Впервые интересы Потаева и Сосновского столнулись в борьбе за Северский алюминиевый гигант, где хозяйничали люди Сосновского — братья Вороновы. С помощью Северского губернатора и местных коммерсантов, Потаеву удалось выдворить Вороновых из Северска, а во главе дела поставить своего человека — Станислава Мамина. Зная мстительность Сосновского и его влияние на самого президента, Потаеву пришлось пойти на компромисс и уступить этому грязному дельцу одну из своих нефтяных фирм. Однако определенная напряженность в их отношениях осталась. О том, кто именно расстроил многомиллиардную сделку с кампанией «Боинг», Сосновский очень скоро узнает и тогда... И тогда со всей очевидностью встанет вопрос — кто кого? Потаев был готов к этой борьбе и уже предпринял кое-какие меры. Ему было известно, что именно Сосновский стоит за созданием подпольного Высшего экономического совета страны, о чем не догадывались даже многие его члены. Все делалось по-иезуитски хитро и преподносилось в красивой ара-патриотической обертке. Более того, от этих новоявленных ура-патриотов, вознамерившихся прекратить отток капиталов и вернуть их в Россию, больше всех доставалось именно Сосновскому, как ставленнику Запада. Капиталы этих болванов объединялись на борьбу с сосновскими, а фактически помогали им захватить власть в стране и стать безрадельными правителями. Вот такая интересная получалась арифметика.
Необходимо было раскрыть глаза некоторым бизнесменам и политикам на истинное положение вещей и объеденить усилия в борьбе с сосновскими. Борьба предстояла нешуточная, но иначе нельзя. Иначе очень скоро Россия распадется на удельные княжества, превратится в сырьевой придаток Запада и мировую свалку отходов, а народ будет обречен на вымирание.
Во всей этой истории Потаеву было искренне жаль этого молодого человека Максима Снегирева, так как был уверен, что Сосновский очень скоро его вычислит. И тогда... Тогда его участь будет предопределена. Н-да. Петру Эдуардовичу понравился этот веселый и находчивый парень. За его поступком стояло не одно лишь желание разбогатеть любой ценой, а что-то еще.
От размышлений Потаева оторвал голос референта, сообщившего, что его хочет видеть какой-то Снегирев, как говорит — по очень важному и срочному делу.
«Легок на помине», — подумал Петр Эдуардович и сказал:
— Пропусти.
Едва он успел это произнести, как в кабинете появился улыбающийся Снегирев и, поздоровавшись, прошел к столу и сел в кресло. Под левым глазом у него красовался небольшой синяк, на правой скуле свежая царапина. «Неужели на него уже вышел Сосновский? — подумал Потаев. — Возможно, именно это и явилось причиной появления Снегирева в офисе?»
— А что у вас с лицом, Максим Казимирович? — спросил Потаев.
— Это, Петр Эдуардович, следы, так сказать, моих раздумий над несовершенством окружающей нас действительности. Я, как агнус дэн кви толлис пэкката мунди (агнец божий, искупающий грехи мира). Видно, такова моя алеа (судьба) — нести сей тяжкий крест до конца дней своих.
Потаев невольно усмехнулся. Экий он, право, болтун. Но за всем фразерством и позерством этого парня, просматривались основательность и надежность. Как сказал бы институтский приятель Потаева казах Тамир Канакбаев — «наш парень».
— А нельзя ли попроще, Максим Казимирович?
— Попроще — будет слишком грубо и неинтересно.
— И все же?
— Не далее, как вчера, я имел несчастье встретить на своем жизненном пути друзей Виктора Ильича Сосновского — этого «досточтимого» и «уважаемого» в народе джентльмена, этого Автомедона новой России, прущего ее-матушку незнамо куда. Это, как у Николая Васильевича, помните? «Эх, тройка! Птица-тройка! Куда несешься ты? Дай ответ? Не дает ответа». Так вот, друзья олигарха возжелали составить со мной приватный разговор. Но из-за их совершенно чудовищного гальского диалекта, я долго не мог понять, что им от меня нужно. Отчаявшись объяснить мне словами, они перешли на язык жестов и, надо отметить, быстро достигли нужных результатов. Во всяком случае, я быстро их понял. Следы этого разговора я теперь ношу на лице и теле, как орден Почетного легиона ярых поборников консенсуса и компромисса.
У Потаева от болтовни Снегирева испортилось настроение. Почувствовал как внутри возбуждается раздражение против этого симпатичного парня. Едва сдерживаясь, чтобы не взорваться и не накричать, сухо сказал:
— Вы можете рассказать все по-человечески, без этих ваших... импровизаций? Не люблю.
