— При чем здесь техосмотр? Вы б еще про аптечку спросили.
— Хм. Привычка. Извините.
Видимо, Чечеткин имел удовольствие служить в дорожной полиции и по какой-то причине был вынужден покинуть сию благородную службу. Скорее всего, по неуважительной. Добровольно кто ж оттуда уйдет?
— Что, в ГАИ работали?
— Да. Ушел. Петь люблю. А там не давали.
Он вернул Коле водительское удостоверение, после обратился к Вере:
— Вера Павловна, пройдемте в комнату. Разговор приватный.
— Я буду на кухне. Если что, кричи, — напутствовал Коляныч.
Вера кивнула и вместе с участковым прошла в комнату. Сержанты остались скучать в прихожей, шепчась про выставку импрессионистов, недавно прошедшую в Эрмитаже.
Певец из ГАИ. Еще одно маленькое подтверждение, что мир — это большая коммунальная квартира. Антон — Чечеткин — я — Антон.
Квартальный надзиратель секретничал с Верой минут пятнадцать. Может, хотел пообщаться и побольше, но девушка опаздывала. Коля пытался выстроить логичную версию, зачем органам понадобилась проводница, но ничего не выстроил. Слишком мало исходной информации.
Когда за правоохранительными структурами закрылась дверь, он, естественно, поинтересовался причиной их визита.
«Не твое собачье дело!»
— Спрашивал, не беспокоит ли сосед сверху. Много жалоб.
Вера ответила с неохотой, из чего шпион сделал вывод, что, скорее всего, она соврала. К тому же настроение у нее из солнечного превратилось в пасмурное. Коля не стал допытываться: пожелает — сама расскажет.
Во время поездки на вокзал она хмуро смотрела в окно машины и молчала. Коля хохмил на библейские темы, но Вера не реагировала. На стоянке он вновь попытался осторожно вывести ее на чистую воду:
— Вера, это, конечно, не мое собачье дело, но если нужна какая-то помощь… Порву любого.
— Спасибо. Ничего не надо.
— Я встречу тебя послезавтра?
Она ответила не сразу, но потом все-таки согласно кивнула. Он проводил ее до входа на вокзал. Перед тем как уйти, она еще раз посмотрела на ухажера. Как-то оценивающе, словно на платье, висящее на витрине универмага. Брать, не брать? Но выбор так и не сделала.
— Пока.
— Пока…
У ухажера родилась бредовая идея, что можно успеть на последний самолет в Москву и утром встретить любимую на Ленинградском вокзале. Он даже принялся просчитывать, успеет ли в аэропорт и есть ли свободные места. Но потом вспомнил, что вышел из того возраста, когда любовь доказывают подобным бестолковым образом. Ну прилетел, ну и что? Любой может. Не бегом же прибежал. Лучше бы на эти деньги в подъезде ремонт сделал.
Вернувшись домой, Коляныч позвонил Виталику. Попросил выяснить, зачем поющий участковый с танцующей фамилией приползал к Вере, да еще в сопровождении двух вооруженных любителей живописи? У того заплетался язык от усталости — видимо, на итоговом совещании пришлось много говорить.
— Как-как его фамилия?..
— Если удостоверение не поддельное — Чечеткин.
— Ладно, завтра «пробью»… А у этой проводницы подруги нет? Я бы поучаствовал. Физически, а то и духовно.
— Не знаю пока. Может, и есть.
— Ну так ты узнай. Глядишь, и самому пригодится, ха-ха-ха.
Остаток вечера прошел бездарно, Коляныч зиппинговал,[10] сидя у телевизора с лентяйкой, пока не уснул. Сон, как у настоящего влюбленного, был нервным, с кошмарами и кровавыми видениями. Он пробирался через Гримпенскую трясину в поисках Веры, но вместо нее нарывался на беглого каторжника Сэлдона. Сэлдон просил не сдавать его участковому Чечеткину. Но тут появлялась собака Ферри и лишала Сэлдона жизни путем отчленения головы. Коля стрелял в нее из револьвера, но пули не приносили животному вреда, застревая в густой шерсти.
Днем плохо выспавшийся менеджер вяло впаривал молодой, но серьезной даме пылесос. Дама внимала не одна, а с коренастым стаффордширским терьером, лежавшим у ее ног. Выслушав балладу о сапрофитах, она запустила компьютер и набрала в поисковой системе Интернета название аппарата. Подлый Интернет тут же выдал отзывы покупателей. В основном матерные. И ладно бы отзывы. Он, зараза, застучал о методике обрабатывания клиентов. Про звонок в детский дом, про постельных клещей и систему скидок. Коле, который только что обрадовал обездоленных детей-сирот спонсорской помощью, стало крайне неловко. Особенно когда дама переглянулась с четвероногим другом, относящимся к собакам бойцовских пород. («Скажите, это та самая собака, зубы которой разрываются в голове? — „Да“».) Но, конечно же, он не стал убивать хозяйку как опасного свидетеля. Пробубнив: «Не хотите, как хотите, я не настаиваю», затолкал пылесос в чемодан и растворился в пространстве, словно кэб в лондонском тумане.
