Ознакомительная версия.
Колосов, уже взявшийся за перила трапа, обернулся:
— Лиля… Она, Виктор Павлович, не уходила потому, что внимательно прислушивалась ко всему, что тут говорилось меж нами. Да, Лиля, уважаемая… Вы бы точно ребенка передали кому-нибудь. Вам придется сейчас проехать с нами.
— Мне? Зачем? Это почему? — щеки Лили снова вспыхнули. Она передала Марусю на руки Долгушину.
— Придется проехать до ближайшего отделения. Ненадолго.
— Но я ничего не сделала.
— Я и не говорю, что вы сделали. Нам просто надо кое-что выяснить. Вопросы кое-какие.
— Но я… Выясняйте. А что здесь нельзя?
— Действительно, здесь все выяснить нельзя? — спросил Долгушин.
— Нет, нельзя, — ответил Колосов.
— Почему же? — грозно рявкнул капитан Аристарх. — Что еще за новые фокусы?
— Это не фокусы. Таков порядок. У нее в паспорте, по-моему, неточность. Надо разобраться, прошу, — Колосов пропустил растерянную Лилю вперед.
Катя не совсем поняла этот колосовский ход конем.
Одно было ясно: Никита просто так, битым, «Ковчег-Крейсер» покидать не желал. В сплошной обороне, занятой его обитателями, его зоркий натренированный глаз сыщика углядел податливое звено. Катя вспомнила, что говорил ей Вадим по поводу Лили. По его мнению, она была безответно влюблена в Ждановича. Любопытно все-таки, почему Колосов выбрал именно ее для большой атаки? Неужели он решил, что к ней, единственной из всех, он сможет подобрать ключ?
Когда шли к машинам, Катя спиной чувствовала на себе пристальные взгляды собравшихся на палубе.
— Зачем они Лильку забрали? — выходил из себя капитан Аристарх. — Витя, ну сделай же что-нибудь! Чего они девчонку мурыжить будут?!
Закат догорал над дальним лесом. По фарватеру промчалась моторка.
— Как она потом назад-то доберется?
— Ну а ты, медведь, на что? — спросил Долгушин.
— Не понял? — капитан Аристарх сдвинул фуражку на затылок.
— Садись в машину, дуй за ней, — Долгушин, как когда-то Кравченко, бросил капитану ключи.
— Что, так прямо за ментами?
— За ней, чудило.
— Они ж ее за Леху мотать будут, знаю я их подлую ментовскую породу.
— Леха далеко, а ты здесь, вот он. Ты о ней позаботься, а о Лехе не волнуйся. Он мне днем звонил. У него все в норме. Ну, что ж ты стоишь? Дуй, а то не догонишь.
Капитан Аристарх стукнул кулаком по перилам и одним мощным прыжком перемахнул через борт — на трап. Через две минуты «Ауди» устремилась вслед за вереницей милицейских машин.
— Батюшки-светы, за нами, кажется, погоня, — сообщил Кате Колосов, глядя в зеркало заднего вида. — Кто же это там, на теплоходе, так за вас переживает, вы не знаете, Лиля?
Лиля на заднем сиденье не ответила. Однако назад оглянулась.
— Да, Лиличка, Лилия Владимировна Пономарева, судя по паспорту, да.., такие вот пироги, Лиличка… — продолжал Колосов. — Тревожитесь вы, манерное, по поводу документов. А вы не тревожьтесь. Все там у вас в порядке с паспортом. Просто это предлог. Мы вот с коллегой, — он покосился на Катю, — посчитали, что с вами нам лучше переговорить с глазу на глаз, без разных там прытких доброхотов, навроде того, кто сейчас пылит там сзади. Они, доброхоты эти, ваши приятели, в судьбе своего товарища Алексея Ждановича слишком уж живое участие принимают. Выручить его хотят. Но укрывательство от правоохранительных органов, от следствия — это не помощь, Лиля. Это вред прямой, и в первую очередь для самого укрываемого. И чем дольше времени проходит в такой вот неразберихе, чем дольше остаются открытыми серьезные вопросы, тем все больше и больше рождается в некоторых головах подозрений. Тем сильнее они крепнут — не только у нас с коллегой, но и у следователя прокуратуры, который дело об убийстве гражданина Бокова имеет в своем производстве. Ведь как он, следователь, рассуждает? Он человек консервативный и рассуждает консервативно: чего это невинному человеку от милиции по углам прятаться? Зачем на укрывательство товарищей своих подбивать?
— Алексей Макарович никого на укрывательством подбивает. И он не прячется. — Лиля снова оглянулась. — Куда вы меня везете?
— Да, собственно, никуда конкретно, — Колосов глянул в зеркальце на «Ауди» и прибавил газа — вот тебе, лови, догоняй. — Прокатим вас по здешним подмосковным дорогам. Вы сами питерская? Ну, я сразу понял. Хороший город — Питер. Но и у нас тут неплохо, а? Да вы, наверное, со своего теплохода и на берег-то не сходите?
