— Ты бы их усмирил, Костя, они у меня там всю мебель переломают.
— Не беспокойся, хозяйка, — успокоил Фомич, энергично похрустывая огурчиком, — если чего поломают, так из их доли дербанем.
Васька Кот распахнул дверь. Его встретил все тот же непроницаемый мрак. С улицы дохнуло какой-то прелой кислятиной, и он невольно поморщился.
— Ты бы поберегся, здесь ступенька крутая, — предупредительно сообщил Грош. И когда Кот выбрался на ровную дорогу, продолжил — Прямо иди вон до того здания, что углом на площадь выпирает. А оттуда направо иди, прямо на башенку, никуда не сворачивая, да под ноги смотри, а то в яму свалишься. Я за тобой отсюда смотреть буду.
— А меня случайно не того? — недоверчиво посмотрел Кот на Гроша.
— Не посмеют, — отмахнулся бродяга. — Здесь вести у нас быстро распространяются. Ты едва на крыльцо ступил, а уже вся Хитровка знала о том, что к мадам Трегубовой важный гость заявился.
— Ну ладно, ежели так, — слегка успокоился Василий, — тогда до скорого!
— Барин, а ведь ты позабыл кое-что, — жалостливо протянул Егорка Грош.
Васька Кот вновь узнал бродягу с бульвара.
— Чего тебе?
— Серебро бы мне за беспокойство.
Васька порылся в кармане и, не оборачиваясь, презрительно швырнул через плечо гривенник. Услышал, как монета звонко ударилась о камень и забилась мелкой дробью в истерике.
— Уж лучше бы ты с кистенем на большую дорогу вышел, чем копейки у прохожих сшибать.
Крякнул натужно Грош, видно, наклоняясь за подачкой, и сдавленно ответил:
— Каждому свое, барин.
А Васька Кот, уже убыстряя шаги, направился в сторону Яузского бульвара, бодро стуча в ночи подковками ботинок.
Глава 2. Питерские любят золото
Срочную депешу принес молодой красноармеец. Протянув пакет, скрепленный тремя сургучными печатями, он лихо козырнул и, четко развернувшись на сто восемьдесят градусов, шагнул к двери.
Обычно срочные депеши Кравчук получал телеграммой. В этот раз ее принес посыльный. Случилось что-то серьезное. Кравчук повертел пакет в руках. Попробовал его на вес. Тяжеловат. Одних только печатей едва ли не на целый фунт. Непонятно, от кого. Но дело, по всей видимости, очень важное. Надорвав краешек, он разочарованно вытащил небольшой листок бумаги. Развернул. И тут же его взгляд споткнулся о размашистую подпись председателя Всероссийской чрезвычайной комиссии. Глаза быстро пробежали по коротеньким строчкам: «Уведомляю. Начальником Московского уголовного розыска назначаю т. Сарычева И. Т. К 20 апреля подготовить ему квартиру для проживания, желательно вблизи Лубянки. Нарком внутренних дел Дзержинский Ф. Э.».
Дзержинский мог позвонить по телефону и лично отдать распоряжение, но этого не произошло. Председатель ВЧК отправил депешу. Так он поступал всегда, когда дело было исключительной важности. На это же обстоятельство указывало и то, что принес ее не обычный рассыльный, довольствовавшийся казенным пайком, а человек служивый, при оружии.
Подобрать квартиру вблизи Лубянки было непросто. Самому Кравчуку приходилось минут тридцать трястись на трамвае. Правда, его часто возил Степаныч на служебном автомобиле. А многие рядовые сотрудники и вовсе проживали на московских окраинах, добираясь до места службы на перекладных.
Ладно, решим! Близ Лубянки еще предостаточно проживает буржуев, так что кому-нибудь из них придется поменять место жительства.
Еще сегодня утром Кравчук полагал, что его могут оставить в должности начальника Московского уголовного розыска, как-никак за последние два месяца разгул преступности в городе удалось заметно сбить. Но, видно, не суждено, наверху посчитали по-другому. Поскребло немного в душе, да и отпустило. Придется расставаться с кабинетом, к которому он уже успел привыкнуть.
Хотя у Кравчука и теплилась надежда, что со временем приставка «исполняющий обязанности» отпадет сама собой, но трудно было не согласиться с тем, что фигура Сарычева будет помасштабнее. И, собственно, не было ничего удивительного в том, что сам Дзержинский занялся его назначением. Только за последние полгода Сарычев сумел ликвидировать четыре крупные банды, не считая множества мелких, и, как рассказывают, едва ли не в каждой малине он имел своих людей, успешно подрывавших авторитет главарей. В результате многие банды рассыпались сами собой. Знающие люди говорили, что характер у Сарычева крутой и даже к самым незначительным возражениям он относился как к личным оскорблениям. Как бы там ни было, но Сарычев был почти легендой, и Кравчук всерьез заволновался: а сумеет ли он сам сработаться с новым начальством?
