— По-моему, Жора, ты увлекся! — заметил Эмиль Владиславович. — Все-таки отклонение прошения Марии Ульяновой-старшей — это лишь частный эпизод. Ну, а представь себе, что император удовлетворил бы ее ходатайство. Заменил бы повешение, допустим, десятью годами каторги. Что, от этого Володя не подался бы в революционеры? Боюсь, что нет. Более того, я думаю, что даже вернувшийся с каторги эдак в 1897 году Александр Ульянов не смог бы отговорить его от этого.
— Это из разряда «если бы да кабы»! — проворчал Крикуха. — Я не хочу заставлять зрителя думать над тем, что было бы, если бы Александр удовлетворил ходатайство. Но он должен поверить в то, что именно та роковая виза на прошении — превышение меры отмщения стало мистической причиной гибели и династии, и империи. Ибо так было на самом деле, а история, как ты знаешь, сослагательного наклонения не терпит.
Вредлинский, конечно, не собирался оставаться в долгу и хотел было выступить с возражениями, но тут на веранду вышла Василиса и чинно доложила:
— Вас к телефону просят, Эмиль Владиславович!
— Прости, Жорик, — развел руками Вредлинский, — я быстренько! Василисушка, проследи, чтоб у Жоры пиво не кончилось…
Вообще-то на даче у Вредлинских имелся телефон с радиофицированной трубкой, которую Василиса вполне могла принести на веранду. Но, поскольку Эмилю Владиславовичу звонили самые разные люди, в том числе и те, которые на дух не переносили Крикуху, Вредлинский предпочел отправиться в кабинет и разговаривать оттуда. Ему не хотелось бы после разговора с «нежелательным» абонентом услышать гневную тираду старого приятеля: «Господи, Милька! До чего же ты неразборчив в людях! С кем ты общаешься?! Это же не человек, а куча дерьма!» А уж если бы этот «абонент» по ходу разговора поинтересовался, не трудно ли Вредлинскому работать с этим «неизлечимым алкашом», то есть с Крикухой, Эмиль Владиславович вообще почувствовал бы себя ужасно неловко. Тем более что Крикуха имел свойство по одному выражению лица догадываться, что в данный момент говорят Вредлинскому из трубки. В прошлом бывали случаи, когда Жора, определив по смущенной физии Эмиля, что ему говорят гадости о Крикухе, вырывал трубку и поливал «абонента» трехэтажным матом. Иногда это было даже неплохо, например, если речь шла о людях, которые нуждались в дружбе с Вредлинским больше, чем он в дружбе с ними. Однако бывали случаи, когда несвоевременное вмешательство Жоры могло очень помешать нужным контактам. А Вредлинский старался иметь поменьше врагов.
Когда-то, еще в студенческие годы, покойный отец представил своего сына одному театральному критику. С этим типом Вредлинский-старший весело болтал весь вечер и рассыпал ему комплименты. Однако потом, когда гость ушел, просветил тогдашнего Милю: «Запомни! Этот тип — жуткая сволочь, но с ним надо дружить». Впоследствии, уже после смерти старшего Вредлинского, «жуткая сволочь» написал отличную рецензию на самую первую пьесу Эмиля. И, с благодарностью помянув родителя за мудрый совет, молодой Вредлинский продолжал дружеские контакты с критиком — он, между прочим, на своем веку «затоптал» немало «молодых-талантливых»! Даже пришел на похороны этого злодея, куда большинство театральной и литературной общественности явиться не пожелало. И сын критика — врач по профессии, наивный и добрый парень, как ни странно! — долго жал руку Вредлинскому: «Истинные друзья познаются в беде!» Пригодился потом и этот парень. Когда у дочери Вредлинского, тогда еще совсем маленькой, обнаружили признаки опасного заболевания крови, этот доктор — уже не юный, а весьма маститый, к которому было весьма не просто попасть на прием! — по первому же звонку Эмиля Владиславовича устроил девочку в свою клинику. И вот она, Лариса, — веселая, здоровая, вышла замуж за франкоканадца и уже ждет ребенка. В июле у ее Жака отпуск, и они полетят за океан. Скорее всего уже на постоянное жительство. Так что Крикуха прав — внуки у Вредлинского будут канадцами. Возможно, и Вадим с невесткой Оксаной окажутся там же. А что было бы, если бы Вредлинский не пошел на похороны «жуткой сволочи»? Даже думать не хочется… Истинно говорят: «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться!»
Итак, Вредлинский направился в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь, чтобы даже обрывки разговора случайно не долетели до ушей Крикухи, и, взяв трубку, бодро прокозлетонил:
— Але, слушаю вас!
— Эмиль Владиславович, рад вас слышать, — пророкотал из трубки приятный бас. — Я вас не разбудил случайно?
— Что вы, что вы, Сергей Сергеевич! — воскликнул Вредлинский. — Ни в коем разе! Я вообще редко сплю по ночам.
