— Ну и что? — невозмутимо ответствовал тот. — Страховая премия все равно останется у нас.
— Но я никогда не ручаюсь за людей, если заведомо знаю, что они не выполнят договоренностей.
— Если кто-то из них и не пожелает затем объявиться в суде, то это их личное дело, — последовал ответ.
— А мое дело в том, чтобы решать, за кого можно поручиться, а за кого нет, — ответил ему на это Макс.
Тогда парень из конторы Глэдиса сказал ему: «У вас проблемы с личностной оценкой», — и приставил к нему Луиса, этого законченного головореза, грабителя банков, к тому же только что вышедшего на волю из тюрьмы, который теперь с утра до вечера ошивался в офисе.
* * *
Макс все ещё был занят бумагами, когда в помещение конторы вошел Уинстон Вилли Пауэлл, поручитель с опытом и лицензией. Это был невысокого роста, плотного телосложения человек, обрамленное черной бородой лицо которого казалось столь темным, что его черты можно было рассмотреть лишь с большим трудом. Макс проводил его долгим взглядом, наблюдая за тем, как, усевшись за стол напротив, тот открыл ключом верхний правый ящик, вынул из него пистолет, и лишь после этого впервые за все это время посмотрел в его сторону.
— Нужно будет зайти за тем взломщиком-пуэрториканцем. Видите ли, возомнил себя этаким Зорро. Вроде это он у себя дома развесил сабли на стене? Для начала водил за нос инспектора, которой пришлось его блюсти; у неё к нему якобы имелись какие-то ещё притязания; мы, значит, поручились за него, а затем он не соизволил явиться в суд на слушание своего дела. Я звонил в департамент полиции Делрей, хотел на всякий случай предупредить, что, возможно, мне понадобится подкрепление — смотря как будут складываться обстоятельства. А они мне в ответ: «Это ваши трудности». Им просто неохота связываться с теми его бабами, что там живут вместе с ним. Его психопатки выцарапают глаза любому, кто только осмелится тронуть Зорро хотя бы пальцем.
— Тебе нужна помощь? Возьми с собой Луиса.
— Нет уж. Лучше уж я сам, — раздраженно отказался Уинстон, засовывая пистолет за пояс и прикрывая его сверху футболкой. — Кого это ещё ты записываешь?
— Сокрытие оружия. Десять тысяч.
— Многовато будет.
— Но только не для Бьюмонта Ливингстона. Он уже как-то раз до этого попадался на автоматах.
— Бьюмонт — если он с Ямайки, то наверняка тут же постарается подорвать отсюда.
— А вот один господин, отрекомендовавшийся «афро-американцем» и внесший деньги за него, клянется и божится, что он этого не сделает.
— Кто он? Мы его знаем?
— Орделл Робби, — ответил Макс и сделал небольшую паузу.
Уинстон лишь покачал головой.
— А где он живет?
— На Тридцать первой, как раз на выезде с Гринвуд. Ты знаешь, что́ это за район? Там все уже давно схвачено и повязано. Там люди вынуждены ставить себе решетки на окна.
— Если хочешь, я его проверю.
— Он знаком с Луисом. Они старые приятели.
— Тогда жди подвоха, — сказал Уинстон. — Где живет этот Бьюмонт?
— На Ривьера-Бич. Ничего особенного. Так себе, обыкновенная «шестерка», не более, но мистер Робби настолько им дорожит, что даже готов выложить за него десять тысяч.
— Мечтает выдернуть его оттуда, прежде, чем полицейские припрут того к стенке и он расколется. Я могу заняться им, когда повезу Зорро.
— Не стоит. Мне самому все равно туда ехать. Нужно доставить Регги.
— Снова не явился на слушание? Вот красавец!
— Говорит, что у дорогой мамочки был день рождения, и он забыл.
— А ты и уши развесил и сразу же поверил. Готов поклясться, временами ты начинаешь относиться к ним, как если бы они были совершенно обычными людьми, ничем не отличающимися от всех остальных.
— Мне очень отрадно, что мы с тобой заговорили об этом именно сейчас, — сказал Макс.
— Ну да, но только лично меня такое твое поведение совсем не радует, — недовольно продолжал Уинстон, — и нечего здесь умничать. Как будто ничего не способно вывести тебя из себя. И даже господин Луис Гара, отнимающий у тебя столько времени, совершенно не действует тебе на нервы.
— Нет, это не так. Луис действует мне на нервы, — спокойно сказал Макс.
— Ну тогда дай ему под зад коленом и запри дверь. А потом позвони в эту вонючую страховую компанию и поставить их в известность, что между вами все кончено. Иначе они сожрут тебя с дерьмом или столкнут лбами с властями штата, и ты сам это знаешь не хуже меня.
