– А так, значит, интересно, – кивнул Дорин. – И что от нас требуется? Только согласие не подавать на вас иск?
– Андрей, – вступила Лена, – ты позволишь этому подонку так тобою манипулировать?
– Прийти на первую передачу программы, она, если все будет в порядке, состоится дня через три, и вместе со всеми участниками прокомментировать какие-то моменты. Приглашены или будут приглашены: вдова и дочь, старичок, Эллери, вашего друга Григория очень хочется позвать.
– А что, это художество будет несколько дней продолжаться? – спросил Дорин.
– Конечно, кому интересно продать такую шикарную идею за один вечер, – снисходительно ответил Вол. – У меня материала на десятки часов, хорошего – часов на двадцать. Реально сделано пять частей: с понедельника по пятницу. А то, что вы видели, это, как я говорил, пилот, для начальства.
– Здорово, – Андрей поднялся, протянул руку жене, – пойдем отсюда, спать очень хочется.
– Ну, так что – по рукам? – не очень уверенно спросил Митя.
– Пару дней, значит, у меня есть, чтобы придумать, как тебя раздавить, – спокойно сказал Дорин. – Со мной ладно, что было – то прошло. Но ты же на этом не остановишься, я же вижу…
Он обнял жену за плечи, и они двинулись к выходу.
– Двести тысяч! – закричал им вслед Вол.
Они даже не обернулись.
– Ты станешь национальным героем…
– А я не хочу быть героем, – ответил Андрей, не остановившись, – ни национальным, ни интернациональным. Не хочу…
– Дай мне, пожалуйста, телефон, – попросил Дорин.
Лена одной рукой продолжала держать руль, а другой протянула ему трубку. Было решено, что домой машину поведет она – глаза у Андрея слипались, и он никак не мог сосредоточиться.
– А кому ты собрался звонить в четыре утра?
– Нашему другу Волу, – медленно ответил Дорин, – я вспомнил еще один вопрос, который не задал, хотя хотел…
– Только на чистосердечное признание не рассчитывай.
Но Митя трубку не взял.
– И что ты хотел спросить?
Они остановились на перекрестке, пропустили гаишную машину. Майор за рулем начал притормаживать, но, увидев, что водитель – женщина, понял, что тут вряд ли обломится, и нажал на газ.
– Любопытно, кто финансировал этот проект. – Дорин отдал жене телефон и съехал по переднему сиденью, так что над спинкой виднелась только его макушка. – Ты обратила внимание, что он всего один раз упомянул о руководстве канала, да и то сказал, что будут трудности?
– И что?
– Я думаю, что это все – его личная инициатива. Он где-то раздобыл деньги, нанял людей. Что-то при всей забористости идеи в этом есть непрофессиональное.
– Слушай, – прервала мужа Андреевская, – наплюй и забудь. Ведь все кончилось, разве нет?
– Я должен его достать. – Дорин удивленно посмотрел на жену. – Я ведь ему обещал, и я это сделаю.
– Ты это – серьезно? – Лена даже притормозила. – Ты будешь с ним воевать?
– Я должен…
– Ты никому ничего не должен, кроме своей жены и детей, – резко сказала Андреевская.
– Я должен его остановить, – Дорин никак не мог прийти в себя от удивления. – Ты ведь сама бушевала, а теперь…
– А теперь подумала спокойно и решила, что мы бессильны в этой ситуации. Подумай сам, что можно сделать? Набить ему морду?
– Ты это сегодня уже сделала.
– Подать в суд? – опять спросила Андреевская, не обращая внимания на реплику мужа. – Но боюсь, он прав и нам ничего не светит. И потом, что ты будешь доказывать в суде? Что ты мне не изменял? Так это и так понятно. Что Вол тебя оскорбил? Ему присудят штраф в размере ста или пятисот минимальных зарплат и обяжут публично извиниться, что он с удовольствием и сделает. Ты думаешь, мне легко? Ты считаешь, что я не чувствую себя оплеванной? Тебе кажется, что мне это все как с гуся вода?
Она уже давно остановила машину и сейчас сидела и плакала, глядя невидящими глазами в глубь улицы. Дорин с грустью глядел на жену, потом взял ее руку и положил ладонь себе на щеку.
– Это самое обидное, самое гадкое во всей этой ситуации, – Лена сама взяла его за руку, вытерла об нее лицо, – чувство полного бессилия. Тебя употребили, а ты ничего не можешь сделать.
– Вот поэтому я и должен его достать, – Андрей осторожно вытер ей слезы, – чтобы моя жена не чувствовала себя бессильной, чтобы я не просыпался по ночам от тоски, чтобы моя дочь меня не презирала, а сын смотрел мне в глаза и не отворачивался. И я придумаю как. Сам не придумаю – Маркиза попрошу.
