Но ряды машин, выстроившихся на площади и соседних улицах, свидетельствовали о том, что зал заседаний наверняка должен быть переполнен.
Так оно и случилось. Обычная элита, друзья и родственники подсудимых, журналисты, зябко потирая руки после пребывания на улице, ерзали на стульях, перешептывались, шуршали газетами.
— Встать, суд идет! — громко прозвучало в наступившей тишине. И финальный спектакль начался.
Обвинитель потребовал максимального наказания: три года тюрьмы и большой штраф для... истца — Бручиани и различные сроки — от года до двух с половиной — для остальных.
Ко всеобщему удивлению, адвокат Бручиани Гор выступил довольно вяло и не очень горячо спорил с обвинением. Но ведь никто и не знал, что Бручиани на этом процессе свое дело выиграл — он доказал «организации», что не обманывал ее, не прикарманивал ее денег, он ни словом не обмолвился о ней, называя в качестве махинатора и взяткодателя лишь себя. Ему уже дали понять, что все это оценено и что в дальнейшем «организация» не откажется от его услуг. А трехгодичный срок, который, погуляв по апелляционным инстанциям, превратится в год условного заключения, и несколько тысяч, которые придется отвалить, — это все пустяки. Деньги он быстро вернет, Джина права — на продаже бронированного лимузина и увольнении телохранителей он заработает больше.
Волновались игроки, тренеры.
Наконец выступления закончились, и председательствующий объявил, что суд удаляется на совещание.
Судьи ушли к себе, присяжные к себе, а публика вышла в мраморный холл, холодный и мрачный. Люди разбрелись кучками, обсуждая возможные варианты приговора, жарко споря, возмущаясь, восхищаясь, осуждая и всячески комментируя речи обвинителя, адвоката и других участников процесса.
— Это же скандал, — громко разглагольствовал толстяк, в сине-белый галстук которого был воткнут золотой значок «Рапида», — форменный скандал! Честных, порядочных юношей, все силы отдающих спорту, словно воров, сажают на скамью подсудимых!
— Они и есть воры, — иронически усмехаясь, возражал длинный желчный старик, — они украли у своих болельщиков самое святое — веру в чистоту спорта.
— При чем тут чистота! — возмущался толстяк. — Футбол — игра. Тотализатор — неважно официальный или подпольный, не вижу разницы — тоже игра. Все играют — футболисты па поле, болельщики па трибунах. Почему же их никто не судит?
— Потому, — въедливо скрипел старик, — что они жертвы. Их обманывают те, кто играет на поле.
— Это пе доказано!
— Юридически, может быть. Но мы-то в зале все понимаем.
— Вы ничего не понимаете! — Толстяк воинственно тыкал старика во впалую грудь. — Спорт всегда велик и чист! Это не требует доказательств.
— Еще бы, — не сдавался старик, — этот процесс как раз яркое тому доказательство. Сплошные ангелы сидят на скамье подсудимых, даже крылья видны...
В другом углу, по-заговорщически сбившись в кучку, шепчутся несколько бородатых юношей, неизвестно как сумевших проникнуть па процесс.
— Если их осудят, — говорит самый свирепый, сверкая глазами, — мы перестреляем всех судей, присяжных... Я уже записал их фамилии, узнал адреса.
— Брось, — говорит другой, — убить судей не так просто, их, небось, охраняют. И потом, что это даст? Приговор-то уже состоится. Нет, надо по-другому. Надо всем им послать письмо: мол, если не оправдаете, то берегитесь, прикончим. Без подписи, конечно. Или, скажем, «карающий мяч».
— Лучше «пустые ворота», как твоя голова, — иронизирует Свирепый. — Да они таких писем по сто штук в день получают. Нет, надо что-то посерьезней...
— Есть компромиссное предложение, — вмешивается еще один юный бородач с такими густыми бакенбардами, словно они искусственные, — мы можем совершить акцию: проколоть шины на их автомобилях или гвоздем нацарапать череп на радиаторе, окна выбить, ну, в таком роде...
— Что ж, — задумчиво жует губами Свирепый, — в этом есть смысл. Но если осудят, — горячо добавляет он, — тогда убьем!
Они продолжают плести заговор.
В гулком холле стоит неумолчное жужжание от всех этих пустых разговоров. Спорщики прекрасно понимают, что от их болтовни судьба подсудимых не изменится.
Но вот от чьих разговоров она может измениться, так это присяжных.
В дальней комнате, за плотно закрытой дверью, они сидят вокруг старинного стола, прохаживаются по истертому ковру, курят, развалясь в креслах. На столе принесенные служителем бутерброды, банки с пивом, бутылки «кока-колы», «канада-дри», термосы с крепким черным кофе, ваза с фруктами.
За окном от непрерывного дождя сумерки, так что пришлось зажечь лампы по углам. Холодно, и автоматически, сами того не замечая, присяжные подходят к батареям и щупают их.