— Да, знаю, — не стал возражать Макс, снова склоняясь над пишущей машинкой.
— Послушайся дружеского совета. Все, что от тебя требуется в данное время, так это прекратить оформлять их поручительства.
— Ты хочешь сказать, отойти от дел.
— На какое-то время. А что здесь такого?
— Если ты за последнее время так и не удосужился заглянуть в отчеты нашей конторы, — сказал Макс, — то осмелюсь тебе напомнить, по ним у нас проходит ещё почти миллион баксов.
— Но это ещё совсем не означает, что именно поэтому ты обязан здесь работать. Как-нибудь выкрутишься. Но зато потом, когда по конторским книгам уже ничего не будет проходить, ты как нормальный человек сможешь начать новую жизнь.
— Но как и всем нормальным людям, мне ещё приходится оплачивать счета.
— Правильно, но ты и с этим справишься, если захочешь; было бы желание. Лично я считаю, что ты уже устал от этого бизнеса.
— И снова ты прав, — согласился Макс, чувствуя усталость от самого этого их разговора.
— Но сам ты не видишь выхода из сложившейся ситуации, а поэтому продолжаешь вести себя так, как будто тебе ни до чего нет дела.
Макс не стал возражать. Как-никак, а вот уже целых девять лет они работают вместе. Уинстон хорошо знал его. В кабинете воцарилось молчание, а затем Уинстон сказал:
— А как успехи у Рене? — он явно решил подобраться к нему с другой стороны. — Все получается?
— Тебя интересует, оплачиваю ли я ещё её счета?
— Если не хочешь, можешь мне ничего не рассказывать.
— Нет, отчего же, — запротестовал Макс, переставая стучать на машинке. — Вот самый последний прикол. Я захожу в контору, я только что возвратился от судьи, с которым у меня был разговор о Регги, она звонит.
Он на мгновение замолчал, в то время как Уинстон поудобнее устроился за столом, и теперь выжидательно смотрел на него, приготовившись слушать.
— Она в галерее. Она чего-то там заказала — горшки какие-то, что ли — а когда приехал курьер с товаром, то ей тут же понадобилось получить с меня восемьсот двадцать долларов. Целых восемьсот двадцать.
— А что из себя представляют эти «горшки»?
— А я-то почем знаю? Единственное, чего она хотела добиться от меня, так это чтобы я бросил бы к чертовой матери все свои дела и лично доставил бы ей чек.
Уинстон оставался неподвижно сидеть, втянув голову в плечи и продолжая пристально разглядывать его.
— За эти самые горшки, надо полагать.
— Я тогда сказал ей: «Рене, я очень занят. У меня срочная работа. Я стараюсь спасти от тюрьмы одного молодого человека. Ему реально светит срок в целых десять лет, и теперь я должен дождаться звонка от него». Короче, я пытался объяснить ей все по-хорошему. И ты знаешь, что она мне ответила на это? Она заявила: «Ну, знаешь ли, я тоже работаю».
Уинстон как будто еле заметно усмехнулся.
— Как-то раз мне довелось побывать там. Рене сделала вид, что она меня не признает и в упор не видит, хотя кроме меня там больше совсем никого не было.
— И я о том же, — подхватил Макс. — Она говорит, что работает — но вот только каким образом? Туда же никто не ходит — и не придет, пока она не выставит вино и закуску. Улавливаешь мою мысль? Как будто бы для выставки, но только на самом деле никакой это не вернисаж, а просто сходка любителей пожрать за чужой счет. Видел бы ты рожи эти бродяг — такое впечатление, что они ночуют в картонных коробках где-нибудь под мостом. Они сжирают все до последней крошки, не оставляют после себя ни капли выпивки… А ты знаешь, кем они оказываются на самом деле? Оказывается, все они художники и их богемное окружение. Среди них я даже узнавал кое-кого из тех, кого собственноручно вытаскивал из-за решетки. Рене же держится так, как будто она сказочный Питер Пэн — она даже волосы подстригла покороче — а все эти ублюдки — её Потерянные Мальчики из той же сказки. Но когда все сожрано, гости расходятся, а ни одной её чертовой картины так и не продано.
— Судя по тому, что ты мне тут сейчас наговорил, ты до сих пор продолжаешь потакать её прихотям, — вслух сделал вывод Уинстон.
— В данное время она связалась с каким-то кубинцем. Его зовут Дэвид. То есть, я хотел сказать Давид. Она считает его чрезвычайно одаренным, и все твердит, что очень скоро о его таланте заговорят все. Но так как этого покуда ещё не случилось, парень подрабатывает в ресторане «Чак и Гарольдз» — убирает грязную посуду со столов.
