– Вижу, ты уже тут бывала, – сказал Ларин Лоре, когда она уверенно подошла к двери черного входа.
– Парадное здесь всегда закрыто, – предупредила женщина. – Ты же знаешь, как Павел Игнатьевич на безопасности заморачивается.
– И правильно делает.
Дугин ждал гостей на широком балконе мансарды, рядом с ним, сидевшем в плетеном кресле у круглого стола, высилась тренога с мощной подзорной трубой.
– Добрый день. Присаживайтесь, – поздоровался он. – Ты не в обиде, что я решил прервать твой заслуженный отдых?
– Можно было сделать это и другим способом, – парировал Ларин, глянув на Лору. – Более спокойным.
– Это ее самодеятельность, но можешь считать ее одной из моих проверок, которую ты провалил, – клюнул на незнакомку. А ведь, случается, их специально засылают из стана врага, – ухмыльнулся Павел Игнатьевич. – Лора умеет поддерживать в людях тонус. С ней следует держать ухо востро. Расслабиться никому не позволит.
– Не надо делать из меня какого-то монстра, – самодовольно улыбнулась напарница Ларина. – Я всего лишь состоявшаяся стерва, – а затем как-то почти по-ребячески она обратилась к Дугину: – Инструктаж я уже получила. Можно, пока вы с Андреем поговорите, я пейзажами полюбуюсь? В подзорную трубу можно много интересного увидеть.
– Любуйся, – разрешил Павел Игнатьевич.
Лора поднялась, скрипнув плетеным креслом, припала глазом к окуляру трубы, повела ее вдоль пляжа.
Пейзаж с балкона открывался великолепный. Море, изборожденное белыми бурунчиками волн, горбы дюн, аккуратные особняки в зелени.
– Никогда не думал, что у нашей организации есть оперативная вилла в Паланге, – сказал Ларин. – Вроде бы мы на территории Литвы не работаем.
– Это не оперативная вилла, а моя личная, – усмехнулся Дугин. – Оформлена, конечно же, не на меня, а на дальнего родственника. Ну, как это и положено у коррупционеров.
– Не понял, – прищурился Ларин. – Вы шутите, Павел Игнатьевич?
– Я серьезен, как никогда, – пожал плечами Дугин. – Конспирация в нашем деле – главная составляющая. Если я стану жить, как говорится, на одну зарплату, то буду в своем главке выглядеть «белой вороной». Так до нашей организации быстро докопаются. Потому и приходится «подворовывать», чтобы стать таким, как все, раствориться в массе высокопоставленных силовиков. Пришлось себе виллу купить на берегу Балтики. Ну, а Лора при отъезде чудесно сыграла для моего начальства роль молодой любовницы.
– Однако… дожились, грани добра и зла размываются, – покачал головой Андрей.
– Это не самые страшные жертвы, на которые приходится идти ради борьбы с коррупцией. А насчет граней, то четко их никогда не существовало и не существует, Андрей. Береговая линия, она только на карте четко прорисована. А на самом деле волны набегают, уходят назад. Продвигаются и отступают приливы. Вот и пойми, где кончается суша и начинается море. Кстати, о море, – тон, каким говорил Дугин, моментально сменился с философского на деловой. – Ты в курсе насчет крушения сторожевого корабля «Бесстрашный» в Желтом море?
– В новостях по телевизору видел.
– На данный момент этого достаточно. Ты веришь в официальную версию?
– Столкновение с натовской субмариной? Это ахинея еще большая, чем с гибелью «Курска», – уверенно и без раздумий ответил Ларин. – Обычное кораблекрушение пытаются выдать за диверсию. Не понимаю, зачем? Жаль, что люди погибли. Но сбивать себе политический капитал на человеческой трагедии аморально.
– Насчет капитала, сколоченного на трагедиях, это ты в самую точку угодил. Только он, подозреваю, не политический, а измеряется в дензнаках с восьмью-девятью нулями. Зеленых дензнаков, разумеется.
– Если вы подозреваете, то наверняка есть для этого и основания?
– Имеются. Погибли не все члены экипажа. Один спасся – это абсолютно точно. Его подобрало российское рыболовецкое судно. Сейнер, кажется. В отчете прочитаешь подробнее.
– Почему об этом не передавали в новостях? Или независимые СМИ все же вбросили информацию?
– О спасшемся знает очень ограниченный круг лиц. Даже мне с трудом удалось узнать. Старший помощник командира сторожевика «Бесстрашный» Николай Медведкин был поднят рыбаками на борт в очень тяжелом состоянии, в сознание приходил лишь пару раз, на короткое время. Его забрал вертолет береговой авиации. Догадайся с трех раз. Где он сейчас?
– В больнице.
