Ознакомительная версия.
На две из пяти таких встреч за день выезжал СОБР. Не отреагировать на сообщения «стрельба и кровь в Центральном парке» было нельзя, спецы приехали и нашли в парке, построенном по приказу Сталина, тела четырех расстрелянных кавказцев, одного живого, кричащего на весь белый свет – у него было крест-накрест порезано опасной бритвой лицо, и одного сняли с металлического пикового ограждения парка. Кто надел его на копьевидный забор, выяснить не удалось. В милицейских протоколах остался запечатлен лишь один факт: на эти встречи славянские группировки старожилов преступного мира приехали с оружием. Значит, ехали не на «терку» по понятиям. Ехали на войну и партнеров по бизнесу в этой встрече не видели. Видели врага.
Остальные три встречи прошли в молчаливом согласии переждать худшие времена и понять ситуацию. В этом тоже ничего удивительного не было, ибо стороны, приехавшие на эти встречи, были из «пиковых».
А еще люди, склонные к сотрудничеству с антимафиозным ведомством Мининского УБОП, приметили два удивительных факта. Из города в спешном порядке убыли два лидера местных ОПГ, «ходившие» под Хараевым. Али Батаев и Мовсар Зариев, даже не заезжая ни в одну из многочисленных своих квартир, уселись в бронированные «Мерседесы» и покинули город. Не доезжая до Красноярска сто сорок километров, взлетел на воздух, не выдержав атаки гранатометов, «Мерседес» Зариева, в другом месте, выйдя из машины, чтобы перекусить в придорожном кафе, был расстрелян Батаев. Видимо, кому-то в этом мире он сделал очень больно, потому что патронов двое неустановленных киллеров не жалели. Пятьдесят восемь пуль калибра 7,62 влетели в его тело, из чего следовало, что мимо цели прошли всего две.
По Мининску прокатилась серия задержаний и арестов. Еще недавно районные суды в лице некоторых своих представителей никак не могли установить в факте наличия у людей Хараева оружия и наркотиков состава преступления, а теперь они вдруг вспыхнули беспристрастностью и строгостью.
На непаханом правовом поле северного региона взревели «фордзоны», управляемые следователями областной прокуратуры и честнейшими из судей, и двинулись рядом, отваливая в сторону почти окаменевший за годы дерн.
Первое октября – не лучший момент для начала отпусков руководящих работников, но на Севере начальники подобных мелочей не замечают. Вдруг решил сорваться с места Шахворостов. К нему подошли уже на взлетной полосе Мининского аэропорта и попросили отложить в стороны чемоданы. Большого человека встречал у крыльца прокуратуры Кряжин. Встретил, провел наверх. Водитель Павла Павловича первые четыре часа честно ожидал шефа у ворот, понимая, что тот ездит в прокуратуру только по делам, и не более чем на час. Потом стал волноваться. Поднялся, нашел московского следователя.
– А где Павел Павлович? – спросил.
– Он в СИЗО, – просто ответил следователь. – А вы кто? Водитель? Ехали бы вы на море. Сейчас на Черном море удивительная жара.
Здание администрации области вдруг опустело наполовину. Ровно пятьдесят процентов сотрудников, включая начальника юридического отдела, директора комитета по благоустройству и строительству, комитета по рыбным ресурсам и комитета земельного, словно перепутали времена года. Как сверчки, начинающие свою заунывную песнь в момент солнечного затмения, те вдруг бросились собирать баулы и рассредотачиваться по стране в поисках теплых мест. Отпуск, отпуск, отпуск…
– Здравствуйте, Максим Борисович… Вы на природу? Уже билеты куплены? Сейчас к нам на минуту заедем, а после – по вашему плану…
– А мы вас ищем, ищем, Зиновий Алексеевич… Вы в отпуск, что ли? К маме в Рязань? Что с мамой? Заедем к нам, а после – к маме…
– Филипп Аркадьевич?..
– Леонид Матвеевич?..
А председатель Мининского областного суда Водопьянов Сергей Андреевич вдруг засобирался в почетную отставку. Это было удивительно вдвойне, ибо еще несколько недель назад шестидесятипятилетний Сергей Андреевич ездил в Москву, с кем-то разговаривал, кого-то убеждал и, вопреки ныне действующему законодательству, на одном лишь личном обаянии «оптинского старца» вырвал себе из-под юбки Фемиды еще один год руководства судом субъекта Федерации. На днях ему, заслуженному юристу страны, должны были вручать орден «За заслуги перед Отечеством» какой-то степени, как вдруг из столицы прилетела телеграмма в Москву пока не приезжать.
