Михаил взял ее маленькую ладонь и благодарно прижался к ней губами, заметив, что она немного оттаяла. Лье деловито вскинула голову и скомандовала снять белую сорочку, после чего негромко и недовольно посетовала на неаккуратность добытчика-Василия.
— Надеюсь, он не прикончил бедолагу из-за рубашки! — тихо выдохнула она, рассматривая небольшое багровое пятно.
— Зачем ты это делаешь? — спросил Михаил, когда она вернулась от соседки, пообещавшей так торжественно и громко решить кровавую проблему, что это слышали, казалось, даже нижние этажи.
— Что делаю? — уточнила Лье через долгую паузу, понимая, о чем вопрос.
— Заботишься обо мне!
— Ты разве не заметил? Эта неблагодарная дрянь сбежала!
— Какая дрянь? — растерялся мужчина.
— Моя паучиха — Фани! Бездарная слепая Каплан!
Михаил посмотрел в угол — паутины не было, он с интересом уточнил у разгневанной на насекомое хозяйки, какова причина немилости?
— Разве ты не знаешь? У Каплан было ужасное зрение! К чему идти на такое ответственное задание на ощупь? Она промахнулась! Стреляла три раза в Ленина и промахнулась!
— Выходит, с глаз — долой, из сердца — вон?
Лье кивнула, жалуясь смешным блеющим голосочком, что голодна, как сто волков. На подоконнике их ждал ужин — немного мяса, украденного с кухни кабака, в котором работала Лье; бутыль дешевого вина, купленного на заработанные танцами деньги и теплая булка, принесенная заботливым Василием, мечтающим откормить свою костлявую «Муму».
Мясо было холодным, но очень мягким и вкусным. Он разжевывал его с такой тщательностью, чтобы уловить всю палитру почти позабытых вкусов. «Пусть все идет своим чередом!» — решил молодой мужчина, глядя сквозь мутное стекло на сонную Москву, отложив на время поиски матери. Он вдруг вспомнил Лукерью, которая, уходя из их крымского домика, долго стояла на пороге и, перекрикивая сильный ветер, поднявшийся в теплое осеннее утро, пыталась подбодрить только оперившегося юнца:
— Коль судьба тебе свидеться с Лидией Андреевной, так сами ноги тебя к ней и приведут. Береги себя, Мишка, и не слушай никого. Как сердце повелит — так и действуй.
Наконец-то наступил благословенный день выхода «в свет» заскучавшего Михаила. Иногда он чувствовал себя мухой в паутине, сплетенной хитрой Лье, ведь от нее в некотором роде зависело его существование. Он позволял ей собой командовать, понимая, что это развлечение в ее цепких тоненьких лапках не навсегда.
— Сегодня познакомлю тебя с девочками! — радостно произнесла она, поправляя тонкий шелковый чулок, напоминающий паутинку. На мгновение Лье замерла перед зеркалом, подхватив под руку рядом стоящего мужчину, словно примеряя его. Она накинула меховую накидку из крашенной в зеленоватый цвет лисы и выглядела весьма вызывающе, выставив стройную ножку в туфельке на маленьком каблучке чуть вперед, при этом выставив бедро немного в сторону. Михаил выглядел очень уверенным в себе молодым мужчиной, который вполне мог сойти за выгодную партию, к примеру, за сына банкира.
— Они мне обзавидуются! — кивнула она, потащив его к выходу.
Было скользко. Первые заморозки сделали улицы абсолютно непригодными для передвижения. Парочка запрыгнула в пролетку, Лье весело выкрикнула «Очи черные» — название кабака, и они помчались в сторону центральной улицы.
Это было закрытое заведение. В нем работали девочки Черной моли, которые пели, танцевали и раздевались для богатых мужчин. Когда открывалась дверь под вывеской, доносился приятный запах, состоящий из дорогих духов и сигар. На маленькой афише было объявление, что сегодня состоится концерт. Подъезжали автомобили, из которых выгружались завсегдатаи кабака, спешащие успеть к началу действа. Лье и Михаил вошли через черный ход, долго брели по темному витиеватому коридору, пока не оказались в большой освещенной комнате с зеркалами, ворохом костюмов и кучей полуголых девиц, готовящихся к выступлению.
