Ознакомительная версия.
— Пока ничего конкретного. — Катя вздохнула.
— Фотография — это связь времен. Звонок из прошлого… Странно, правда? Умерли, а живут на кусочке картона, вносят разлад в наш мир или, наоборот, — гармонию. Вот я сейчас нащелкала этих наших пацанов-художников, а лет через сто, когда кто-нибудь из них станет вторым Кандинским, фотку мою продадут на каком-нибудь крутом аукционе, если она, конечно, не сгинет в этом самом Копенгагене, — хмыкнула Анфиса. — А меня не будет, я и не узнаю… Мне эта девчонка Ангелина снилась сегодня всю ночь. И так мне ее жалко стало… Сердце как-то не на месте прямо. Ей ведь всего девятнадцать, глупая она, маленькая.
— Ничего себе маленькая — с ножом, — возразила Катя.
— Ну, не убила же она меня. Порез на руке уже почти зажил. Знаешь, что меня с ней помирило?
— Да знаю я, — усмехнулась Катя.
— Правильно. Команданте. — Анфиса вздохнула. — Я бы тоже той сволочи шпионской, что его расстреляла, пожелала бы вечно гореть в аду, если бы знала, что есть такая штука на свете, которая это мое желание исполнит. Такого мужика погубил, гад! Знаешь, что я тебе скажу: Зотова в душе и фанатичка, и романтик. Стихийный революционный идеалист!
— Даже революционный?
— Не смейся. Я, может, сама в девятнадцать была такой, как она. И сейчас мне иногда хочется…
— Чего тебе, девица, хочется, чего тебе, красная?
— Скажи, а тебе бы хотелось заполучить эту штуку?
— Какую?
— Которая исполняет желания. — Анфиса сдвинула на лоб темные очки и подставила лицо вечернему солнцу. — Я тут ночью все про это думала. А вдруг бы такое и вправду было на свете? Многие бы пошли на что угодно, чтобы завладеть этим.
— Твое заветное желание мне в общих чертах известно, — заметила Катя.
— Да, чтобы Костя мой вернулся живой-невредимый. И чтобы он женился на мне — не через десять лет, когда его дочка подрастет, а сейчас. И чтобы у нас родился ребенок, обязательно мальчик. Вот будут предки у крохи Лесоповалова: мама — еврейка, папа — милиционер… И еще чтобы я похудела, стала тоненькой как тростинка, изящной. И потом, еще я бы хотела… большего, что ли, соприкосновения с этой нашей теперешней жизнью, а то я из нее как-то выпадаю. Все у меня не так, как полагается по-нынешнему: я толстая, а сейчас эра худышек, я с деньгами не умею обращаться, а надо уметь. Я ненавижу сериалы, а все их смотрят, меня тошнит от Бреда Питта, а он идеал миллионов. Я так хочу любить, понимаешь, просто по-человечески, по-женски любить того, кто мне дорог, а кругом все твердят о правилах секса, о том, сколько мужиков прилично иметь, как их на дорогие подарки раскручивать, как башку им потом отвинчивать…
— Ты желаешь быть современной в доску? — Катя обняла подругу за плечи.
— Да нет, я… Я не знаю… Просто эта девчонка, эта фанатка как-то всю меня растревожила. Ты помнишь ее лицо, когда она с нами говорила? Знаешь, я не хочу, чтобы ее держали в тюрьме. Ей же, в конце концов, всего девятнадцать. Пусть ее выпустят!
— Это уже не от нас с тобой зависит, Анфиса. Хотя… Я думаю, этот вариант Никита Колосов держит в уме.
— Колосов — он с того раза совсем не изменился. Такой же шкаф. У вас продается славянский шкаф? — Анфиса постучала Катю по плечу. — Нет, только тумбочка на колесиках осталась… Он на тебя иногда так смотрит, словно съесть хочет, вот как это мороженое. Женатый он?
— Нет, не женатый.
— А все же мой Костя лучше, хоть он и связан у-у-узами. — Анфиса вытянула губы трубочкой, словно собиралась дудеть в горн.
— Ну конечно! Конечно, Костик Лесоповалов лучше. Кто спорит? Насчет Зотовой, я думаю, Никита все варианты прорабатывает. В том числе и твое пожелание. Если отпустить Зотову и установить за ней наблюдение, возможно, она приведет нас к тому, кто во всей этой истории — ферзь, а не пешка. Я сегодня консультировалась по проблеме сект в отделе по взаимодействию с религиозными и общественными организациями. Кое-какие материалы смотрела. Мне все же кажется, что Зотова и этот тип, что отдал тебе фотографию, — Неверовский, входили в какую-то тайную…
— Секту?