— Хоть это будет и довольно трудно, но попробую, — улыбнулся Снегирев.
Как Потаев и предполагал, — его опасения подтвердились. Сосновский быстро сообразил, кто за всем стоит, и вычислил Снегирева. Да, этому парню не позавидуешь. Удивительно, что ему вообще удалось вырваться из лап этого черного демона. Странно. Подобная опрометчивость не в характере Сосновского. Он ничего не делает просто так. Что же стоит за его поступком? Только ли желание иметь своего человека в его, Потаева, стане? Или этот интриган замыслил какую-то свою игру и хочет использовать в ней этого парня? Попробуй — угадай.
— А вы увернеы, что за вами была слежка? — спросил он Снегирева.
— Больше чем, — ответил тот и так живописал сцену в электропоезде метро, что Петр Эдуардович невольно улыбнулся. Нет, этот малый неисправим. Ему хоть гол на голове теши. Потаеву вспонился двадцатилетний сын Эдуард — студент математического факультета университета. Вот кому было бы полезно пообщаться со Снегиревым. Сын уже давно беспокоил Петра Эдуардовича. Этакий бука — замкнутый и малообщительный. Не знаешь — что у него на уме, к чему стремится? Живет, — будто одолжение делает. А здесь такой фонтан слов, энергии, юмора. Таких любят. Этот малый далеко бы мог пойти. Жаль, что впутался в столь опасные игры. Сейчас бы он, Потаев, за жизнь этого весельчака и гроша ломаного не дал бы. Вот такая грустная арифметика получается. Неужели он этого не понимает. Нет, он совсем неглупый малый — должен понимать. Тогда отчего столь беспечен? Непонятно.
— А что вы сами думаете обо всем этом? — спросил Потаев.
— Думаю, что господин Сосновский не до конца поверил в мою искренность и желание оказать ему посильную помощь. Скажу больше — он совсем этому не поверил, да и, судя по всему, — это ему и не нужно. Все остальное — из области фантазий и предположений. Но если он отпустил меня живым, значит это ему почему-то нужно. Такой ответ вас устроит?
— Вполне. — Малый был с головой. Жаль было бы потерять такую голову. А к нему он прибежал за помощью и защитой. Это очевидно. Решил проверить. — А зачем вы пришли ко мне?
— Во-первых, рассказать все начистоту, что со мной случилось. Дикси эт анимам левави (сказал и облегчил тем душу).
— А во-вторых?
— Во-вторых, хочу у вас просить помощи и защиты. Так уж получилось, что среди восьми миллионов москвичей, вы единственый, знакомый мне человек, кто может мне реально помочь.
— Хорошо. Я обещаю подумать над вашим предложением. Что-нибудь придумаем. Скажите, Максим Казимирович, вы сознательно сказали Сосновскому о разработках далневосточной нефти, или просто — не выдержали пыток?
— Милостивый государь, — принял оскорбленный вид Снегирев, — будем считать, что я не слышал ваших последних слов, а вы их не говорили. В противном случае, я потребую у вас сатисфакции!
— Будем считать, — усмехнулся Потаев и покачал головой. — Тогда объясните, что вы надумали?
— В разговоре с этим черным хомункулюсом мне пришла в голову великолепная мысль: если хочешь навсегда покончить с врагом — сделай его своим, фигурально выражаясь, другом.
— Не понял? Объясните.
— Предложите ему участовать в разработке прибрежного шельфа.
— И тем самым ещё больше усилить его позиции. Так что ли?
— Странные люди! — сокрушенно вздохнул Снегирев. — Никогда не удовлетворяться услышанным. Всегда ищут в твоих словах какой-то тайный смысл. Петр Эдурдович, я разве говорил об усилении позиций господина Сосновского? Я только говорил об его участии. А участие совсем не предполагает результаты. Верно? У вас там наверняка уже есть разведанный и заброшенный участок. А из бесперспективного участка гораздо легче сделать «перспективный», чем наоборот. Или я не прав? Если я не прав, то пусть старшие товарищи меня поправят.
— Но это потребует определенного времени и затрат, — раздумчиво проговорил Потанин, загораясь идеей Снегирева.
— Думаю, что с вашими возможностями, это не составит вам большого труда. Но зато положительный результат от этой акции очевиден. Во-первых, этой акцией вы достигните определенного паритета в ваших отношениях. Во-вторых, в то время, когда Сосновский вбухает силы и немалые деньги в разработку «нефтеносного» участка и будет рвать на своей плешивой голове последние волосы к неописуемому восторгу его многочисленных «поклонников», вы спокойно будете гнать по трубам новую нефть в ближнее и дальнее зарубежье. По моему, игра стоит свеч.