— Как это не сходим? Всегда сходим, везде. Мы с Марусей гуляем. С Варькой по магазинам на каждой стоянке. Когда что-нибудь из вещей надо или в аптеку, всегда едем с кем-нибудь из наших.
— И на этой стоянке в эти дни тоже сходили на берег?
— Конечно. Мы еще там стояли, у другого причала, где шашлычная. А почему вы спрашиваете?
— Лиля, ну что вы так сразу кактусом прикидываетесь колючим? Чего вы волнуетесь-то по пустякам? Ведь установлено, что гражданина Ждановича все эти дни на теплоходе не было. Следовательно… А гонщик-то наш не отстает, пыжится. Кто ж это за рулем-то? Неужели Виктор Долгушин собственной персоной? — Колосов не отрывал взгляд от зеркала. — Эх, не захотел он мне подсказать, где приятеля его и собрата по року найти, благородство сыграл. Только вредная это игра, глупая. Он Ждановичу больше навредил этой своей молчанкой. Еще знаете, как аукнется на суде.
— На суде?!
— А вы как думали. Это такая машина — правосудие. Скрипит, а едет, давит в лепешку человечка… И вы тоже сильно ему вредите, Лиля дорогая.
— Я? Почему я?
— Да потому. А ведь вы хорошо к нему относитесь — к Алексею-то Макаровичу. По лицу это вашему видно — хорошо, сердечно. Не так, как другие.
Катя, слушая эту песнь, усмехнулась про, себя: надо же, как, оказывается, начальник отдела убийств интерпретировал про себя ее «испорченный телефон» со слов «драгоценного». Все запомнил, намотал на ус, проанализировал и теперь вот выдает без зазрения совести за собственные гениальные догадки оперативного плана. Пудрит бедной девчонке мозги.
— Я даже рискну предположить, — соловьем заливался Колосов, — что вы настолько хорошо относитесь к гражданину Ждановичу, что сделали бы все возможное, чтобы раз и навсегда избавить его от всех подозрений, высказанных досужей прессой. Сделали бы все, чтобы защитить его честь и доброе имя.
— Да я жизнью и здоровьем своим вам клянусь — Алексей в смерти Бокова не виноват, — пылко воскликнула Лиля, — вы.., вы же ничего не знаете, как же вы можете говорить? Он… Он не такой, как все, он совсем другой. Другой, понимаете вы это или нет? Вы вот закон защищаете, думаете, ради истины стараетесь, ради добра. Да что вы могли бы сделать в этом мире без таких людей, как он? Ничего. Вы ведь даже не подозреваете, что они, такие, как он, охраняют нас всех, и вас в том числе, от зла, от всякой нечисти. От гибели наш мир спасают. Да если хотите знать, он… У него с тьмой, со злом своя собственная битва не на жизнь, а на смерть. Если хотите знать, он такое видел и не дрогнул, не струсил…
— Что же такое он видел? — спросила Катя.
— Черного Ангела. Смерть! — выпалила Лиля.
— Кого?
— Конечно, вы не верите. Разве вы способны в такое поверить? У вас у всех мозги точно в целлофан завернуты. Никто не верит. Наши вон и те смеются — до глюков, мол, допился, мерещится ему. А я знаю, это правда, — Лиля стиснула хрупкие кулачки. — Он мне сам сказал, признался, когда в реанимации лежал в больнице зимой. Я даже место точное знаю, где все это случилось, где он увидел… Там, на проспекте… Я знаю. Наши на смех меня подняли — это же просто рекламный плакат мужского парфюма. Да, днем, — она как-то сдавленно хмыкнула, — он, может, и плакатом «Йоджи Ямамото» прикидывается. Черный, он и не такое может, а вот ночью… Никто не верит потому, что никому видеть это не дано. А Алексею дано — он избран, чтобы всему этому противостоять. И он противостоит — как воин, как защитник, как последний поэт… Он же все через себя пропускает — все, и войну, и все эти наши взрывы, всю кровь, весь этот мрак кромешный. Через свое сердце. Оно для всех нас — как щит. А вы.., вы его такого с грязью мешаете, убийство на него навешиваете. Да как вам не стыдно? Как вы не понимаете, что такой человек, как он, не может убивать?
— Но Бокову он убийством прилюдно грозил, это факт, — заметил Колосов.
— Да подите вы с фактами своими! Кирку Бокова Алексей просто презирал, но он никогда бы…
— Ах, Лиля, как бы хотел я вам верить — если бы только вы знали. Даже этого Черного бы принял, даже глюки, даже воина-защитника от сил тьмы, — Колосов вздохнул. — Фантазия это, но… Я ж сам рос на песнях Ждановича. Вы еще соску в коляске сосали, а я уж песни его переписывал. Все, что вы говорили, в его песнях. Но, Лиля, дорогая…
— Лиля, ты скажи нам, где Жданович, — тихо попросила Катя. — Майор тебе правду говорит, честное слово — он до ужаса верить тебе хочет, что гений и злодейство несовместны. Помоги ему и мне выпутать гения из всей этой криминальной белиберды.
Ознакомительная версия.