— Ну, давайте, господа, решать. Время позднее. Работы невпроворот! — воскликнул старейшина, владелец кондитерского магазина.
— А что тут решать? — пожал плечами лавочник, снабжавший мясом и тренировочный центр «Рапида», и ресторан «Сети», а потому одобренный в составе присяжных обеими сторонами. — По-моему, всех нужно оправдать.
— То есть как всех оправдать? — повернулся к нему старейшина. — Если мы считаем, что Бручиани прав, то не правы игроки. И наоборот. Нам надо решить главное — брали футболисты взятки у Бручиани или нет. Если брали, то меняли ли в корыстных целях результаты матчей. Короче, мошенники они или нет. Вы же слышали председательствующего? На что он обратил внимание? Именно на это, то есть имеется ли факт мошенничества. Ясно? Мошенничества. Именно мошенничества, — старейшина без конца повторял это слово.
— Знаете ли, господа, — вмешался в разговор еще один присяжный — врач-сексолог, — надо прежде всего решить, что такое мошенничество.
— Что же тут решать? — перебил мясник, для которого, по-видимому, не существовало проблем. — Есть кодекс, там все написано.
— Э, друг мой, — сексолог хитро подмигнул, — в юридическом плане сомнений нет. А в человеческом, в сексуальном хотя бы?
— Да при чем тут «в сексуальном»? — вытаращил глаза старейшина.
Услышав о чем речь, приблизились остальные.
— Очень просто, — развивал свою мысль сексолог, — мы имеем дело с футболистами-мужчинами, а если б это были футболистки? Ручаюсь, они никогда на подобные сделки не пошли бы.
— Пошли бы, — ухмыльнулся еще один присяжный, владелец самой модной в городе женской парикмахерской, — плохо вы их знаете. Женщины — они на любые сделки пойдут. Возьмите хоть мой салон...
— Оставьте ваш салон в покое, — отмахнулся сексолог, — они же не модницы, а футболистки!
— Красивыми всем хочется быть, — философски заметил мясник.
— Какое отношение это имеет к делу? — раздраженно заметил старейшина. — Не валите все в одну кучу — женщины, мужчины, парикмахерские, футболистки... Перед нами конкретный случай, и надо решить, доказано ли, что футболисты «Рапида» изменяли результаты встреч за взятку, которую давал им Бручиани.
— Зачем упрощать? — настаивал сексолог. — Нам же важны двигательные мотивы, смягчающие и отягчающие обстоятельства. Может быть, футболисты направляли полученные деньги на благотворительные цели — помощь товарищам в беде (кто-то прыснул). Напрасно смеетесь, — обиделся сексолог, — вот футболистки...
— Да ну их к черту, ваших футболисток! — вскипел старейшина. — Отвечайте: Олафссон виновен в мошенничестве — да или нет?
— Нет, — растерянно ответил сексолог.
— Нет, — подтвердил мясник.
— Нет, — пробормотал парикмахер и добавил: — Давайте заканчивать, сегодня же выставка собачьих париков, вернисаж.
— Нет...
— Нет...
— Нет... — на разные голоса звучало в комнате.
— Так, значит, оправдать, — деловито констатировал старейшина и начал заполнять бумаги. — Переходим к следующему.
Захваченные инерцией, присяжные как попугаи повторяли хором «Нет!» после каждой произносимой старейшиной фамилии. Дело застопорилось на Корунья.
— Виновен! — неожиданно ответил парикмахер.
Старейшина замер с поднятой ручкой.
— Виновен? Почему? — удивленно спросил он.
— Потому что наставник, тренер. Он не имел права допускать такое. Игроки — простые ребята, они не очень-то понимали, что к чему. А Корунья отлично все понимал. К тому же он руководил игрой, давал указания. Что может сделать на поле один игрок? Я имею в виду в смысле изменить результат. Не считая вратаря, разумеется. Но вратарь-то как раз не проходит по делу. А вот тренер, тот все решает.
— О, тут что-то есть, — зацокал языком сексолог, — тут что-то есть. Вы, пожалуй, правы. Тем более у футболистов. Вот у футболисток, — оживился он, — там тренер — ноль. Женщины, когда они коллективно подчинены одному мужчине, сублимируют свое чувство протеста неизмеримо сильнее. Фрейд по этому поводу говорит...
— Не морочьте нам голову с вашим Фрейдом. Не такой уж он знаменитый тренер, если я его не знаю, — раздраженно перебил старейшина (все шло так гладко и на тебе — застопорилось из-за этих идиотов!). — Ну и что ж, что Корунья наставник? Ему меньше других, что ли, надо... То есть я хотел сказать, он тем более заботится об игроках, старается, чтобы у них были какие-то лишние возможности. Они же не миллионеры, черт побери. Ну он и не мешал им брать, если находился такой болван, как Бручиани, который давал.
