Он завел новенький «БМВ» последнего выпуска, купленный буквально пару месяцев назад. Удобно расположившись на водительском кресле, выехал из гаража. Закрывать ворота не стал. Незачем теперь.
На скорости почти двести километров в час он обогнал бежевую старенькую «шестерку», в которой ехал телохранитель с собакой.
Узнав машину, Артем изо всех сил надавил ногой на педаль газа. Но машина едва набрала сто двадцать. Зато мимо, вслед «БМВ», понеслись две иномарки, быстро удаляясь и превращаясь в две маленькие точки, вскоре растаявшие вдали.
Проехав километров десять, Артем увидел стоящий на обочине «БМВ», весь изрешеченный пулями, и в нем истекающего кровью старого вора Мономаха.
Старый вор сидел с гордо поднятой головой, прижав ее к подголовнику, и остекленевшим взглядом смотрел вдаль, на убегавшую ленту шоссе. Даже в такой момент он сумел сохранить улыбку, словно насмехаясь над смертью…
Спустя пару недель, после того как Федор вышел на работу, в структуре МВД произошла «чистка»: многих генералов без видимых причин и без почета отправили на пенсию. И в структуре московской милиции произошли большие изменения. Самого начальника милиции уволили из органов. И поменяли целый ряд начальников управлений.
Неделю назад начальник их управления генерал Семенюк Иван Иванович подписал приказ о присвоении Туманову майорского звания, а сегодня Федор встретил его уже в гражданке. Семенюк получал в кассе деньги под расчет. По управлению шел, стараясь не заглядывать в лица теперь уже бывших сотрудников и не отвечал на приветствия подхалимов. Не нуждался больше в них генерал.
В так называемой желтой прессе о таких кадровых изменениях не промелькнуло ни строчки.
Прямо из больницы Федор привез Дашу к себе домой.
– Теперь ты будешь жить у меня, – сказал он, не оставляя ей шансов для возражений. Хотя возражать Даша и не собиралась. А этот его жест расценила как предложение выйти замуж. И не отказалась.
Он отпер ключом дверь и как невесту поднял Дашу на руки и внес в комнату.
На столе в вазе стоял огромный букет роз, специально купленный по поводу выписки Даши из больницы. Любимые ее цветы.
– Федор, ты сумасшедший, – проговорила Даша ласково, обнимая его и подставляя губки для поцелуя. Соскучилась по его поцелуям.
– Теперь я тебя никуда не отпущу. Никуда, – сказал Федор.
– А я и сама никуда от тебя не уйду, – пообещала Даша.
Он упоительно целовал ее в губы, шею. Потом посмотрел на кулон – золотое сердце. Оно оказалось с дырочкой, оставленной пулей бармена.
– Твой подарок спас мне жизнь, – похвалила его Даша. Хотя вспоминать все, что произошло с ней, не хотелось. Слишком жутко.
– Постарайся забыть об этом, – попросил Федор и сказал, оживившись: – А вообще, у меня есть одно предложение. Раз он тебе спас жизнь, пусть поможет и другому человеку…
…Бомжиха Тамара постучала в дверь шесть раз, и ей открыл сам Дмитрич. Старик загадочно улыбался, совсем без скрытого ехидства, как иногда случалось в их обществе. Это скорее была улыбка деликатная.
Бомжиха глянула на него.
– Ты чего мне лыбу строишь, Дмитрич? Опять конец свербит? – нахамила Тамарка старику. Уж слишком подозрительная у того улыбка.
– Типун тебе на язык, грубиянка, – не остался в долгу старик и потянул ее за рукав в комнату. – Заходи уж. Хватит топтаться у двери.
Тамарка даже растерялась, как вошла.
На столе в трехлитровой банке стоял огромный букет роз. А рядом – бутылка шампанского и здоровенный торт в красивой коробке.
– Это чего тут у вас за торжество? Откуда все это? – Тамарка вытаращила глаза. Даже на стол постелили скатерть.
Все обитатели их бомжацкого жилища собрались вокруг стола и как завороженные смотрели на цветы, вино и торт. И на Тамарку.
– Шляешься где-то, – укорил Дмитрич, – а к тебе гости приходили…
Тамарка опустилась на услужливо подставленную кем-то табуретку.
– Ко мне? Гости? Ладно трепать-то? – не поверила она, но взгляд от цветов не отводила. Даже в глазах появился блеск.
Старик улыбнулся.
– И вот еще тебе. – Он вынул из кармана золотую цепочку с пробитым пулей кулоном. – Сказали тебе, на счастье.
– Мне? На счастье? – Тамарка протянула чуть подрагивающую руку. Взяла кулон и вдруг заплакала, закрывая от стыда ладонями лицо.
– Что ты, дурочка? Тебе радоваться надо. Люди к тебе с уважением. Добра желают. А ты плачешь!..
Тамарка вытерла грязным платком слезы.
– Эх, Дмитрич. С тех пор как ушла от мужа и стала бомжевать, я и человеком считать себя перестала. А сейчас вот поверила, что могу жить по-другому. Как все. – Она улыбнулась, показав всем на ладошке золотое сердечко.
