Ознакомительная версия.
– Почему ты не сдох, мусор?! – в бешенстве заорал Мохнатый.
Богдан дождался, когда он более-менее успокоится.
– Ты мне скажи, кто меня твоему Марату заказал?
– Не знаю, о чем разговор.
– А Стрельцову кто на меня отмашку дал?
– Никто. Он сам за тобой пошел. Я ему тебя не заказывал.
– А он говорит, что заказывал… Я бы на твоем месте чистосердечно во всем признался. Глядишь, отдельную камеру получишь.
– Ты сам сказал, что отдельная камера мне не поможет. И я сам это знаю. Не заказывал я тебя Марату. И Стрельцову тоже не заказывал. Так что не надо баллоны на меня катить.
– Утомил ты меня, Мохнатый. Отдохнуть от тебя надо.
Богдан вышел из палаты и позвонил своему начальнику.
– Очагов у меня был, – сказал тот. – Он уже в курсе, все организует. Автозак будет завтра, всю эту шушеру разом этапируем. Руоповцы этим делом займутся. Мохнатого им передашь – и возвращайся. Хочешь с ними, хочешь, своим ходом. В общем, на твое усмотрение…
Городовой не возражал против того, чтобы Мохнатым занялся Очагов. Но тогда ему лучше отправиться в Народовольск прямо сейчас, чтобы не терять время даром. И все-таки придется задержаться. Как ни крути, а Мохнатый – крупная птица, и нельзя оставлять его здесь без присмотра. Тем более в больнице, откуда сбежать проще, чем из изолятора временного содержания.
…Ксения лежала на спине, невидящий взгляд был устремлен в одну точку на потолке. Егор так же тупо смотрел на нее саму. Они оба молчали, не зная, о чем говорить.
Плохо ему, голова кружится, легкая тошнота. Похоже на сотрясение мозга. Врачи предлагали лечь в больницу, но он отказался. Не хотелось оставлять Ксению без присмотра, поэтому Егор отправился домой вместе с ней.
Часа два она отмокала в ванной. Он тревожился за Ксению, то и дело заглядывал к ней – мало ли, вдруг вскроет себе вены. Кровь она себе не пустила, но на Егора не реагировала. Как будто его и не было рядом. В ванне отлежалась, искупалась, по квартире ходила как зомби – взгляд пустой, отсутствующий, движения заторможенные. Сейчас вот на диване лежит.
– Я хочу умереть, – сказала она вдруг.
– И какой в этом смысл?
Но Ксения как будто не услышала его вопрос.
– Почему он меня не убил? – обращаясь к кому-то, но не к нему, спросила она. – Он должен был меня убить. Потому что я грязная, подлая дрянь. Он меня заставил. Он меня использовал.
– Нам остается только одно: забыть все это.
– А еще кокаин. Он предложил мне кокаин.
– Ты правильно все сделала. Ты не позволила себя унизить. А то, что было без меня… Так ничего и не было. И не надо ничего выдумывать.
Ксения поднялась на локте и посмотрела на него из глубин своей печали. Но вот взгляд ее прояснился, на губах выступила улыбка.
– Ну да, не было ничего, – кивнула она. – Был только кокаин.
– Он тебе нужен? – строго спросил Егор.
– Нет. Ну, если только один раз, – страждущим взглядом посмотрела на него Ксения.
– Не будет одного раза.
– И не надо… Я справлюсь. Если ты меня простишь, то я справлюсь.
– Это ты должна меня простить.
– За что?
– За то, что допустил все это… Мы же знали, что Фирс и Касьян не оставят нас в покое. Мы справились с ними. Мы должны были знать, что и Мохнатый с нас не слезет. Но я его не остановил. Должен был остановить, но я испугался. Испугался и едва не потерял тебя…
– Но ведь не потерял… Если ты хочешь, мы снова будем вместе.
– Хочу… Но Мохнатому жизни не дам. – Егор сжал кулаки до хруста в суставах.
– Успокойся. Его арестовали и будут судить.
– Если до суда не убьют. Городовой говорил, что он у братвы общак увел. Крысы в клетках долго не живут. Убьют его.
– Туда ему и дорога. А ты не лезь.
…В мошонке жгло, ныло, изматывала тупая, выкручивающая боль. Сейчас бы обезболивающее принять, но врач смотрит на него с презрением и в ответ на все просьбы отвечает, что у него нет необходимых препаратов.
А тут еще и следователь появился. Худой, остролицый, длинноносый, со слезящимися глазами. Неопрятный, какой-то помятый, как постель после первой брачной ночи, начальством затурканный, жизнью придавленный. За сорок ему, и вряд ли у него есть соломка, на которую можно упасть в старости.
– Здравствуйте, меня зовут Кувшинский Александр Петрович.
– А звание?
Следователь был в штатском, поэтому и возник такой вопрос.
– Юрист первого класса. А что? – в ожидании подвоха спросил Кувшинский.
