Понедельник, 23 августа
В понедельник утром сыщики собрались для очередной мозговой атаки. Кроме Анны Захарьиной присутствовали Трефилов, Анохин, Люба Сидорова и Измайлов. Анна была свежа, настроение у нее было приподнятое, вообще ничто не свидетельствовало о том, что Анна Германовна проспала в эту ночь не более трех часов.
– Ну что, товарищи, – начала Анна, – ситуация одновременно и проясняется, и осложняется. Скажу сразу, что ни секунды не верю в то, что Михаил Семенович Крохин – это и есть искомый убийца Розенфельда. Не тот психический тип, не те мотивы. Историю с тем, что он воспитывает чужого сына, он знает давно и понимал, на что шел. Хотя, впрочем, серьезным мотивом являются домогательства ополоумевшего Розенфельда до красавицы Мадлен. Вообще скажу вам, что последние недели его явного существования похожи на поведение человека со сдвинутой психикой. Гораздо более перспективная, на мой взгляд, фигура – это Крохин-младший. Мотивы все те же самые. То есть мотивы средние. Но каков темперамент! Он очень любит родителей. И с яростью может мстить за отца и особенно за любимую маму, которая с его точки зрения претерпела сущий ад. Вова Крохин прямо-таки просится в благородные злодеи.
В связи с этим надо как следует допросить Брахмана. Допросить так, чтобы этот скользкий тип не увернулся в очередной раз, выгораживая сына своего друга. Брахман фактически бездетен. С детских лет очень любил и опекал Вовочку Крохина. Правда, надо отметить, что аналогичные чувства к мальчику, видимо, испытывал и отнюдь не бездетный Игорь Юлианович Кляйн. И тот, и другой могли пойти на явное лжесвидетельство и уничтожение улик как ради Крохина-старшего, так и ради его жены и сына. Такой вот клубок. Допрос Брахмана прояснит многое, но не все. Пока понятно, что Розенфельда мог убить и Владимир Крохин, и Брахман, и Кляйн, и еще кто-то…
– Анна Германовна, – изумился Трефилов, – как такое может быть? Ведь есть предсмертная записка старшего Крохина. Собственноручное признание.
– Вот эта записка и дает нам надежду на то, что мы все-таки выйдем на настоящего убийцу, а не на несчастного Крохина.
– Анна Германовна, поясните вашу мысль, – попросил Измайлов. – Эксперты ведь подтверждают. Почерк на сто процентов крохинский. Он что, писал ее под дулом пистолета?
– Очень может быть, – сердито ответила Анна, – очень может быть. И пистолет может быть. И может быть нечто другое, что сильнее пистолета. Вот, что я хочу сказать. Господа детективы, а вам не приходило в голову самое простое – а именно самооговор. Крохин кончает жизнь самоубийством, чтобы выгородить, вывести из процесса дорогого и близкого ему человека. А такие люди у нас есть. Сын Вовочка и жена Мадлен.
– Извините, Анна Германовна, – влез Анохин, – ну почему нельзя было дать ложное признание и остаться живым? Смягчающих обстоятельств у Крохина-старшего хоть пруд пруди. Суд бы пошел ему навстречу.
– Эх, Андрей Алексеевич, – с какой-то ласковой иронией сказала Захарьина, – неужели вы не понимаете, что я раскрутила бы этого Крохина на допросе за полчаса. Где произошло убийство? На какой площади? Какое было орудие убийства? Куда дели труп? Как его туда везли? И, наконец, где спрятали? Это я еще половину вопросов не перечислила. И на все нужно было бы отвечать. А потом мы бы поставили пару простеньких следственных экспериментов. Знаете, сколько в моей практике было подобных самооговоров. Вспоминать тошно. И все это были в основном хорошие люди, старавшиеся выгородить своих близких, наделавших грязных дел. Так что это не метод защиты. Михаил Семенович Крохин или сам решил, или ему кто-то подсказал, что коли хочешь сделать самооговор, то сразу концы в воду. А в нашем случае – голову в петлю. Но кто эти доброхоты? Это мог быть настоящий убийца. Это мог быть не убийца, но искренне расположенный к Вове Крохину человек. Здесь на передний план выдвигается фигура строптивого Брахмана. Дело в том, что он принял прямое участие в вывозе трупа и его захоронении. На этом я его прижму. Но дорогая Любовь Николаевна, майор Сидорова, я убедительно прошу вас вскрыть квартиру Розенфельда и вылизать ее с величайшей тщательностью. Где был убит? Где лежал труп? Ну, в общем, вы меня понимаете.