— Можно ли ее так назвать? — Катя пожала плечами. — Все очень смутно, но… Эти бедные мальчишки — Кублин, Иванников, Федай и Грачевский, Неверовский, его сестра, которая как в воду канула, эти пилоты Поповы из Ростова — на сектантов вроде бы совершенно не похожи. Но если это все-таки некое подобие секты, то она весьма и весьма своеобразна — в смысле учения, объединяющей идеи. Возьмем Зотову — только о ней нам хоть что-то известно. Она верит в то, что есть вещь, которая исполнит ее желание. Какое желание? Наказать убийцу героя? Но если эта вещь так всемогуща, почему бы тогда не пожелать его воскрешения? Но Зотова выбирает наказание, смерть. Не означает ли это, что ей внушили, что эта самая вещь, этот талисман воскресить никого не может, а может только наказать, убить? И потом, эта дикая жестокость… Эта легкость, с которой они идут на убийства. Поповы — с виду вроде бы нормальные мужики, летчики, люди такой отважной профессии и… За одну ночь они убили пять человек. Пять! Ты вдумайся только. А потом кто-то выследил и хладнокровно убил их обоих. А этот водитель тягача с аэродрома? Он у меня из головы не идет. Эта светлая иномарка, что его погубила… Его посчитали свидетелем, которого надо убрать, и убрали — легко, рискованно, что называется, походя, по пути… Какие же нравы процветают в этом странном сообществе, если его члены творят такое?
— А вдруг это оккультная секта? Но лично я в оккультизм не верю, — быстро сказала Анфиса.
— Знаешь, мне кажется, от того, верим мы или не верим во что-то, правила игры не меняются. Но хотя налицо так много отличий, должны быть и закономерности.
— Какие закономерности?
— Если это какое-то подобие секты, она должна иметь двухмерную структуру. Широкий внешний круг — тот, который на виду. Возможно, это какое-нибудь объединение, движение. Ну, например, круг последователей какого-то экстрасенса, целителя или какого-то деятеля, выступающего за что-то или против чего-то. Проповедующего, чему-то учащего. Тут не обойтись без шумихи, без фанатов, пациентов, прихожан, любопытных, без каких-нибудь сборищ — сеансов, семинаров, проповедей, одним словом — без публичности. Это то, что на виду, что вполне безобидно и позволяет привлекать к себе все новых и новых последователей, из которых потом можно выбирать как будущие жертвы, так и послушных преданных исполнителей. А за всем этим должен существовать узкий, скрытый как от своих, так и от посторонних круг посвященных.
— Посвященных во что?
— Не знаю пока. В некую объединяющую тайну. Узкий круг — это ядро фанатических приверженцев, которые группируются вокруг того, кто и является основателем секты, учителем. Разница между воззрениями, дистанция между общей массой простых приверженцев и посвященным ядром — огромна. А этот основатель, этот гуру — он может быть двуликим, как Янус. Широкому кругу проповедует одно, узкому говорит совсем другое. А на себя постоянно примеряет личину этакого мифологического персонажа — полубога, полугероя, которому все ведомо и все подвластно. Он, как паук, ткет вокруг себя новый миф, вплетая в свою паутину символы христианства, язычества, колдовства, черной магии — все вперемешку, лишь бы впечатляло, внушая веру и трепет. Нам надо искать узкий круг — точнее, то, что от него со всеми этими жуткими убийствами остается.
— Я повторяю — лично я ни во что такое оккультное не верю. Но… знаешь, дыма без огня не бывает. А вдруг… кто знает. — Анфиса запнулась. — И потом, так все странно совпало. У вас дело об убийствах, а один из этих покойников мне фото всучил.
— Совпадения — это всегда случайность, — убежденно заверила Катя.
— Ты считаешь?
Теперь они медленно шли к метро по Третьяковскому проезду мимо бутика «Прада».
— Не хилые платьица, — хмыкнула Анфиса, — и все на сорок второй размер сшиты, на ш-ш-ш-шкелетов. Даже если я когда-нибудь буду много зарабатывать, мне все равно в «Прада» не ходить. Тут все на «М» да на «S», а у меня «XXL» с пеленок. Вон на эту стройняшку, наверное, все годится. Морит себя, наверное, дура, голодом месяцами…
«Стройняшка», вызвавшая такое недовольство Анфисы, оказалась очень яркой и стильной девицей — высокой, рыжей, в костюме из льна и на огромных шпильках. Катя невольно задержала на ней взгляд — ничего не скажешь, хороша! И зря Анфиса злится. Такие женщины украшают жизнь. И поклонников у них — целые тучи.
Рыжая красавица быстро шла по тротуару, то и дело поглядывая на часы, точно куда-то страшно опаздывала. Катя поймала себя на мысли, что наблюдает за ней — вот сейчас исчезнет в толпе, упорхнет, как райская птица…
Внезапно рыжая резко остановилась. Секунду точно раздумывала — идти ли дальше, не повернуть ли обратно? Потом пошла медленнее. Вся энергия ее словно куда-то разом улетучилась.
Напротив бутика «Джорджо Армани» стоял шикарный спортивный родстер с откинутым верхом. За рулем сидел загорелый брюнет, рядом с ним совсем молоденькая блондинка в модных темных очках, придерживавшая на коленях целый ворох фирменных пакетов. За дальнейшим Катя и Анфиса наблюдали как завороженные. Рыжая красавица решительным шагом приблизилась к родстеру. И ее появление явно не доставило брюнету радости. Он что-то сказал, рыжая красавица ответила. С первых же фраз вспыхнула ссора. На ссорившихся обращали внимание прохожие, оборачивались. Но рыжая красавица ни на кого и ни на что уже не реагировала. Внезапно она со всего размаха съездила брюнету по щеке. Круто повернулась и пошла назад. Заметно было, что она еле сдерживает себя, чтобы не заплакать у всех на виду. Шикарный родстер под любопытными взглядами зевак накрылся своей кожаной лакированной крышей, газанул и отъехал.
Ознакомительная версия.