– А если на нормальное звание перевести? Как минимум генерал, да?
– Нет, капитан.
– Капитан первого ранга?
– Нет, просто капитан.
– А Городовой уже майор. Семь лет назад лейтенантом был, а уже майор. А вы когда лейтенантом были?
– Это не важно, – опустил глаза Кувшинский.
– Что, не даются служебные лавры?
– Я же сказал, это не важно…
– Да я знаю, что для вас важно. В похищении обвинить меня хотите?
– А разве этого не было?
– Было. Но это большая любовь. Я же никого не убил…
– Да, но угрожали убийством. Есть показания потерпевших…
– Никто никого не собирался убивать. Это игра такая была.
– Уголовно наказуемая игра.
– Так я же не спорю… Что там у нас за похищение дают?
– В вашем случае от шести до пятнадцати лет.
– Ничего себе! А что значит – в моем случае?
– Деяние, совершенное группой лиц по предварительному сговору.
– Какой сговор? Ксюха сама в машину села. Потому что меня любила. Ко мне хотела.
– Есть свидетели, которые видели, как ваши люди силой усадили ее в свою машину.
– Мои люди? Так пусть они и садятся на пятнадцать лет! А я здесь ни при чем! Мне они сказали, что она сама села в машину, по своей воле. И мне Ксения сказала, что со мной хотела быть. Достал ее муж, а со мной ей жилось счастливо.
– А что вы скажете насчет гражданина Курихина?
– Я скажу, что этот тип завалил кучу народа. У нас, в Народовольске. Киллер он. Меня ему заказали.
– Кто?
– Братва моя. Я общак у них увел. У меня знаете, какая мощная бригада была? Только надоело все. Я виллу в Греции купил, туда перебрался. И общак туда увел… Обратно хочу вернуться.
– Куда, в Грецию?
– Ну да.
– Вряд ли. Вас обвиняют в похищении и в покушении на убийство.
– Ну было, было. Я же не отрицаю, что было. Потому и удрал в Грецию, что достала такая жизнь… А вы хотите в Грецию? Там все есть. Вилла на берегу моря, пальмы, чайки, белые пароходы…
– Не думаю, что это имеет какое-то отношение к нашему разговору.
– А я думаю… Сколько вам лет?
– Сорок три года.
– Ну, нормально. Всего сорок три года, а уже капитан!.. Не обидно?
– Это не ваше дело.
– А мне обидно, – Мохнатый понизил голос. – Давайте так: вы наезжаете на Городового и требуете, чтобы меня оставили здесь, в Екатеринбурге. Ну, вы же меня в похищении обвиняете, а это здесь, у вас произошло…
– Не думаю, что я могу требовать.
– А я думаю, что можете. Если очень захотите. А чтобы вы захотели, я перечислю на ваш счет сто тысяч долларов. Это только за то, чтобы вы оставили меня здесь. Если не перечислю, то можете сдать меня Городовому. Соглашайтесь, сто тысяч – большая сумма!
– Я даже не знаю, что вам сказать.
Кувшинский смотрел на Пашу, как врач из психушки на своего пациента. Но все-таки в его взгляде появился интерес. Ведь к выздоравливающим психам врачи относятся серьезно…
– А вы не говорите, вы слушайте. Сначала вы получите сто тысяч. Потом я перечислю вам еще столько же. За то, чтобы вы сняли с меня обвинения в покушении…
– Это нереально.
– Почему?
– Потому что ваша вина очевидна.
– Но ведь можно что-то сделать. Допустим, отпустить меня под подписку.
– С этим будет проще, но все равно сложно… Меня могут уволить.
– Да, но выслуга у вас есть? И деньги у вас будут.
Похоже, Кувшинский включился в процесс, уже деньги считает, распределяет их. Двести американских штук – это очень большие деньги. И главное, вполне реальные. Не зря Мохнатый передал жене право распоряжаться своими деньгами. Если Маргарита не предаст его, то ей ничего не стоит заплатить следователю.
Дом его арестован, но все равно туда можно пробраться, вскрыть тайник, где у него лежат фальшивые паспорта, в том числе и украинский, очень высокого качества. Схрон этот очень надежный, если его даже при обыске не нашли. Он может уехать в Украину и там оформить документы. Он обязательно что-нибудь придумает. Сейчас главное – свалить из России.
– Соглашайтесь, Александр Петрович! – соловьем пел Мохнатый. – Не пожалеете. Мне главное – под подписку выйти, а там я уже сам. Поверьте, никто меня не поймает. А если вдруг что, я – могила. Вы же мне тогда снова поможете. Ну, за новый гонорар…
– Ну, не знаю… Сам я тут не смогу ничего сделать, нужно содействие, – замялся следователь.
– Хорошо, для начала вы получите сто пятьдесят тысяч. И за освобождение – столько же. Это все, что я могу предложить. Это потолок. Но деньги вперед…
Ознакомительная версия.