После обеда позвонил Виталику, напомнить о просьбе.
— Мне ничего не нужно повторять дважды, — поставил в известность друг. — Короче, тема любопытная, давай пересечемся.
Пересеклись снова возле Таврического садика, но сидели не на лавочке, опасаясь соглядатаев и шальных пуль, а в салоне Колиного «Ниссана». Питер недавно объявили криминальной столицей, поэтому пасть жертвой перестрелки можно запросто. Даже если ты не политик и не бизнесмен.
Виталик достал из внутреннего кармана пиджака банку пива, сделал несколько жадных глотков и приступил к рассказу.
«Эта старинная легенда о проклятии рода Баскервилей. В начале прошлого века младший из семейства Баскервилей, Хьюго, получил в наследство дом и сделал из него ночной клуб, где торговал не только алкоголем, но и собачьими консервами. То есть консервами, сделанными из собак. И вот однажды, после очередной удачно проданной партии, он решил отметить это дело…»
— Короче, недели две назад из колонии веселого режима сдернул один чудик. Кажется, из Магаданской области. Ухитрился придушить вертухая, переодеться в его форменный костюмчик и выскочить за ворота. Там, конечно, всех на уши подняли, все обложили, но чудика пока не поймали. Скорей всего, он где-нибудь отсиживается, пока буря не уляжется. Прячется на болотах. Чудик сам из Питера, сел за убийство. До этого судим за грабеж. В общем, достойный представитель криминальной столицы.
— Молодой?
— Двадцать шесть или двадцать семь лет, не помню точно.
— А Вера здесь при чем?
— Ямщик, не гони лошадей. В Питер, как полагается, депеша прилетела — на всякий пожарный перекрыть места возможного появления. Перекрывают, в основном, участковые, реже — опера из розыскного. Так вот, адрес этой Веры — одно из мест возможного появления.
— Он ее родственник?
— Не совсем… У тебя что, серьезные виды на нее?
— Серьезней не бывает.
— А у нее?
— Пока не знаю. Не спрашивал.
Виталик предложил пива, Коляныч отказался:
— Рассказывай, рассказывай.
— Он ее бойфренд, как нынче говорят. А она его крошка. Жили по соседству, в одну школу ходили. Когда созрели, полюбили друг друга и даже объявили о помолвке.
Коля почувствовал себя примерно как пассажир «Титаника», которого предупредили, что шлюпок на всех не хватит.
— Но свадебка расстроилась. Жених сел. «Опустил» кого-то — денег на банкет, наверное, не хватало. На первый раз дали три года. Не условно. Невеста пообещала ждать. Видать, любовь была качественной, с гарантией. Извини, Ник, если делаю больно. Лучше горькая, но правда, чем хорошая, но лесть. Пока жених валил лес, к невесте стал клеиться какой-то студент. Настойчиво так, тоже по-серьезному, вроде тебя. Но приклеиться не успел. Жених вышел на год раньше. Официально — за хорошее поведение. Не официально — мест на зонах мало, криминальная революция в стране.
Виталик допил пиво, закусил зубочисткой и продолжил печальную повесть:
— Вышел, значит, быстро так студенту объяснил, что чужое брать нехорошо. Студент, хоть и попал в больницу, но заяву писать не стал — себе дороже. Но чудик долго на свободе не удержался, как это обычно и бывает. Вера тогда только-только на железную дорогу устроилась. Как-то ей пассажир малость нахамил. С применением грубой физической силы. В ухо дал, короче. Пассажир наш, питерский. Вера, конечно, жениху рассказала и ушибленное ухо показала.
— Погоди, она действительно ждала его?
— Наверное… Если б ты знал, каких подонков они любят! Это ж бабы, создания нелогичные, как наше правительство. Он и дуплит ее, и изменяет, и вообще клейма на нем ставить негде, а для нее — единственный и неповторимый. И в Сибирь, и на плаху. Так и тут, видать. Но не суть. Так вот, — рассказала. Жених — чувак конкретный. Пассажира вычислил, вернее, Вера адресок подсказала, билет-то у нее остался. Он у приятеля-землекопа купил обрез с места освободительных боев, утром встал у подъезда и, когда пассажир выполз, одним выстрелом в башку положил. Перед этим доходчиво объявил, за что убивает. Чтоб убитый впредь руки больше не распускал против женщин беззащитных. Даже на том свете.
