?
— А разве приходы передаются по наследству?
— Я не знаю, Никита. Я думала, что все дело в его возрасте. Но этот батюшка здешний, новый, тоже совсем молодой и дьякон тоже. Значит, дело не в возрасте священника. Церковь часто поступает мудро, — Катя смотрела на открытые настежь церковные двери, — и в этом случае они посчитали необходимым передать приход другому настоятелю. И какие-то причины, видимо, для этого были.
— Я не понимаю, куда ты клонишь, — сказал Колосов, — я в церковных вопросах не разбираюсь. Ты Сайко видела? Ну и как он тебе показался?
— Ничего, симпатичный. Как яблочко наливное. Он матери Воробьевой руку поцеловал… Да вон он, кстати, идет. Надо же, какая у него машина крутая.
Сайко медленно подошел к стоявшему у ограды «БМВ». Пискнула сигнализация. Соскучившийся по хозяину бульдог выпрыгнул из машины. Сайко потрепал его по голове. Он не торопился уезжать, видимо, собираясь остаться и на поминках.
— Значит, он приехал проститься с ней, — тихо сказал Никита, — не проигнорировал, как остальные, Печальное событие… Надо снова потолковать с этим поваром. Ты не заметила — он крестился, нет?
— Крестился?
— Ну на церковь, на купола?
— Нет, я не видела, — удивленно сказала Катя. — А что?
— Да так. Интересно просто. Ходят слухи, что он мусульманин.
— Сайко? — Катя смотрела на повара «Аль-Магриба». К нему подошел Мохов, сел на заднее сиденье «БМВ», отпихнул ластящегося бульдога. Видимо, с Сайко они были давние знакомые и приехали вместе.
— Тихие похороны, скромные, надо же, — сказал Колосов, — совсем обычные. Я думал, дочерей священников как-то по-особенному хоронят.
— Скажешь тоже. Там все равны, — Катя кивнула в сторону кладбища. — Тут приезжал какой-то тип странный, он….
Она не договорила — мимо церкви проехал серебристый внедорожник.
— Классная тачка, — Колосов проводил машину взглядом, — «Рейндж-Ровер». Браток, наверное, какой-нибудь местный разжился. Шикует.
Автобусы тронулись в путь. За ними последовали «БМВ», «Жигули» и «Москвич». Колосов ехал последним. Они с Катей проводили печальный кортеж до поворота на Дмитровку. Похоронные автобусы проехали мимо «Ровера», припаркованного на обочине. Катя, когда они поравнялись, увидела за его рулем того самого незнакомца в джинсовой куртке. Он сидел, устало откинувшись на подголовник, смотрел вслед похоронной процессии, словно ждал, когда же она наконец уедет.
— Надо же, кто явился! — удивленно воскликнул Колосов! — Катя, ты знаешь, кто это?
— Я его видела на кладбище, я тебе говорила. Он как-то странно себя вел, — Катя обернулась — они уже проехали «Ровер».
— Серафим Симонов собственной персоной, — сказал Никита, — и он приехал. Интересно, по поручению Потехиной или по личной инициативе?
— Анфиса про него говорила, у него с Воробьевой было… Они со Студневым поспорили каждый на… В общем, это неважно, это все такая дрянь… А кто он все-таки такой? — Катя смотрела на удаляющийся «Ровер».
— Вроде какой-то актер из погорелого театра. Но надо это проверить, — Колосов посмотрел в зеркало: «Рейндж-Ровер» по-прежнему не трогался с места — нездешняя роскошная машина на тихой сельской дороге.
Глава 18
ТЕЛЕФОННЫЕ ЗВОНКИ
В субботу у Авроры случилась беда — заболел младший сын Кирюша. У него подскочила температура до тридцати девяти, и приехавший частный врач поставил диагноз — ангина.
Когда дети болели, Аврора не находила себе места. Это была самая настоящая пытка.
— Ну, что ты все мечешься, Наташка? — спрашивала Аврору мать. Она одна из немногих продолжала звать дочь этим именем, и Аврора ей это прощала. Мать тоже не отходила от больного внука, но была гораздо спокойнее. — Ну ангина у него, ну холодного попил, когда вы в зоопарк ходили. Ничего, пройдет. У тебя, маленькой, тоже часто ангины бывали. И тоже все летом, в самую жару. И отитом ты болела, и ветрянкой. Они у тебя еще не болели? Нет? Ну, значит, все впереди.
Спокойствие матери тревожило Аврору еще больше. Эти суматошные дни в душной квартирке в Текстильщиках, захламленной старой мебелью, неразобранными чемоданами, детскими игрушками, обувью в прихожей, лекарствами и микстурами на всех столах и подоконниках, были бестолковы и мучительны. Аврора уверяла себя: все это только из-за болезни сына, младшего Кирюшки. Но дело было не только в его ангине. В воскресенье температура у мальчика снизилась, он даже с аппетитом позавтракал. Бабушка вслух почитала ему сказку Андерсена «Стойкий оловянный солдатик». А страх и тревога Авроры не прошли.
Она не желала признаваться самой себе, что страх гнездится в ее душе с того самого дня, когда ей сказали по телефону, что Максим Студнев мертв. Не прошло и недели, и она узнала, что умерла и та самая официантка Лена Воробьева, которая, наверное, десятки раз обслуживала ее, Аврору, в «Аль-Магрибе». О том, что официантка убита, Авроре сообщила Потехина. Позвонила в четверг вечером — встревоженная, расстроенная и, кажется, не совсем трезвая. Закричала в трубку, что стряслось страшное несчастье: убили Воробьеву, официантку. Она умерла прямо в ресторане на глазах у посетителей.
— Ее застрелили? — спросила Аврора, ничего толком не понимая.
— Какой там застрелили! — кричала Потехина. — Ей дали какой-то отравы, как и Максиму! У нас тут до сих пор полно милиции, ресторан закрыт. Мы все просто в ступоре. Аврора, детка, ты слышишь меня? Ее отравили так же, как и твоего Макса, беднягу! Он, оказывается, не просто грохнулся с балкона. Мне дали прочесть заключение экспертизы. Это какой-то кошмар, Аврора, что происходит, ты понимаешь? Аврора, я в ужасе — что же, будет дальше?
— Дальше? — Аврора чувствовала, что от возгласов Потехиной страх, липкий и холодный, комом поднимается из груди к горлу. — Почему ты говоришь это мне?
— Авророчка, я не знаю, я совершенно растерялась… Что делать, что нам делать? Ресторан закрыт. Официантку отравили, Макса тоже — прямо тогда, за ужином, понимаешь? Милиция сказала: оба раза был использован один и тот же яд. Значит, эти убийства связаны!
— Как связаны? — прошептала Аврора. — Что ты говоришь, Марьяша?
— Ну, я не знаю, я, наверное, с ума просто схожу… Скажи, только правду — он тебе больше не звонил? Твой муж?
Этот разговор произошел в четверг. А в пятницу после бессонной ночи Аврора в каком-то странном душевном порыве позвонила своему адвокату и попросила немедленно связаться с адвокатом Гусарова. Передать ему, что лично она ни на что уже больше не претендует, ни на какое совместно нажитое имущество, а на детей пусть Гусаров выплачивает столько, сколько сможет и захочет. Или если не захочет, пусть не дает вообще ничего.
Ознакомительная версия.