Бас принадлежал профессору Баринову, одному из основных спонсоров того кинопроекта, над которым трудились Крикуха и Вредлинский. Кроме того, профессор взял на себя нечто вроде предварительной рекламной кампании для того, чтобы привлечь внимание публики к еще не законченному фильму. Это был человек интеллигентный, приятный во всех отношениях, но самое главное — с большими связями и средствами, поэтому в разговоре с ним Вредлинский проявлял особую вежливость и почтительность.
— Я тут пытался до Георгия Петровича дозвониться, — сообщил профессор. — Но телефон что-то не отвечает. Он не у вас в гостях случайно?
— У меня, конечно, у меня! — радостно сообщил Вредлинский. — Мы тут как раз обсуждали некоторые эпизоды, вызывающие затруднения с режиссерской точки зрения. Позвать его к телефону?
— Нет-нет, это вовсе не обязательно, — успокоил его Бари-нов. — Дело в том, что у меня есть небольшое, но приятное сообщение для вас обоих. Как вы относитесь к тому, чтобы на пару недель слетать в район Карибского бассейна?
— А это не слишком дорого? — осторожно спросил Вредлинский, хотя ему ужас как хотелось слетать именно в этот район земного шара. Лет двадцать назад он, правда, был включен в состав писательской делегации, направлявшейся на Кубу. Однако это был как раз тот период, когда Вредлинский подвергался гонениям, и из списка его вычеркнули. В прошлом году Эмилю Владиславовичу удалось совершить поездку в Штаты, но он побывал лишь в нескольких университетских городах да немного погостил на вилле своего однокашника по ВГИКу Пашки Манулова в Калифорнии. А вот до Карибского моря, до Майами-Бич так и не добрался… И вот такое предложение! Даже ушам не поверил. Насчет «дорого» — это Вредлинский спросил просто так. Он уже догадывался, что ему скажет щедрый профессор…
— Это вас не должно беспокоить, — прозвучало в трубке, — все расходы я беру на себя. Дело в том, что на одном уютном острове собирается международная группа солидных кинопрокатчиков и производителей видеопродукции. Американцы, итальянцы, французы, немцы. Ваш старый друг Павел Николаевич Манулов тоже намерен там побывать. Приятно проведете время, а заодно вместе с Георгием Петровичем расскажете о своем будущем фильме. Конечно, там сейчас немного жарко, но в отеле, уверяю вас, прекрасные кондиционеры. В общем, побеседуйте на эту тему с Крикухой и позвоните мне по сотовому часиков в десять утра. Если вы принципиально не возражаете, то завтра обговорим детали. Будьте здоровы!
В приподнятом настроении Вредлинский вернулся на веранду, где Крикуха, отвалившись на спинку плетеного кресла и мечтательно прикрыв глаза, посасывал пивко.
— Жорик, это звонил Баринов! — воскликнул Эмиль Владиславович так, как в старом спектакле «Человек с ружьем» солдат Иван Шадрин, позабыв о том, что собирался кипятком для чая разжиться, восклицал: «Товарищи! Я говорил с Лениным!»
— Да?! — встрепенулся Крикуха. — Что ж ты меня не позвал?
— Он очень торопился, — развел руками Вредлинский.. — Деловой человек, сам понимаешь. В общем, у него к нам весьма заманчивое предложение: слетать на какой-то остров в Карибском море, где соберутся некие тузы от мирового кинопроката и видеобизнеса. На целых две недели — и за его счет!
— Соблазнительно, конечно, — хмыкнул Крикуха. — Тем более не за свои гроши. Но две недели? Что мы там делать будем?
— Ну, расскажем о картине, наверное, покажем то, что уже снято, послушаем, что эти господа скажут… А остальное время, я думаю, будем купаться, загорать и всякие тропические плоды кушать. Паша Манулов обещал там появиться. Тоже не худо пообщаться, а то он что-то редко в Москву заглядывает.
— Деньги на фильм переводит — и ладно, — махнул рукой Георгий Петрович. — Я без него что-то не шибко скучаю.
— Он же генеральный продюсер, Жорик, — напомнил Вредлинский. — Поимей уважение, все-таки наш фильм — это его идея. И потом, это же он нас познакомил с Бариновым, .Царевым, Казанковым, госпожой Фоминой и другими спонсорами. Куда бы мы без них, скажи на милость? Тех денег, что нам «Мосфильм» выделил, не хватило бы даже на аренду лошадей для императорского конвоя…
— Короче, Миля, — хмыкнул Крикуха, — приглашены мы с тобой на некое подобие худсовета. Посмотрят господа наши ролики и скажут: «Так, почему у вас все актеры — русские? Почему Сильвестр Сталлоне, Дэвид Духовны или там Шэрон Стоун не задействованы? Ну-ка, дать Сталлоне при его метр шестьдесят роль Александра III, Духовны при его метр восемьдесят пять — роль Николая, а Стоун в свои сорок с гаком пусть Анастасию Николаевну играет! Ну и переснять весь материал по-быстрому. Ко Дню благодарения, блин, должны уложиться и доложить в отдел культуры ЦК демпартии США!»
