Мы посадили девушку на заднее сиденье между мной и Нан. На переднем сиденье Шак, пригнувшись, считал при свете лампочек приборного щитка деньги убитого парня.
– Мы разбогатели! – прокаркал Сэнди, когда Шак назвал сумму. У меня дрожали колени. От удара разболелась голова. Костяшки пальцев правой руки распухли и тоже болели.
– Одним болваном на свете меньше! – объявил Сэнди.
– Я думал, что ты любишь их всех, – сказал я.
– Люблю, люблю, дорогой мальчик. Бог их тоже любит, поэтому и наделал так много. Нан, дорогая, повернись и посмотри в то черное окно. За нашей новой подругой кто-нибудь может приехать. Я хочу подальше уехать. Промычи, если увидишь свет фар, Нано.
– Какого черта мы берем ее с собой? – возмутилась Нан.
– Рыцарство, дорогая, старомодное, благородное рыцарство. У нее нет ни средств передвижения, ни кавалера. Что я еще мог сделать?
– Нам нужно больше женщин, – заявил Шак. В этот момент девушка заговорила.
– Пожалуйста, я хочу домой, – вежливо сказала она очень тихим, чистым детским голосом. Я слышал такой голос раньше. Это было на вечеринке, где один из гипнотезеров-любителей обнаружил, что моя девушка хорошо поддается внушению, и перенес ее в прошлое, кажется, в третий класс. Она говорила таким же детским голосом.
Навстречу нам проехала машина, и я разглядел в свете фар лицо девушки. Блондинка вежливо и серьезно смотрела на меня, но мне показалось, что она вот-вот расплачется.
– Как тебя зовут, дорогая? – спросил я ее.
– Хелен Вистер.
– Сколько тебе лет, Хелен?
– Что?
– Сколько тебе лет?
– Мне... почти девять.
Сэнди заржал, а Шак пошутил:
– Это самая здоровая девятилетняя девка, которую я когда-либо...
– Заткнись! – велел я им. – От удара по голове иногда случается сильная амнезия.
– У меня болит голова, и я хочу домой, пожалуйста, – сказала Хелен.
– Странно, – объявила Нан.
– Сэнди, она могла получить сильную травму головы, – сказал я.
– Ах, какая досада! – усмехнулся Голден.
– Черт, какой тебе от нее толк? Мы могли бы оставить ее в одном из маленьких городков.
– Очень интересно, – насмешливо сказал Сэнди. – Начинается процесс расслоения общества. Она пришла из другого класса, и он сразу это признал. Неожиданно у него появилась сестра. Что она сделала, Кирби? Пронзила твое сердце?
– Ладно, как ты собираешься с ней поступить?
– Я расскажу тебе, добрый самаритянин. Мы возьмем ее с собой. Если ей станет хуже, выбросим, но не в городе. Если ей не станет хуже или она поправится, мы с ней позабавимся. Правильно, Шак?
– Позабавимся, Сэнди. Ты настоящий босс, – восторженно отозвался Эрнандес.
– Пожалуйста, отвезите меня домой! – взмолилась Хелен.
– Мы везем тебя домой, дорогая, – сказал я. – Но это далеко.
– Далеко?
– О, мы будем ехать долго, много часов. Почему бы тебе не вздремнуть, Хелен? – Я обнял ее и положил голову себе на плечо.
– Иисус Христос! – воскликнула Нан.
– Ревнуешь? – поинтересовался Сэнди.
– К этой полинялой чокнутой блондинке? Черт, нет, конечно! Женщина-ребенок устроилась поудобнее. Она несколько раз тяжело вздохнула и быстро, как маленькая, заснула. Мы мчались сквозь ночь, и Сэнди напевал:
– Фи фай фидлли-я-ох, фи фай фиддли-я-ох, ox, ox, ox, ox.
Мы попали в ловушку. Мы были обречены быть вместе как жертвы наводнения, плывущие на обломках крыши. То, что случится, произойдет со всеми нами.
Девушка спала. От ее влажного дыхания моей шее стало мокро. В ответ на ее беспомощность во мне что-то дрогнуло, и в то же время она вызывала раздражение. Я повидал очень много этих живых и блестящих девушек, таких очаровательных и несгибаемо честолюбивых. Эти роскошные девочки со стальным взглядом были самыми дорогими проститутками в истории человечества. Они предлагали сто двадцать фунтов здорового, чистого высокомерного мяса, а расплачиваться приходилось язвой или коронарной болезнью. Они не трудились подсластить сделку невинностью. В тот момент, когда вы, загипнотизированный, надевали кольцо на ее гордо вытянутый пальчик, этого старомодного достоинства уже не было и в помине, и его кончина праздновалась много раз – на вечеринках, лыжных уик-эндах, на яхтах и в круизах. Подобная признанная и извиняемая многими распущенность являлась фактически их преимуществом. Найдя свою дорогу в джунглях секса, они, вероятно, до такой степени испытывали сексуальный голод, что могли пойти на невыгодный брак с ничего не обещающим молодым человеком.