– Правильно. Но это больница СИЗО. Там он в полной изоляции. С ним плотно работают следователи. В чем его обвиняют, мне неизвестно. Все делается в строжайшем секрете. Старпома усиленно охраняют. Доступ к нему только у проверенных тюремных врачей.
– Значит, что-то знает?
– Несомненно. И в его показаниях наверняка не фигурирует американская субмарина. А что-то другое, чего ни флотское начальство, ни Министерство обороны не собираются предавать огласке.
– Чего добиваются от старпома? В таких случаях практикуется физическое устранение опасного свидетеля. С ним это сделать легко и без всяких подозрений. Сердце не выдержало, обширный инсульт случился.
– Возможно, хотят узнать, что именно он успел рассказать, когда его подобрали. Или же внушают дать «нужные» показания. А уберут его потом, после выздоровления. Скажем, собьет человека машина. Вариантов масса. Знал бы точный ответ, тебя не тревожил бы. Необходимо узнать реальные обстоятельства гибели «Бесстрашного» и его экипажа. Главное внимание уделишь сопутствующим обстоятельствам. Только учти, за этим серьезные силы стоят и большие деньги. Просто так тебя к секретам не подпустят.
– А кто и когда меня свободно к секретам подпускал? – прищурился Ларин. – Конечно же, берусь. Только давайте решим, кто в нашей группе кому подчиняется. Лора мне или я ей?
– Вы оба – мне. А в каждом конкретном случае по обстоятельствам.
Лора оторвалась от окуляра трубы.
– Андрей. Конечно же, в нашей группе ты главный. Но только учти, умная женщина всегда сумеет сделать так, как ей надо, а ты этого даже не заметишь.
– Главное, чтобы результат был, – подвел черту под разговором Дугин.
* * *
Николай Медведкин пришел в себя, открыл глаза. Не сразу вспомнил, где он находится. Ему показалось, что он по-прежнему в холодной воде, его качают волны, а над головой затянутое тучами небо. Но тут зрение сфокусировалось, он увидел над собой ровно побеленный потолок, блестящий штатив капельницы, прозрачная трубка катетера тянулась к его локтевому сгибу. Затем, словно выхваченные из небытия вспышками стробоскопа, перед его внутренним взором пронеслись картинки. Низко пролетающий над спасательным плотиком вертолет… Командир «Бесстрашного», облаченный в оранжевый спасательный жилет, остекленевшими неподвижными глазами смотрит в небо, через его лицо переплескивает вода… Сгущающиеся сумерки, кто-то заботливо тащит его, подсаживает на борт сейнера… Стрекот винтов, гул турбины, он, пристегнутый к носилкам ремнями, в салоне вертолета…
– Ты меня слышишь? – между старпомом и потолком возникло малоприятное лицо, отечные веки, цвет глаз тусклый, серый, как море в непогоду.
В вопросе не слышалось и капли сочувствия. Спрашивающего интересовал только сам факт – слышат ли его?
– Слышишь? Можешь говорить? Тогда продолжим.
Вот это «продолжим» окончательно и вернуло старпома в реальность. Он вспомнил, где он находится, – в тюремной больнице. Вспомнил и мужчину, нависшего над ним, – следователь военной прокуратуры Ковригов, донимавший его вопросами.
– Итак, – полетели рубленые слова. – Что произошло на корабле? Как оказался за бортом? Как спасся?..
– Я уже говорил, – язык тяжело ворочался во рту, старпом ощущал свое тело, как бесформенную ноющую массу. – Отказал один дизель. Корабль развернуло к волнам бортом. От удара обшивка разошлась… Стала прибывать вода… Оборвало тягу руля… Когда…
– Эти твои бредни я уже слышал. Не верю. Понял? Ты и твой командир трусы, паникеры, бросили боевой корабль на произвол судьбы вместо того, чтобы бороться за его живучесть. Вы же свой экипаж за время капремонта морально разложили. Пьянство, бабы. На борту у вас спиртного немерено было, перепились все вместе с командиром. Вот и погубили и корабль, и экипаж. Как спасся?
– Мы с командиром последними борт покинули…
– И это твое вранье я слышал, – тут же отсек воспоминание следователь Ковригов. – И ты, и твой командир – паникеры. Что дальше было?
– Мы вертолет увидели. Думали, он спасать нас прилетел.
– Что ты тем, кто тебя подобрал, рассказывал?
– На сейнере?
– На нем самом.
– Ничего не помню, я уже без сознания был, когда меня на палубу подняли.
– Врешь. Вспоминай.
– Ничего не помню.
В кармане у следователя «зачирикал» мобильник. Ковригов поморщился и поднес трубку к уху.
– Слушаю.
Николай Медведкин успел расслышать волевой голос, исходивший из телефона.
