— Ничего себе! Я и не знал, что так много.
— Ты много чего не знал.
— И все же он легко отделался, Мэнди. Скажу честно: сначала я думал, что она выдумала все это. Сама знаешь, какая она порой бывает…
Мэнди перебила его:
— Такое не выдумаешь, особенно, когда речь идет о твоем собственном ребенке.
Он взболтал коньяк, а затем сказал:
— Мэнди, ты знаешь меня, не могу поверить в это.
Она повернулась на стуле, забыв о фильме.
— Ты о чем это?
Он пожал плечами, и его огромный живот заколыхался.
— Я спрашивал Кэтлин, она сказала: Ли научила ее, что говорить…
— Разумеется, она научила ее, что говорить! Малышка могла бы рассказать такое, что нам всем пришлось бы убраться из Англии!
— Ну ладно, ладно, успокойся. Но, честно говоря, Мэнди, наша Ли любит приукрасить, а Кэтлин — вся в нее.
— Заткнись! — Мэнди была вне себя от гнева. Девятилетняя девочка такого не придумает!
— Но, дорогая, сама посуди, когда бы он успел… ну, сотворить такое, ведь Ли с детьми жила у нас…
— Но почему же ты не сказал об этом ребятам? Раз уж ты так уверен, что твоя дочь — лгунья?
— Именно потому, что она моя дочь, — вот почему.
В этот момент в открытое окно влетел камень. Побледнев, Мэнди выглянула на улицу. Внизу разъяренный Джон-Джон колотил бейсбольной битой по их автомобилю.
— Давайте, зовите фараонов! Не хотите вызывать? Даже когда насилуют детей, вы предпочитаете обходиться без полиции, — орал он с улицы через открытое окно.
Мэнди молчала — нечего было сказать.
— Ну, теперь ты довольна, дорогая? — сказал ее муж.
Она села на диван, уткнув лицо в ладони. Она и не думала вызывать полицию. Она не настолько глупа.
Джоани, как обычно, не спала. Она осторожно вылезла из постели, чтобы не разбудить Пола. В кухне она приготовила себе чай, обильно приправив его шотландским виски. Мэри Браннаг принесла эту бутылку днем — она жалела соседку и хотела уменьшить ее боль.
Джоани достала колоду Таро, перетасовав карты, разложила их на столе. Она смотрела на них, будто они были ее врагами. Она уже давно хотела погадать на свою дочь, но все не решалась. Мэри сказала, что Кира находится у темноволосого человека: это вселяло в Джоани надежду. Находится не значит умерла. Ее девочка еще вернется домой.
Джоани знала, что все считают Киру погибшей. Теперь она боялась, что это подтвердят карты. Она глотнула разбавленного чая, и он немного взбодрил ее, хотя ей не понравился вкус. Затем, опустив голову на стол, она снова заплакала. Плач ее был тихим, не похожим на отчаянные рыдания первых дней.
Она не должна была отпускать Киру в тот день одну, но у нее было столько дел, что она утратила бдительность. После разрыва с Моникой, а значит, и с Бетани, бедняжка Кира навещала лишь Томми. Но в тот день Томми тоже не было дома.
О чем, черт побери, думала Джоани, разрешив ей выйти на улицу. Может, ее ребенок сейчас где-то мерзнет, не зная дороги домой. Может, ее увезли далеко-далеко и продали в рабство — а что, в наши дни такое бывает. Может… Может… Может… Вариантов было множество. Джоани застонала, и стон эхом отозвался от стен. Даже громкая музыка, обычно не смолкавшая в округе, не способна была заглушить его.
Неужели она и в самом деле оплакивает своего ребенка?
Затем у нее открылась рвота, и она прижала руку ко рту, чтобы не забрызгать кухню. Кое-как она добралась до раковины и блевала, пока не разболелись бока.
Затем она почувствовала, как чья-то рука поглаживает ей спину.
Это был Пол.
Ее снова рвало, а он гладил ей спину, нашептывая на ухо слова утешения.
Но Джоани не слышала их.
Она слышала голос своей маленькой Киры, зовущий маму на помощь, но мама все не шла.
Малыш Томми стоял у подъезда дома и беседовал с соседями. Поиски Киры все еще продолжались, но прошел уже четвертый день, как девочка пропала. Все, включая полицию, искали уже тело.
Горе сблизило людей, его здесь воспринимали как свое собственное. Журналисты по-прежнему продолжали толкаться поблизости, хотя кинокамеры уехали из-за взрыва в центре Лондона.