– А может, киллера нанять? – робко спросила Лена. – Нет, это слишком легко. Раз – и умер. А может, нанять трех бандитов, чтобы они его сделали… Как это говорится? Наседкой?
– Петухом, ты имела в виду? Наседка – это стукач, которого подсаживают к другому заключенному, чтобы он у него все выведал.
– Видишь, у тебя, похоже, и знакомые такие есть, раз ты все знаешь. Или Гришку попросим, он обязательно кого-нибудь найдет.
– Это что же у меня здесь за организатор преступного сообщества образовался? – Андрей обнял жену, прижал к себе. – Значит, ты пыталась меня отговорить, а сама планы мести вынашивала? Так нечестно.
– Да уж, из меня организатор, – Андреевская опять завела «Ауди» и вывела машину на проезжую часть. До дома оставалось всего ничего. – ЭТО я только так, хорохорюсь. Митя, видимо, решил, что он не Вол, а Волк, но и на волка медведь найдется. Должен найтись.
– Понимаешь, в этой истории не все до конца ясно. – Андрей опять сполз по сиденью вниз, устроив себе некое подобие «окопа», одну руку оставив у жены на колене. – Он ведь почему сегодня так нас прессовал? Ему надо подпись получить, что мы не имеем претензий, иначе американцы такую программу никогда не купят. Это у нас за моральный ущерб десять тысяч рублей присуждают, а там и десять миллионов долларов легко впаяют.
– А может, американцы ему деньги и дали?
– Не верю, как Константин Сергеевич, – отрицательно покачал головой Дорин. – Они, конечно, такую программу купят, уж больно идея хороша…
– Просто прелесть, что за идея.
– Нет, в самом деле, идея – богатая. Гадкая, подлая, но богатая. Поставить реального живого человека перед труднейшими проблемами и посмотреть, как он будет на них реагировать. Не как в спорте, когда проблемы придуманы самим человеком. И не как в альпинизме, когда человек ищет себе проблемы, понимает их, готовится к ним. Ты знаешь, Маркиз рассказывал, что вся эта геологическо-альпинистская романтика, которой нас так пичкали в детстве, есть просто бегство от жизненных проблем. Подмена проблем существования проблемами выживания.
– Смешно. – Лена уже почти улыбалась.
– А такая идея, как у Вола, американцам должна понравиться – они себя ощущают хозяевами всего, а тут еще и создавать новую реальность, тестировать ее и побеждать – ощущение почти Божественное. Или смотреть, как другие побеждают, что по большому счету – одно и то же. Но они возьмут такую передачу только в чистом виде, чтоб ни у кого никаких претензий не было и быть не могло.
– Тогда, может, он свои деньги вложил?
– А сколько получает ведущий программы, даже очень успешный?
– Не знаю.
– И я не знаю, но не больше десяти тысяч долларов в месяц. Поэтому на твой вопрос – привет от Константина Сергеевича, – усмехнулся Андрей. – Здесь деньги другие – помятый «Мицубиси», пять тысяч долларов залога за книги, недешевая, уверен, танцовщица Эллери, ребята, которые выносили меня от «Божьего одуванчика». Потом, я так понял, что он библиотеку выкупил. Я уже не говорю про многодневную слежку, прослушивание, множество кинокамер, приборы для ночной съемки. Нет, это десятки тысяч долларов.
– Тогда кто же?
Лена начала притормаживать у своего дома в поисках места для парковки.
– Не останавливайся, – вдруг сказал Дорин странным голосом, – езжай прямо и поверни за угол.
– Что случилось? – не поняла Лена, но команду выполнила. – Ты что, кого-то увидел?
– В машине сидит человек и курит, – сказал Андрей, медленно «всплывая» из своего «окопа». – Объясни мне, зачем человек сидит в полпятого утра в выключенной машине и курит? Похоже на наружное наблюдение.
– У тебя паранойя.
– Может быть, – согласился Дорин, – но я в последнее время привык доверять своим ощущениям. У тебя есть здесь аптечка?
– Ты поранился?
– Нет, хочу замотать голову бинтом, чтобы ухо не видно было. Поможешь?
– Ты это всерьез?
– Абсолютно. Так замотаешь?
– Андрей, ты сошел с ума.
– Не буду спорить. Поможешь?
Лена тяжело вздохнула, посмотрела на Дорина.
– У меня другое предложение. Я тебе оставлю свой телефон, все деньги, какие есть, и пойду одна. Если меня не тронут, а я в этом уверена, я тебе сверху позвоню и ты поднимешься. Если я не звоню – сматывайся и прячься. Со мной ничего не может произойти, а где тебя искать, я теперь знаю. Хотя это все – полнейший бред.
– Нет, сделаем немного по-другому. Телефон ты оставь себе, если тебя заберут, то никто тебе аппарат не даст, чтобы ты позвонила адвокату или Гришке. А я просто посмотрю из-за машин, и если ты пройдешь, – пойду следом.