– Уже лечу исполнять, – отрапортовала Любаша. – Андрей Алексеевич, выйдете на пять минут. Обговорим некоторые детали. Мы со своей стороны, то есть со стороны научно-исследовательского отдела подтянем лучшие силы.
– Теперь я предлагаю нам разделиться, – после некоторой паузы сказала Захарьина, – мне предстоит полный неизъяснимого очарования допрос господина Брахмана.
* * *
Брахман плавно, не спеша вошел в кабинет старшего следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации. Лицо его выражало благожелательность и полную готовность сотрудничать со следствием. Правда, проскальзывали искорки иронии на тему о том, что как-то бедненько и скудно вы тут сидите. Кабинетик небольшой, да и мебель была расставлена все еще времен застоя. Брахман был абсолютно спокоен. Никакой готовности взвиться, разойтись и поскандалить.
– Здравствуйте, уважаемый Петр Михайлович, – начала Захарьина. – Знаете, как в песне поется. Что было, то было, и нет ничего. Вы нам давали показания о том, что вы не знаете, где Розенфельд, и прочее, и прочее. Оперативным и процессуальным путем нам удалось доказать, что эти показания были ложными и что еще важнее, они были заведомо ложными. Наш последний разговор с вами состоялся семнадцатого августа во вторник, и, надо сказать, к этому времени Владимир Борисович Розенфельд был давным-давно мертв. А вы, насколько нам известно, принимали самое деятельно участие в похищении его трупа. Я права? – лукаво улыбнулась Анна.
– Госпожа старший следователь, вам ведь важно установить истину, а не укалывать меня. Я думаю, что за свои ложные показания я понесу предусмотренное уголовным кодексом соответствующее наказание. Выслушайте мой рассказ. В нем все будет правдой.
Далее Брахман изложил спокойно и веско свою версию произошедшего.
– Вернемся на 25 лет назад. В одной из групп нефтяного института сложилась студенческая компания. Четыре парня и одна девушка. Вы, конечно, догадываетесь, что эта девушка была Мадлен, а парни – Розенфельд, Кляйн, Крохин и я. Беда была в том, что все мы были влюблены в эту девушку, а она крутила романы с каждым из нас. Конечно, фаворитом был красавец Кляйн или, как мы его звали, Юлианыч, второе место твердо держал – Розенфельд. Ну а мы с Крохиным обозначали массовку. Дальше все как обычно. В какой-то момент Мадлен сошлась с Розенфельдом. И жили они весьма счастливо. Розенфельд думал жениться на Мадлен, возил ее к родителям в Ленинград. Мадлен приехала оттуда счастливая, щеки пылали, глаза горели. Она все рассказывала нам, с какой выдающейся семьей ей предстоит породниться. И вот, можно сказать, в разгар свадебных приготовлений Володя бросает невесту и выкидывает ее из своей квартиры. Домой девочке хода не было. Когда она сошлась с Розенфельдом, родители ей чуть голову не оторвали. «Как же так можно жить без ЗАГСа!» Она ютилась у девчонок в общежитии. А мы растерялись. Юлианыч не сделал ничего из гордости, наверное. Я был запутан в дурацкую историю своей первой женитьбы. А добрая душа Миша Крохин взял да и сделал Мадлен предложение. Ее сын стал Мишиным сыном. Но вы знаете, тут какая-то чертовщина. И Юлианыч, и ваш покорный слуга – мы тоже чувствовали к этому ребенку что-то необъяснимое. Это противно законам природы. Но так было. Кляйн был для мальчика дядей Гариком, а я был для него дядей Петей. Я бездетный. А у Гарика – двое. Но отношение к Вовке у нас было одинаково нежным и трепетным. Мы конечно же понимали, что парень необычайно талантлив, а, может быть, и гениален. Его первые рисунки, акварельки производили необыкновенное впечатление. Мальчишка какой-то невероятный.
Да, забыл сказать. Когда Вовочка подрос мы, конечно, прекрасно понимали, чей он сын. Похож на своего биологического папу как две капли воды. Так вот, о чем это я. Получаю звонок от Вовы Крохина. И он мне на голубом глазу рассказывает, что в квартире Розенфельда лежит его труп, детали он рассматривать боится, вся рубашка в крови. Я, конечно, здорово обалдел и бросился туда, на квартиру, то есть. Там нашел Крохина-младшего и все, как он описывал. Пуловер снял. Рукава рубашки закатал, тихонечко посмотрел. Вроде три пулевых отверстия. Что делать? Жалко парня. В тюрьме ему не место. Вот в голове как-то само собой сложилось – вывезти и спрятать труп. Я нашел огромный кофр, вот в него мы и запаковали тело, а потом загрузили в мою машину.
