— Петренко тоже был мальчиком на побегушках? — стараясь сохранить безразличность тона, спросил я.
— А то! Золото старался дружбу с иностранцами завести: туда — металл, оттуда — шмотки, аппаратуру, валюту. Перевозчик понадобился, вот и стал морячка приручать. — Гришаков осекся. — Только это не для протокола, все равно не подпишу.
— Ваше право. Но подписать обязательство о трудоустройстве придется. И в ближайшее время приступить к работе. Иначе будем привлекать за тунеядство. Ясно?
— Да уж тут за вами не заржавеет.
Бывший торговый работник уныло уткнулся взглядом в выщербленный пол.
Когда он ушел, я вызвал Золотова.
— Это произвол и беззаконие! — начал с порога «адмиральский внук». — Знаете, что с вами будет? Я требую дать мне телефон!
— Вообще-то задержанным звонить не положено. Но раз вы так настаиваете…
Я развернул к нему телефонный аппарат.
Золотов сорвал трубку, но это была стремительность инерции — вторая рука зависла в воздухе, потом медленно, будто преодолевая сопротивление, опустилась на диск.
Охватившая его неуверенность чувствовалась даже в подрагивании набиравшего номер толстого, с обгрызенным ногтем, пальца.
— Сергей Степанович? Золотов…
Тон у него был искательно-напряженный, и лицо под взглядом невидимого собеседника приняло откровенно подобострастное выражение.
— Да вот так и пропал. Неприятности у меня. Травят, преследуют. И насчет несчастного случая, и другое. Знаете же, какие есть ретивые работнички в наших славных органах…
Напряженность в голосе исчезала, он выпрямился, перевел дух и заговорил совсем свободно.
— Конечно, надо разобраться. До чего дошло — провокацию устроили. Самую настоящую провокацию! Золото подбросили, валюту. Да от них и говорю. А как же, — он победоносно глянул в мою сторону. — Следователь Зайцев сидит напротив. Алло, алло!
Он нервно ударил по рычагу, спешно набрал номер.
— Сергей Степанович! Разъе… Алло!
— Попробуйте еще раз, — предложил я. — Может, что-то с линией?
Но в выпуклых глазах подследственного проступило понимание.
— Трубку бросает, не хочет говорить, — упавшим голосом пояснил он сам себе.
— Может, кому другому позвоните?
— Все одинаковы! — зло выдавил Золотов. — Каждый держится за кресло и трясется за свою шкуру!
Он обессиленно откинулся на спинку стула, закрыл глаза, просидел так около минуты.
— Что за беззаконие? Почему меня арестовали? Где санкция прокурора?
— Санкция будет, — заверил я. — А пока вы задержаны по подозрению в совершении нескольких преступлений. В частности — незаконных валютных операциях, об остальных поговорим позднее. Расскажите, откуда золотые монеты, валюта, как вы собирались их использовать?
Золотов скривил губы.
— У меня золото — только фамилия. А если бы и были монеты, использовал бы их очень просто: вставил зубы и закатился с хорошей девочкой в круиз по Дунаю, а на валюту развлекался в баре.
— А изъятые ценности?
— Подумаешь! Да ваш дружок и подкинул. Он шустрый, этот опер. Теперь понятно, зачем вы ему меня в ресторане показывали!
Мне стало смешно.
— Там тысяч на пятьдесят добра. Кто и где может раздобыть такую сумму для вашей компрометации? Прикиньте сами!
— Не знаю, как вы свои делишки обделываете, — огрызнулся он. — И знать не хочу!
На вопросы больше не отвечаю, требую прокурора. Все!
— Что же, дело хозяйское. — Я заполнил протокол задержания, собрал бумаги и встал. — Мы вернемся к этому разговору. Подумайте, как вести себя, чтобы не выглядеть смешным.
Из райотдела я зашел домой пообедать, затем вернулся в прокуратуру, доложил Белову результаты работы.
— Развели аферистов, — недовольно бурчал прокурор, будто именно я занимался столь неблаговидным делом. — Маскируются под порядочных, вводят в заблуждение честных людей! Мне уже звонили некоторые товарищи, к которым этот проходимец втерся в доверие. Вы должны критически подходить к его показаниям, — шеф многозначительно постучал по столу ребром металлической линейки. — Он может умышленно опорочить тех, кого обманул…
— Сами обманывались! Небось на даче гулеванили, в баньке парились, а теперь в кусты?
Белов нахмурился.
— У него же на лбу не написано, что он? фохвост!
— А по-моему, как раз написано, и крупными буквами. Для тех, кто хочет прочесть.
Мы с шефом опять не сошлись во мнениях. В последнее время это случалось все чаще. Пожалуй, у меня два пути: стать внутренним оппозиционером, как Лагин, или уходить. В другой район, в городскую, а может, вернуться к мысли об аспирантуре?
В моем кабинете Лагин беседовал с практикантами. На коленях у него лежала знакомая книжка в яркой обложке.