Вся округа жила ожиданием, но и не только им. Хоть это и цинично звучит, исчезновение Киры для многих стало своего рода развлечением, скрашивающим убогую серую жизнь. А что? Ведь не каждый день можно прочитать интервью с самим собой, да еще на первой полосе «Таймс». «Да, Кира была замечательной девочкой…» или «Такие дети — большая редкость в наши дни…», «Бедняжка Джоани постарела на глазах…», «Она — хорошая мать, ее детям повезло…»
Здесь все знали вплоть до интимных подробностей о жизни соседей. Люди бывали в домах друг друга. Одалживали деньги, соль, спички, были в курсе того, кто балуется наркотиками, а кто — нет, кто с кем спит, чей муж сидит в тюрьме, а чей только что вышел из заключения. Они знали имена детей и внуков друг друга, они помогали друг другу — такого тесного общения просто не бывает в других, более респектабельных районах Лондона.
Муниципалитет вселил этих людей сюда, по сути, забыл о них, ни разу не отремонтировав старые, насквозь прогнившие дома, но люди чувствовали себя здесь комфортно. Во всяком случае, они чувствовали себя людьми.
Моники нигде не было видно. Никто не обращал на это внимания, до тех пор пока кто-то не купил газету «Сан». В ней под броским заголовком «Я работала с матерью пропавшей девочки» была помещена ее фотография.
В пространной статье говорилось о том, как они познакомились с Джоани, как вместе выходили вечером на панель, как Джоани возвысилась в последнее время.
Все соответствовало действительности, но читать все это было неприятно. В глазах соседей это выглядело гнусным предательством. Моника преступила все законы. Вряд ли она сможет теперь спокойно пройтись по улицам округи.
— Мерзкая сучка! Будто у бедной Джоани мало неприятностей. — Именно так прокомментировал статью один из мужчин, уже долгие годы ссорившийся с Джоани главным образом из-за детей. Но сейчас он забыл об этом. — Ей мало не покажется! После этого никто не станет с ней общаться!
Выразив свое неодобрение, соседи разошлись, чтобы приобрести экземпляр газеты и более подробно обсудить статью в кругу семьи. С этого момента репутация Моники была подорвана.
У Джоани много недостатков, но достоинств гораздо больше. Ее любят, а это важно всем жителям округи. Они берегут свое доброе имя и отплатят Монике за очернительство.
Малыш Томми пошел к себе. Дома он вскипятил воду и сделал себе кофе. Он купил толстую пачку газет и положил их на стол для просмотра. Его взгляд упал на фотографию Киры.
— Моя маленькая принцесса…
Он произнес это вслух и беспомощно оглянулся, как будто ожидая увидеть ее. Резкий стук в дверь заставил его вздрогнуть. Он направился в прихожую, чтобы открыть ее. Ноги его совсем распухли. В последние дни он много ходил, и вот результат. Лицо его ничего, кроме скорби, не выражало.
Жанетта уже была в полицейском участке. Ее доставили сюда после избиения матери Джеспера. Карен Коупс не настаивала на наказаниях, но отпустить девчонку, просто так не полагалось. Согласно закону, с ней должен побеседовать работник из общественной службы.
Жанетта, однако, послала всех подальше. Она знала, что в ее деле появятся новые данные. Ну, например, такие, что ей всего четырнадцать лет, что она живет с парнем, имеющим преступные убеждения, но Жанетте было наплевать. С правовой точки зрения она может строить свою жизнь, как ей заблагорассудится, а не так, как советуют скучные дамы, зачастую не имеющие детей.
Ди Бакстер не мог понять, зачем она ищет приключений на свою голову, да еще тогда, когда Кира, ее младшая сестра, скорее всего, лежит где-нибудь убитая.
Он не сделал скидку на то, что девочка была на пределе, а Карен Коупс достанет кого угодно. В его глазах она шлюха — такая же, как и мать. Вся семья — одни подонки. Фотографии Киры открыли ему глаза на многое. По его мнению, Кира Бруер вносила свою лепту в семейный бизнес, и сколько бы ни звонил ему главный констебль, он не изменит его.
— Это ты относила пленки на проявку? — спросил он.
Жанетта покачала головой.
— Я всегда оставляю имя и адрес. Неужели вам неизвестно, кто их принес?
Из ее слов вытекает, что бестолочь он, но никак не она.
Жанетта тяжело вздохнула, будто его вопросы наводили на нее скуку.
— Это была шутка, только и всего. Я разодела ее и сфотографировала. Закон не запрещает этого.
Он внимательно смотрел на нее. Она выглядела точь-в-точь как подружка хулигана: короткая черная юбка и нечесаные волосы, намазанные каким-то блестящим гелем. На тоненьких ножках видны зарубки от лезвий, тяжелые ботинки напоминали сабо на деревянной подошве.