— Кто этот красавчик? — мягко спросила дамочка в рыжих завитушках. Ее выпуклости почти вывались из корсета, что смутило Михаила, непривыкшего к таким откровенным зрелищам. Он быстро моргал и жмурился, пытаясь не замечать провокаций танцовщиц.
— Ай, какой лапочка! — защебетал тоненький женский голос дамочки в прозрачном халатике, почти таком же, который надевала дома Лье. Михаила тут же окружила стайка красоток, они начали бесцеремонно ощупывать его, как зверька, купленного на базаре, делая при этом комплименты Лье, за то, что у нее очень хороший вкус.
— Приличного мужчину, в компании которого хочется находиться бесплатно — днем с огнем не сыщешь! А ты себе отхватила такой экземпляр, — хрипловато произнесла брюнетка восточной внешности, с хитрыми раскосыми глазами. Дверь резко открылась и в комнату вошла женщина с высохшим пожелтевшим лицом и глубокими морщинами. Взгляд ее был такой холодный, что казалось, от него может обратиться в камень все живое. Из-за длинного темного одеяния простого кроя и платка, скрывающего волосы, она напоминала монашенку.
— В зале Мадам! — строго произнесла она и свирепо посмотрела на сгрудившихся девушек. Чья-то рука дернула Михаила вниз, и его лицо оказалось среди выпуклых ягодиц. Танцовщицы застыли, словно изваяния, была мертвая тишина, но как только за женщиной захлопнулось дверь, начался такой ажиотаж, будто на девушек пришел посмотреть лично Ленин.
— Если Мадам увидит какой-нибудь изъян — оштрафует! Не хочется дрыгаться за просто так! — пояснила одна из танцовщиц вмиг оставив в одиночестве Михаила, растерянно оглядывающегося по сторонам. Девушку, которая взялась пояснить происходящее, все называли Душечка за ее мягкий голос и покладистый характер. Она напоминала красивую куколку и всегда улыбалась. Даже Мать революции (так они называли за глаза надсмотрщицу-монашенку) таяла при виде этой милой девушки.
Михаил сделал вывод, что под словом «Мадам» имелась в виду сама Черная моль, которая решила посетить выступление своих подопечных.
— Я хочу посмотреть, как ты танцуешь. Из зала. Это возможно? — вежливо уточнил молодой человек, понимая, что этот вопрос не совсем уместен. Лье так подрагивала от волнения, что не сразу поняла суть сказанного им.
— Я не знаю… если бы ее не было… Это может стать проблемой, — размышляла она.
— Ему безопасней находиться в зале, потому что если его обнаружит Мать революции, кто знает, чем закончится вечер для этого красавца! — вступилась Душечка, сидящая у зеркала в нескольких шагах от них. Она с любопытством рассматривала Михаила, отметив для себя хорошее телосложение и, хоть и юное, но достаточно мужественное и привлекательное лицо.
— Да, ты можешь взять выпивку и сесть за крайний столик. Его оставляют для наших специальных гостей, — растерянно произнесла Лье, понимая, что его присутствие в зале опасно не меньше. Им запрещали личные связи с мужчинами, если они не приносили коммерческой выгоды — таков был кодекс банды «Черная моль». За неподчинение девушек лишали «крыльев». Вырезали нанесенное клеймо и обривали наголо, после чего отдавали какому-нибудь бродяге или бандиту, и он мог делать с этим «подарком» все, что ему заблагорассудится.
Среди девушек бродила история про девицу, с которой подобный ритуал провели прямо на сцене кабака. Гости аплодировали, думая, что это — часть инсценировки. Затем ее продали кому-то в зале за смехотворную сумму, пообещав, что она выполнит все, что скажет ее новый хозяин. Мадам лично выписала бумагу, согласно которой купивший провинившуюся становился обладателем девушки. О бедной девушке, ушедшей с молотка, долго ничего не было слышно, а потом части ее тела, объеденного крысами и собаками, нашли на одной из московских свалок. То, что сделал с ней ее душеприказчик, поражало воображение. Эту историю любила пересказывать Мать революции каждой вновь прибывшей девушке, давая шанс не заключать сделку с дьяволом — с Черной молью.
— Беги, деточка! Ведь после того, как твое плечо украсит наше клеймо, дороги назад уже не будет! — произносила она зловеще.