— …не советчик, прочел, чтоб дежурство скоротать. И вообще не люблю фантастику.
— Да при чем здесь фантастика? — горячился Валек. — Это форма, а суть вполне реальна!
— Глупости. Выдумка — она выдумка и есть, — изрек Петр.
Валек повернулся ко мне.
— Давайте спросим Юрия Владимировича, он тоже читал.
— О чем спор?
— О псевдосах, — буднично, будто разговоры о кошмарных обитателях вымышленной планеты велись в прокуратуре каждый день, ответил Лагин. — Валя считает, что наши подследственные и есть псевдосы.
— Не все, — уточнил Валек. — Хулиганы, грабители, блатата всякая не в счет — их за версту видно, с ними все ясно. А вот замаскированная сволочь, чистенькие оборотни — куда опасней! Не только обворовывает нас — души высасывает, уродует людей, калечит…
— Преувеличиваешь, — снисходительно отмахнулся Петр. Лагин слушал внимательно, я видел, что Валек его заинтересовал.
— Скорей преуменьшаю! Сколько пацанов завидует барменам, кладовщикам, закройщикам! Не летчиками мечтают стать, не космонавтами, там учиться долго надо, математику проклятую осиливать, мозги напрягать и вообще — риск, перегрузки… А здесь — раз, и в дамках!
— Хочешь сказать, что раньше кумиром был летчик-испытатель, а теперь — жирный торгаш в красной «Ладе»? — хитро прищурился Лагин.
— Именно так! А что, не правда?
— Но не для всех же, — Петр говорил как умудренный родитель с глупым несмышленышем.
— Даже если для одного! Значит, его и высосал псевдос! Про что книжка?
Космические приключения? Черта с два! Рыжее солнце, бластеры, блокирующие спутники — это антураж, условность. Главное — псевдосы среди людей! И неважно где — на далекой планете или на Земле. Если хотите, Леда и есть Земля!
— Ну ты загнул! — Петр засмеялся.
— Может, и так, — серьезно сказал Лагин. — У меня было дело: научный руководитель довел аспиранта до самоубийства, присвоил идеи, женился на его невесте.
— Сколько ему дали? — перестал веселиться Петр.
— Наказание неотвратимо? Только никакого преступления я не доказал, слишком тонкие материи пришлось хватать грубыми юридическими щипцами. Получил он выговор «за неэтичное поведение», через пару лет защитил докторскую, развелся, опять женился.
Потом был в центре институтской склоки — группа на группу, анонимки, комиссии.
Студентки жаловались: «неэтично» ведет себя профессор: достает, домогается.
— И чем кончилось? — не утерпел Валек.
— Проводили с почетом на заслуженный отдых, — Лагин качнул пышной седой шевелюрой.
— Вот, пожалуйста! — приглушил вырвавшееся ругательство Валек. — Про то я и толкую! Получается, псевдосы неуязвимы? Эта, например, семейка, — он ткнул в лежащие рядом зеленую тетрадь и амбарную книгу. — Копили материал для доносов на знакомых, может, пописывали втихую анонимки, младший следователя грязью облил, а с виду — обычные люди. Что мы можем сделать таким? Попробуй их разгадай.
— Элементарно, — пренебрежительно хмыкнул Лагин. — Птицу видно по полету!
— Чего ж ваш профессор остался безнаказанным? — съехидничал Валек.
— Это другой вопрос! — Лагин резко наклонился вперед. — Я спросил у декана: почему не дадите принципиальной оценки? А он мнется: раз следствием вина не доказана… Мы-то что можем сделать? Да отторгнуть негодяя, не общаться с ним, руки не подавать — испокон веку известно, как обходиться с проходимцами! Он взгляд отводит: сейчас так не принято…
Не штука — отличить, нужно желание — отличать! А оно, вишь, «не принято»! Вот и жируют расхитители в открытую, никто не спрашивает: на какие деньги, подлец ты этакий? Ждут. Когда арестуем, конфискуем, осудим — тогда прозреют!
— Ну а как распознать тех же золотовых и им подобных? — настаивал на своем Валек. — Тысячными тратами не выделяются, смердят потихоньку…
— Вот по запаху и распознавай, — поддержал я Ладно — давая ему время успокоиться. Сердчишко у Юрия Львовича барахлило, и нервничать лишний раз ему совершенно ни к чему.
— Манеры, речь, запросы, интеллект, круг общения… Десять минут с человеком поговори — и он весь как на ладони. Поэтому и сбиваются в стаи. И выкобениваются друг перед другом: я книжку достал про интриги французского двора, а я попал на закрытый просмотр, а я с писателями на охоту ходил… Вот, мол, какие мы умные да способные, а что аттестат в тройках да в каждом слове ошибку делаем — ерунда, с оценок не пить, не есть, не развлекаться, пусть отличники себе глаза портят да язву наживают, а мы ничуть не хуже! Только карлик и на ходулях — карлик!
