Кейд размышлял.
– Откуда ты знала, что я прямехонько к тебе в комнату вломлюсь?
– Знала! Откуда я могла знать? Это уж было чистым везением! Неужто вы думаете, что я легла бы в постель, если бы ожидала вашего визита? Я, если хотите, весь день наблюдала, как вы там на дереве сидите, и сама устала. Потому и легла пораньше. Я глазам своим не поверила, когда увидела, кто ко мне вломился!
– А кто такой Ники?
– Любопытство взыграло? Он владелец этой виллы. Ники повезет одну из пленок на автомобиле, а я другую – на поезде. Чтобы снизить риск.
– А я должен буду торчать здесь и поджаривать подметки у камина, пока меня не разыщут парни Харденбурга и не прикончат. Так что ли?
Жаннет равнодушно пожала плечами.
– Мне жаль вас. Год назад я никогда бы не допустила, чтобы вас вовлекли в такое рискованное дело. Но сейчас, если убьют Кейда... что ж... невелика потеря. Ведь вы и сами сознаете, что Кейд теперь – просто никому не нужная развалина, опустившийся алкоголик и ничего более...
– Мне об этом многие уже говорили, – сказал Кейд, не отводя глаз от языков пламени.
Жаннет внимательно разглядывала Кейда, потом сказала:
– Вы всегда меня интересовали. Я считаю вас великим художником и восхищаюсь вашими работами. А правда, что вы загубили свою жизнь из-за какой-то шлюхи в Мексике?
Кейд продолжал глядеть в огонь.
– Забавная шпионка, девушка с пистолетом, – сказал он, – грозное зрелище... Однако, будь добра, не суй свой нос в мое прошлое!
Она вспыхнула.
– Извините... мне действительно очень жаль.
– Что ж, очень мило с твоей стороны, – он бросил на нее взгляд и улыбнулся. – Я могу понять твой нездоровый интерес. Я превратился в музейный экспонат, выставленный на потеху и поучение зевакам.
Он отвинтил крышечку, сделал хороший глоток из бутылки, снова закрыл ее.
– А вот что действительно в тебе поражает, так это твоя вера в меня как мастера фото. Я желал бы тебе, с твоим умом, твоей утонченностью и твоей впечатляющей храбростью, обладать в придачу к этим достоинствам еще и некоторой способностью разбираться в психологии. Тебе не пришло в голову, что там, на дереве, у меня была с собой бутылка и что я так надрался, спасаясь от холода, что запорол обе пленки? Нету никаких фотографий!
Она замерла, крепче сжав в руке пистолет, ее голубые глаза расширились.
– О чем вы говорите?
– Крошка, я вот-вот расплачусь от жалости к тебе, – отвечал Кейд, продолжая глядеть в огонь. – Ты говоришь, что кое-что обо мне знаешь, но знания эти весьма поверхностные. Ты не слышала про случай с генералом де Голлем? Я должен был снимать эксклюзив с ним. Но я так надрался, что все снимки получились не в фокусе. Что ж ты думаешь, на дереве я был в лучшем состоянии? И не надо так глубоко дышать, крошка. Подожди, пока не проявят украденные тобой пленки. Могу спорить: они так же бесполезны, как и я сам. Может, даже еще более бесполезны, если такое возможно.
Ему явно удалось сбить Жаннет с толку. Она опустила левую руку в карман, как будто прикосновение к кассетам могло подтвердить или опровергнуть его слова.
– Питаю глубокие подозрения, крошка, – продолжал Кейд, – что ты поставила не на ту лошадку. Впрочем, за последние полгода многие люди сделали относительно меня ту же ошибку. Алкаш есть алкаш – дохлый номер. Не знаю, кто твой русский начальник, но только он явно не обрадуется, когда узнает, что для такого важного дела из всех фоторепортеров вы выбрали именно алкоголика Кейда.
Она напряженно обдумывала его слова, потом ответила:
– Да, языком молоть вы умеете. Думаете, у меня плохо с психологией? Это не так. Как бы пьяны вы ни были, вы должны были сделать хорошие снимки. Это была бы самая большая сенсация, и вы не могли завалить такое важное задание. Так что не надо блефовать.
Кейд улыбнулся ей.
– Твоя вера в меня очень трогательна. Что ж, истина появится после проявления.
Звонок заставил обоих вздрогнуть. Жаннет подняла трубку, все так же держа Кейда на мушке.
– Ники, быстро приходи. Очень важно. То, что нам нужно, у нас в руках. Да... Хорошо. Жду, но поторопись.
Она повесила трубку.
Кейд сделал еще один мощный глоток из бутылки.
– О! Прекратите напиваться! – зло крикнула она.
– Не беспокойтесь обо мне, крошка, – бутылка почти выскользнула из его рук, он поспешно подхватил ее. Движения Кейда выдавали крайнюю степень опьянения. – Тебе, крошка, самое время побеспокоиться о себе. Пока ты болтала со своим пацаном, они пришли.
Ее глаза расширились.
– Они? Что это значит?
– Снаружи слышны шаги и голоса.