В первую очередь Сарычев наверняка потребует подробнейшего отчета о криминальной обстановке в городе. А она, прямо надо сказать, далеко не блестящая, хотя сдвиги в положительную сторону явно обозначились. Десять дней назад был ограблен и убит ювелир Соколов. Что самое ужасное, налетчики не пожалели даже малолетних детей, истыкав их кинжалами. А в прошлую пятницу у себя на даче был застрелен директор ресторана «Новая жизнь». Грабители поживились на сумму примерно в полтора миллиона рублей. По агентурным данным, в обоих налетах участвовала банда жигана Кирьяна, отличавшаяся особой жестокостью. Свидетелей он, как правило, не оставлял, а потому зацепить его было трудно. Был момент, когда Кравчуку казалось, что он подобрался к главарю особенно близко. Он даже разрабатывал план его захвата, но агент, внедренный в банду Кравчука, вдруг перестал выходить на связь. А несколькими днями позже в приемной Лубянки был оставлен обыкновенный холщовый мешок, в котором обнаружилась голова пропавшего агента. При ней была найдена записка: «Так будем поступать с каждым легавым».
А буквально пару дней назад была вырезана семья часового мастера с Большой Дмитровки. Тут уже действовал не жиган Кирьян, а уркаган Петя Кроха, прозванный столь ласково за свой немалый рост. В криминальном мире он был личностью известной, в первый раз попал на каторгу за грабеж еще при Николае Втором. После этого он был судим еще семь раз, а в предпоследний раз сумел убежать из тюрьмы.
Уркаганы с жиганами не ладили.
Уркачи считали себя носителями воровской идеи. Почти каждый из них побывал на царской каторге, был знаком с арестантскими ротами, где издавна существовали свои традиции. За уркаганами была едва ли не многовековая школа разбоя с отлаженным до мелочей рынком сбыта. Жиганы были явлением новым и во многом непонятным. В жиганы попадала самая разношерстная публика: от разорившихся нэпманов до бывших красноармейцев. И поди догадайся, кто он — не то анархист, у которого мозги набекрень от многочисленных революций, не то «идейный» жулик. Если на воле уркаганы с жиганами как-то еще находили общий язык, разделив по справедливости сферы влияния, то в неволе они глушили друг друга с невероятной изощренностью.
Два месяца назад Кравчуку удалось столкнуть между собой банду уркаганов и шайку жиганов. Через своего агента он дал наколку уркаганам о том, что в одной швейной мастерской лежит несколько тонн мануфактуры. Эту же информацию другой агент сообщил и жиганам, которые оказались пооборотистее и сумели увести жирный кусок из-под носа урок. И пока банды резали друг друга, мануфактуру удалось перехватить и переправить в надежное место.
Эту операцию Кравчук считал наиболее удачной, — чем ожесточеннее будет резня между преступниками, тем меньше работы придется выполнять уголовному розыску.
Ближе к обеду Кравчук созвал личный состав к себе в кабинет. Оперативниками работала в основном молодежь, еще не успевшая скинуть с себя солдатских шинелей. Опыта у парней было маловато, зато его недостаток сполна компенсировался неимоверным рвением. В сущности, они были еще мальчишками, им лишь бы побегать по дворам да по чердакам да попалить вдоволь из наганов.
Но дисциплину знают и приказы выполнять умеют.
С минуту Кравчук молчал, постукивая карандашом по столу да разглядывая молодые, но серьезные лица своих подчиненных, а потом негромко заговорил:
— Сегодня утром я получил депешу… от товарища Дзержинского. Назначен новый начальник уголовного розыска, — как ни всматривался Кравчук, но недоумения на лицах сотрудников не обнаружил. Впрочем, какое им дело, кто займет командирское место. Парни терпеливо тянут свою лямку. Им совершенно нет никакого дела до карьерного роста своего непосредственного начальника. Любое назначение они воспримут как данность. С таким же безразличием они отнесутся к наступившим сумеркам или к моросящему дождю. — Это товарищ Сарычев. Сам он из Питера, боевой, очень грамотный товарищ. В Питере о нем легенды ходят. Думаю, что и здесь он окажется на своем месте.
— Когда он должен прибыть?
Вопрос задал оперуполномоченный Петр Замаров, худощавый, жилистый парень. Замаров — парень любознательный, за его плечами четыре класса гимназии, по существу, он считался едва ли не самым образованным человеком в их команде. Его бы двигать дальше, да мешает соцпроисхождение — из дворян, да еще каких-то древних…
