Андрей Воронин - Комбат. За личное мужество

Едва он вышел, как сверху спустилась Анжела, одетая по-домашнему, в свитере и джинсах. В дом, загнав машину в гараж, вернулся Гарик.

— Ну вот, все и в сборе, — потирая руки, проговорил Костян.

Был он в приподнятом, даже, можно сказать, праздничном настроении.

— Ну что, получилось? — спросил он у Гарика.

Тот кивнул и протянул ему паспорта.

— Что ж, Анжела, шампанское в студию! У нас сегодня с тобой, можно сказать, свадьба, — сказал Костян, полистав паспорта. — За это надо выпить. Но сначала надень свое лучшее платье!

— Что, сейчас приедут нас расписывать? — спросила Анжела.

— Лапа моя, нас уже расписали. И я теперь господин Выспяньский, а ты моя жена, — продолжал лучиться радостью Костян.

— Как это так?.. — не поняла Анжела.

— Да вот так как-то все, друг Пушкин, — сказал Костян.

— Не понимаю, при чем здесь Пушкин, — пожала плечами Анжела, тоже разглядывая паспорта.

— Это я так. К слову.

— Я, может, поеду, а то поздно, — подал голос Кориков.

— Нет-нет! Ты, Перец, останешься отметить это знаменательное событие в нашей жизни! — сказал Костян.

— Потом будет слишком поздно. А мне еще разбираться… — начал Кориков, но Анжела подскочила к нему и больно наступила на ногу.

Она все-таки сходила наверх и вернулась в красивом полупрозрачном розовом платье с каким-то дорогим украшением на шее. Они пили холодное шампанское с ананасами, и Кориков не выдержал, принялся декламировать:

— Твои, что ли? — спросил Костян.

— Нет, Северянина, — сообщил Кориков, довольный тем, что смог произвести впечатление на Анжелу.

— Молодец, Перец, уважаю! — кивнул Костян, обнимая Анжелу.

— Ладно, — наконец произнес Гарик, — у молодых, как-никак, первая брачная ночь. Дадим им отдохнуть.

— Я вызову такси, — сказал Кориков.

— Нет! — твердо заявил Костян. — Ляжешь спать у меня в кабинете. Гарик, проводи!

В суете почему-то никто так и не вспомнил о Лизе. Хотя, возможно, Анжела и Гарик специально не затрагивали эту тему.

Когда Кориков вошел в кабинет и закрыл дверь, первым, что он увидел, был тот самый чемоданчик, который они никак не могли открыть, а вторым — неотключенный ноутбук.

В комнате было жарковато. Кориков распахнул окно, сел за компьютер и, выйдя в Интернет, набрал электронный адрес Бахрушина, который он знал наизусть.

Ненадолго задумавшись, он написал:

«Товарищ полковник, докладываю.

Первое: чемоданчик у меня. Его легко откроет капитан Чуйкин. Второе: Костян, он же Константин Прахов, он же теперь по новому паспорту Константин Выспяньский, нанял киллера (механика) для убийства членов тайного общества „Легион“. Убийство господина Рубинштейна и семьи Мельниковых осуществил человек, который носит спецназовскую маску, камуфляж и очень сильно заикается. Теперь им получено задание убрать Анжелу Выспяньску и некоего Гарика, которые в данный момент находятся в загородном доме госпожи Выспяньской. Я — там же. Ваш старший лейтенант Кориков».

Он едва успел послать письмо, как даже не увидел, а почувствовал, что у него за спиной кто-то стоит. Это был Гарик.

Что он успел прочитать и понять, было неизвестно. Но, глянув на него, старший лейтенант Кориков понял, что нужно немедленно брать ноги в руки.

Схватив дипломат, он метнулся к окну и спрыгнул вниз.

Гарик не ожидал такого поворота событий. Однако он тут же подбежал к окну, чтобы устремиться следом, но, обернувшись, увидел налитые кровью глаза Прахова.

Переступая порог дома Анжелы Выспяньской, Комбат подумал, что продолжать игру не имеет никакого смысла. Он убедился в том, что Прахов, не имея возможности продолжать то, что начал Малиновский, решил вести свою игру, более грубую, жесткую и бесперспективную. Перекачку средств на счет Выспяньской за рубежом можно будет очень быстро приостановить. Самому Прахову выехать за границу практически невозможно. Даже если они будут работать в паре с Выспяньской, их песенка уже спета.

Комбат готовился представить полный отчет о «Легионе» полковнику ГРУ Бахрушину. Единственное, что нужно было сделать, — это изъять дипломат, в котором действительно могли быть ценные документы Малиновского. Кто знает, может, тот успел включить в «Легион» и иностранных граждан. Но этот кейс вполне можно было изъять и при задержании Прахова.

Но вот ведь незадача — события начали развиваться совсем не по сценарию. Сначала Лиза решила, что отца убили с ее подачи, и сбежала, тем самым нарушив стерильность операции. А теперь вот Прахов решил обрубить все концы.