И Сергей Андреевич… засобирался. И вместе с ним вдруг засобирались: председатель квалификационной коллегии судей, председатель совета судей и трое из кассационной инстанции, которые срок выслужили, но могли еще приносить великую пользу российскому правосудию не менее пяти лет. Но тоже засобирались.
Кряжин все справедливо относил за счет високосного года. Год Обезьяны по восточному календарю. В этот год жди самых неожиданных перевоплощений и поступков от людей, кредо которых, казалось, уже проверено годами. В октябре в отпуск, когда ни один из них позже начала августа последние десять лет туда не отправлялся… Ерунда какая-то.
– У вас когда пора березового сока наступает? – спрашивал, стоя у окна и держа руки в карманах, Кряжин у областного прокурора.
И областной прокурор, в светлых шортах и цветастой рубашке, пожимал плечами. Сидеть в кресле, в котором еще позавчера разваливался хамоватый «важняк» из Москвы, и видеть его в своем кресле прокурору было непривычно. Год Обезьяны, чтоб его…
Почему в шортах? Потому что тоже направлялся отдохнуть. В «Крайслере» деяносто девятого года, с женой, с сыном и пятью чемоданами. Издал приказ, подписал, получил в бухгалтерии отпускные и прямо с этими отпускными был приторможен у КП на выезде из города.
– Ты знаешь, кто я такой, сопляк?! – кричал он, выбегая из-за руля, когда молоденький старший лейтенант из ГУВД настойчиво просил его пересесть в тарахтящий рядом с лакированным «Крайслером» «уазик». – Я тебя…
– Завтра, – шептал старлей, не веря собственной наглости и подрагивая постановлением следователя Генеральной прокуратуры в руках. – Завтра…
– В мае, наверное, – бормотал прокурор, уже четверть часа разглядывая ходатайство Генерального прокурора перед судом о применении к себе меры пресечения «заключение под стражу». – Я не пью березовый…
– Напрасно. А я, вы знаете, выезжаю изредка из Москвы, кладу руки на березу и пытаюсь представить, как отдаю ей свою усталость и забираю ее силу. Где сейчас находится Магомед-Хаджи Магомедов?
– Кто это? – удивляется прокурор.
– А здесь березу найти сложно, – говорит Кряжин. – Здесь в основном сосны. А они, насколько мне известно, силу не дарят и усталость не забирают. Наоборот, они забирают здоровье. Сколько у вас в области «красных зон»,[21] старший советник юстиции?
– Бросьте!.. – выдыхает тот, в шортах. – Вы калиф на час, Кряжин. Не пройдет и двух суток, как все станет на свои места. Вы из тех, кто с поднятым забралом бросается на ветряные мельницы. Или в Генпрокуратуре дана модная ныне указуха на «охоту на ведьм»?
– Откуда у вас «Крайслер», старший советник?
– Вы из налоговой службы? Если нет – обратитесь туда! Это гонорар за две книги, с которых исправно уплачены налоги.
– Вы писатель? – Кряжин удивляется так сильно, что даже вынимает руки из карманов, и усаживается за прокурорский стол. – В каком жанре творите? Фэнтези? Детектив в стихах? Сказки для взрослых?
Прокурор не ответил, но перед тем, как отвернуться, бросил невольный взгляд на стеклянный резной шкаф.
Чудовищное любопытство окатывает советника, отрывает его от кресла и направляет к шкафу. Вот они, десятка два книг с одним и тем же названием. Точнее – почти с одним. Наверное, еще не раздаренные друзьям и знакомым авторские экземпляры.
– «На страже Закона». Любопытно… – Советник с хрустом переламывает новенький том пополам и, по привычке воровато оглянувшись (очки, полагал он, атрибут приближающейся пенсии), вынимает из кармана их, узкие, для чтения. – А вторая книга как называется? «На страже Закона – 2»?
Мининский прокурор недовольно сыграл надзирающими за правопорядком очами и с отвращением поджал губы.
– «Право существует и органично вписывается в соответствующую эпохе культурно-цивилизационную специфику. Золотошвейный продукт, безосновательно ориентированный на демократическое общество в условиях тирании и господства авторитаризма, опосредованный через капельдинерское отношение к надзору за его исполнением, присуще общественным формациям, отвергающим ратифицирующие референдумы и другие конвергенные процессы…» – Кряжин снял очки, посмотрел на прокурора, снова очки надел и продолжил чуть медленнее: – «Эпоха сетлментов и «дикой» виры ушла вместе с застойными явлениями западных веяний, наступила пора священной войны с преступностью и наполнения российского бытия реальным нравственным и правовым содержанием». Это вы для кого писали, позвольте вас спросить?..
Ознакомительная версия.