Кейд поднялся на ноги, покачнулся, с трудом восстановил равновесие и поставил бутылку на диван.
– Кто-то ходит по террасе.
Жаннет жестом приказала ему замолчать, и оба застыли, напряженно вслушиваясь. Ничего. Только шум ветра в ветвях елей. Шум падающего на террасу снега заставил ее вздрогнуть.
Кейд неверными шагами подошел к двери, открыл ее и вслушался. Напряженная, Жаннет следила за ним. Он поманил ее пальцем, затем палец приложил к губам – тише, мол. Она подошла к нему вплотную.
– Они уже в подвале, – прошептал Кейд ей на ухо. – Слушай!
Жаннет подалась вперед, Кейд еще шире приоткрыл дверь. Она ничего не слышала. И тут сильный удар, обрушившийся на кисть руки, выбил пистолет. Мощный толчок отбросил ее на середину комнаты. Кейд, мгновенно схватив пистолет, глядел на девицу с ухмылкой.
– Нет, крошка, с психологией у тебя все же плохо. Ты что, действительно решила, что я пьян? Это была игра. И вроде неплохо получилось?
Она не шевелилась, глаза ее горели.
– Ладно, а теперь восстановим статус-кво. Давай сюда пленки.
Жаннет попятилась, но Кейд быстро подскочил к ней, схватил за руку и заломал за спину. Она вскричала от боли.
– Хочешь, чтобы я раздел тебя? Гони пленки!
Кейд усилил давление на руку, и Жаннет быстро извлекла из кармана кассеты и бросила их на ковер.
Кейд сильным толчком отправил ее через всю комнату прямо на диванчик. Поднял кассеты, затем подошел к креслу и опустился в него.
– Знаешь что? – сказал он, вертя кассеты в руках. – Я передумал. Я сам себя спрашиваю: какого черта я так близко к сердцу принял все эти дела с дурацким заговором Харденбурга? Я спрашиваю: какое нам, американцам, до этого дело? Пусть он делает, что хочет. Раньше я все это принял бы страшно серьезно, а сейчас вот почему-то нет. Слышала ты когда-нибудь о городишке, называющемся Истонвилл? Его жители очень не любят негров. Они там, в этой дыре, действительно умеют ненавидеть. И я очень серьезно ко всему относился. Я думал, что убийство двух молодых негров – это крах всей цивилизации. Но с тех пор я кое-чему научился. Я понял, что одни люди должны умирать, чтобы другие выжили. Я сделал снимки этого убийства: заснял, как пять злобных ублюдков дубинками забили насмерть двух безобидных негров. Эти снимки уничтожил один человек, начисто лишенный такого эфемерного предрассудка, как совесть.
Кейд нахмурился, вспомнив презрительную рожу шерифа Шнайдера.
– Вот сейчас ты воображаешь, что мир рухнет, если ты не докажешь, что Харденбург – предатель. Это говорит только о том, что ты еще молода. Уверяю тебя, земля будет вращаться по-прежнему, ибо предательство – это основа всей нашей современной жизни. Фундамент ее. Так что, сдается мне, не хочу я в этой игре поддерживать ни одну из сторон. Эти пленки – моя собственность, и я могу делать с ними все, что захочу.
И он не спеша стал извлекать пленки из кассет, делая это точно так же, как шериф Шнайдер в истонвиллском аэропорту.
– Нет! – закричала Жаннет, вскакивая на ноги. – Не надо!
– Если приблизишься ко мне, я тебя прибью! – ровным голосом заявил Кейд. – Я не шучу.
Побледневшая, Жаннет с отчаяньем наблюдала, как он разматывает ленту со второй кассеты. Пустые кассеты Кейд бросал на диванчик.
– Можешь взять их на память. И не делай такого трагического лица. Просто ты поставила не на ту лошадку.
Он взял в руки бутылку, сделал долгий глоток, вздохнул, повторил. Опустив бутылку, сказал:
– Думаю, я заслужил выпивку. А ты – скверный шпион: когда я разыгрывал пьяного, ты так и не заметила, что виски в бутылке не уменьшается.
– Я действительно была круглой дурой, если надеялась, что от такого бесхребетного слизняка может быть какой-нибудь толк! – яростно выкрикнула Жаннет. – Иди ты к своей мексиканской шлюхе, если она тебя примет!
Кейд улыбнулся.
– Согласен, я бесхребетный слизняк. Согласен, она шлюха. Но мы с ней пережили нечто такое, что, хотя и длилось недолго, тебе никогда не испытать. Я так говорю, потому что, глядя на тебя, вижу: тебя ни один мужчина не любил так, как должно любить женщину. А раз уж я впал в философское настроение, то вот тебе еще одна мудрость: главное в этой сложной и запутанной жизни – радоваться хорошему и не замечать плохого. Вот в этом и заключается моя беда – я слишком много значения придавал плохому, я на нем зацикливался. Тебе мой совет: брось ты эти игры с плащами и кинжалами. Найди хорошего мужика, выйди за него замуж и рожай детей – для того женщина и создана.