Я нашел ее руку, нащупал крохотный холодный камень на обручальном кольце. Интересно, кто оказался ее добычей? Я чувствовал, что это не тот крепкий тип, оставленный нами мертвым в канаве. Нет, она, как охотник в заповеднике, имела широкий выбор дичи. Он – дружелюбный, вежливый, хорошо образованный, высокий и красивый. Он остроумен, но не настолько, чтобы это могло повредить карьере. Его профессия даст им хорошее положение в обществе. Он зашел уже так далеко, что готов обменять свою бессмертную душу на постоянный, законный и неограниченный доступ к ее дорогому белью.
Нет, это не для меня, подумал я. Я никогда не подчинюсь этой бездушной рутине.
В течение долгой ночной поездки она просыпалась дважды и каждый раз детским голоском просилась домой, в свою постель.
Сэнди нашел место для остановки – ветхие пыльные коттеджи на курорте под названием Севен-Майл-Лэйк. Он обладал особым талантом в выборе безопасных мест. Здесь можно хорошо зарыться. Несколько раз Сэнди включал радио. Оказалось, весь свет ищет нас. По радио передали, что мы схватили дочь богатого хирурга, которая собиралась выйти замуж за архитектора. Мы узнали, что двое свидетелей видели, как мы совершили убийство. Мы узнали, что его звали Арнольдом Крауном, и что он владел бензозаправочной станцией. Мир поведал нам, что мы презренные, бессердечные чудовища, которые, накачавшись наркотиками, разъезжают по стране и убивают ни в чем не повинных людей.
Мы не могли узнать себя в описываемых людях. Сэнди выразил это словами: «Они не должны позволить таким людям находиться на свободе».
У меня не возникло сложностей с неряшливой хозяйкой, сдавшей нам коттедж. Единственное, что ее интересовало, – двадцать пять долларов наличными. Мы выгрузили вещи, вошли в домик и включили свет. Спальни находились по обе стороны маленькой гостиной. Нан отвела Хелен в ванную, получив от Голдена приказ не трогать ее.
Мы с Сэнди уселись на продавленную кушетку, откинувшись к стене и задрав ноги на кофейный столик. Шак стоял с бутылкой джина. В комнате росло напряжение, и у меня в животе появилось неприятное ощущение. Маленькие глазки Шака с длинными ресницами напоминали мне глаза слона.
– Ну что, Сэнди? Как насчет этого? – хрипло спросил он.
– Заткнись, – ответил Сэнди.
– Конечно, Сэнди, конечно.
Нан привела Хелен. За окнами начало сереть, и свет в комнате стал как бы размываться. Хелен стояла, слегка повернув носки вовнутрь, грызла ноготь на пальце правой руки, а левой теребила юбку и разглядывала нас. Ее округлая грудь под зеленой без рукавов блузкой лишилась сексуальной притягательности. Белая юбка была сшита, по-моему, из материала, называемого дакрон. К двум большим карманам было пришито по огромной зеленой декоративной пуговице. Носки зеленых туфелек на высоких каблучках были окованы медью.
– Садись, дорогая, – сказал ей Сэнди. – Присоединяйся к нашей компании.
Она, как ребенок, скромно присела в плетеное кресло.
– Это не мой дом, – с обидой произнесла Хелен. – Вы обещали.
– Если не будешь хорошей девочкой, мы тебя отшлепаем, – пригрозил Голден.
Нан села в другое кресло, задрав ноги на стул и взирая на происходящее с мрачной ухмылкой.
Шак не мог найти себе места.
– Ну, как насчет этого, Сэнди? – умоляюще проговорил он.
Тут я вспомнил, кого он мне напоминает. Когда-то давно, в Вермонте, я с друзьями по летнему школьному лагерю тайком побежал на ферму посмотреть, как огуливали кобылу. Когда, запыхавшись после долгого бега по проселочной дороге, мы прибежали на ферму, жеребец находился в загоне рядом с амбаром. Кобыла стояла в стойле. Пригнув уши, жеребец бегал по загону, стараясь держаться как можно ближе к амбару. Его ноздри раздувались, он ржал. Время от времени начинал бегать странной рысью, высоко поднимая колени и нагнув голову.
В амбар нас не пустили. Мы слышали шум копыт, голоса людей, выкрикивающих какие-то команды. Потом ликующе заржал жеребец...
– Иисус Христос, Сэнди! – с растущим раздражением сказал Шак.
– Заткнись, монстр! – прикрикнул на него Сэнди и повернулся ко мне. В его голубых глазах плясало злое любопытство. – Ты нам много всего рассказал в Дель-Рио, мальчик. Что дошел до конца, что теперь у тебя умерли все чувства и что тебе наплевать на все. Помнишь?
– Конечно, помню.