Весьма неприятное чувство оставила нечаянная встреча: в холле на диване с видом активно действующего лица этой пьесы сидел не кто иной, как сотрудник ГРУ старший лейтенант Кориков, насколько знал Комбат со слов Бахрушина, заносчивый, самоуверенный, пренеприятнейший тип. И трудно было сказать, на чьей стороне и против кого он играет. Конечно, он-то Комбата узнать не смог, потому что вовсе его не знает. Но Рублеву всегда не нравилось, когда такие не нюхавшие пороху мальчишки начинали путаться под ногами. Одна надежда, что полковник Бахрушин в курсе того, чем занимается Кориков.

Сев в машину, Комбат стащил с лица ненавистную маску и вздохнул полной грудью. Если Прахов решился на то, чтобы поручить ему, практически незнакомому человеку, убийство двух самых близких ему людей, значит, по достоинству оценил его профессионализм и, главное, доверяет. Ну что ж, история, которая могла стоить жизни его друзьям, вот-вот должна закончиться.

Завтра же с утра нужно вывезти Анжелу и Гарика в безопасное место. А потом брать самого Прахова. Если оставить их в доме, Прахов может взять их в заложники.

На улице было уже совсем темно. И поскольку промозглый туманный вечер и моросящий мелкий дождь никак не располагали к гулянью, людей на улицах почти не было. Припарковавшись, как всегда, в соседнем дворе, Комбат направился к дому, и вдруг кто-то сильно дернул его за рукав.

Комбат резко повернулся.

— Это я, Лиза, — послышался из тумана знакомый женский голос, — Лиза Малиновская. Мне нужна ваша помощь.

— Пошли домой, там и поговорим, — сказал Комбат, придерживая девушку за плечи.

Лиза была лишь в спортивной майке и домашних тапочках и дрожала от холода.

Комбат поспешно снял куртку и накинул ей на плечи, но понял, что Лиза настолько слаба, что, даже опираясь на него, в любую минуту может упасть, и, подхватив девушку на руки, донес ее до подъезда, а потом до квартиры.

Ни Титовца, ни Подберезского дома не было. Положив Лизу на диван, Комбат укутал ее одеялом, включил чайник, а когда вода закипела, принес с кухни горячего чая с малиновым вареньем и бальзамом.

Чуть придя в себя, Лиза наконец заговорила:

— Мне нет к кому обратиться. А мне и, главное, моей маме нужна помощь.

— Что случилось? Расскажи по порядку, — попросил Комбат.

— После гибели отца, отчима, в которой я до сих пор виню себя… Ведь это я попросила отца взять ваших друзей в качестве охранников. Они были уверены, что защитят его, а он погиб. Страшно погиб.

— Все не так просто… — сказал Комбат, морща лоб.

— В общем, мама попала в больницу с сердечным приступом, — продолжала рассказывать Лиза. — Я хотела ее проведать. Позвонила, а мне говорят, что ее забрали. Будто бы я приходила и отец. Но отец же погиб…

— Не все так просто… — повторил Комбат.

— Так или иначе, мы с Анжелой Выспяньской, у которой я гостила после похорон отца, поехали в больницу, — проговорила Лиза и вновь взяла в руки чашку с горячим чаем. Сделав несколько глотков, она продолжила: — В больнице меня вообще выставили идиоткой. Медсестра смотрит на меня и говорит, что это я была и все тут, что это я свою мать забирала. И тут меня осенило! У меня сестра есть двоюродная по материнской линии, Рита, так вот она — вылитая я. Но мы редко с ней общались. Она на заработки в Штаты ездила. И помогал ей там устроиться не кто иной, как брат отчима. И потом так получилось, что, несмотря на разницу в возрасте, они поженились. И на похоронах они были. И если приехали в больницу к маме, то мама вполне могла с ними поехать. Но вот зачем они медсестре представились как дочь и муж — это совсем непонятно. Короче говоря, я, как об этом вспомнила, села в Анжелину машину и к ним. Хотя всего один раз у них с отчимом была, помнила, где их квартира. Они недалеко отсюда квартиру купили. Консьержка меня не пускала, а потом прислуга спустилась, в квартиру меня провела. И когда дверь захлопнула и ключ в замке два раза повернула, я почему-то сразу подумала: что-то здесь не так. Михаил Маркович вышел и говорит: «Ну вот, две птички в клетке». И как-то так нехорошо на меня посмотрел… Мама лежала на кровати и спала. Я уверена, что они ей что-то вкололи. Они оба врачи, зубные, но какое это имеет значение — в лекарствах наверняка разбираются. Мне они тоже что-то вкололи. Потому что проснулась я вот в этой майке и все… а рядом на кровати мама спит. Как только я проснулась, Михаил Маркович пришел. И, сев на край кровати, начал меня прессовать. Рита, кстати, так и не появилась. А Михаил Маркович просто замучил…