– Как скажете, – согласился Дорин, – сесть по крайней мере можно?
– Садитесь, – она пристально смотрела на Андрея. – Вы очень изменились с нашей последней встречи.
– Было от чего, – буркнул Андрей. – У вас, кстати, дверь открыта.
Дорин не начинал разговор, он искал способ наладить контакт, найти что-то, что связало бы их неформально. Иначе ни о каком нормальном общении речи быть не могло: он видел, как сильно нервничала женщина.
– Я знаю, – неожиданно почти грубо сказала Эллери, – задавайте свои вопросы.
– Где Вол? – Времени, если согласиться со сроками, предложенными женщиной, оставалось мало, и Андрей пошел на пролом.
– В Склифосовского.
– Что с ним случилось?
– Его избили. У него пробита голова.
– Эллери, мне не нужна официальная информация.
– Зовите меня Леной, – она явно пыталась уйти от ответа на вопрос.
– Хорошо, Елена, – не послушался ее Дорин (он не хотел называть эту женщину так же, как звал жену). – Вы видели, кто его бил? Запомнили кого-нибудь? Знаете за что?
Эллери отвернулась к стене.
– Послушайте, Андрей, – глухо сказала она, – я согласилась с вами говорить только потому, что чувствую свою вину за то, что с вами произошло. Но есть вещи, которые я не смогу вам сказать.
– Почему?
– Меня убьют, – тихо сказала женщина. – И Митю тоже, – она взглянула на часы, – у вас осталось шесть минут…
Дорин автоматически повернулся за ее взглядом и увидел в углу знакомые целлофановые упаковки.
– Один вопрос можно не задавать, – сказал он. – Библиотека, я вижу, у вас. Судя по тому, что вы сказали, вы вообще знаете об этой ситуации немало.
Она молча кивнула.
– Но ничего сами сказать не хотите.
Она опять кивнула.
– А если не называя имен? – пришла Андрею в голову идея.
Она пожала плечами.
– Как то, что произошло с Волом, связано с программой «Синусоида»?
– По-моему, никак. Это скорее результат личных отношений.
Дорин с удивлением посмотрел на нее.
– Вы уверены? Но тогда получается, – он на секунду задумался, – получается противоречие: у вас неприятности на личной почве, о которых вы не можете говорить, потому что вам угрожают. А я вас спрашиваю о совсем другой ситуации, и вы тоже отказываетесь отвечать. Почему? Это же совсем разные истории?
– Истории – разные, а люди – одни и те же, – Эллери встала, посмотрела на часы. – Все, уходите.
Андрей тоже встал, пошел за хозяйкой в коридор. Чего она боится, он не понимал, но ясно было, что разговаривать с ней сейчас, не обращая внимания на ее страхи и желания, совершенно бесполезно.
– Все, прощайте, – Эллери пропустила его вперед, сама остановилась на пороге комнаты, – и не приезжайте больше сюда, я вас прошу.
А Дорин в недоумении смотрел на входную дверь. Теперь он понимал, почему он так легко вошел сюда: на ней не было ничего – ни замка, ни дверной цепочки, ни даже простой задвижки. Причем никаких следов взлома, все аккуратно вывинчено, заметны были следы от шурупов. Он недоуменно показал на дырочки:
– Что это?
– Что это? – зло переспросила Эллери. – Это чтобы он мог войти тогда, когда пожелает, и никто и ничто не смогло его остановить. Ну, уходите же наконец.
Из открытого окна в комнате вдруг послышался визг тормозов.
– Все, – сказала женщина, смертельно бледнея, – они уже здесь, я неправильно посчитала время: эта старая тварь позвонила, когда вы были еще на площадке, она специально коляску ставит, чтобы никого не пропустить.
Она метнулась в комнату к окну.
– Какая тварь? – крикнул ей вслед Андрей.
– Соседка, – послышалось из комнаты, – он нанял старуху, чтобы следить за мной.
Дорин вдруг почувствовал, как в нем закипает ярость.
– Так, сидите здесь и не высовывайтесь, – сказал он. – Только скажите, сколько их?
– Как всегда – двое, – Эллери стояла у входа в комнату, и Андрей видел, как сводит ее лицо от страха, – два здоровенных бугая.
Дорин прихватил небольшую, но увесистую табуретку, стоящую в прихожей, и прикрыл за собой дверь в квартиру. Подходя к лифту, он аккуратно обошел детскую коляску. Первой мыслью было приоткрыть дверцу, чтобы остановить кабину и лишить неведомых нападавших возможности обойти его с двух сторон.
«Думай, Ананий, думай, – процитировал неизвестного ему автора Андрей. – Их двое, а ты один… Они здоровые, умеющие драться, но ты умнее их и обязан победить, потому что, когда сила побеждает ум, нарушается ход всемирной истории. Чтобы ты сделал на их месте? Правильно, прямо по стереотипному киноварианту: один бы поднялся на пятый этаж, чтобы отрезать мне путь к отступлению через чердак и лифт. Другой должен идти пешком снизу, чтобы не дать мне уйти по лестнице. Уже хорошо, если они разделятся…»
Он прислушался, кабина пошла на первый этаж, и стали слышны крадущиеся шаги. Похоже, они действовали в соответствии со сценарием Андрея.
«Если сейчас отрубить электричество в подъезде, то один окажется замурованным в лифте, – пришла в голову идея, – но в таких старых моделях, – Дорин взглянул на шахту, – легко открыть дверь, отодвинув щеколду, а по-настоящему трудно выбраться, только если кабина встанет точно между этажами. Придется оставить этого в тылу и заняться вторым бугаем…»
В подъезде было почти совсем темно, но все же не настолько, чтобы не видеть ничего: светлую крышку табуретки Дорин различал хорошо. Судя по звуку осторожных шагов, «нижний» дошел как минимум до второго этажа. Внизу щелкнули двери, и кабина пошла наверх. Андрей, сжимая в руке табуретку, двинулся навстречу «пешеходу».
Драться он не любил, но, отслужив двадцать лет назад в десантных войсках, некоторые истины усвоил. Да и из школьной программы физики какие-то крохи в голове еще остались. Например, что при столкновении двух предметов, движущихся навстречу друг другу, сила удара удваивается. Дорин замер на площадке между третьим и четвертым этажами, спрятался за лифт.
Лучше бы, конечно, встать в темную нишу у какой-нибудь квартиры, но пускать «пешехода» наверх, где ему мог оказать поддержку «лифтер», было нельзя, а на третий этаж Андрей не успевал: пыхтенье нижнего слышалось уже совсем близко.
«Надо меньше курить и больше бегать…» – укоризненно подумал Дорин про своего соперника, отбрасывая мысль, что, если бы он не слышал хриплого дыхания «пешехода», ему пришлось бы гораздо хуже, чем теперь.
«Вот он…» На стене между третьим этажом и площадкой, где затаился Андрей, появилась едва заметная тень. Дорин собрался, взял табуретку двумя руками, отвел их назад и приготовился.
«Главное, чтобы при ударе, чем бы вы ни били, – объяснял им прапорщик с фантастической фамилией Бублик двадцать лет назад, – чтобы удар получился не руками, а всей массой вашей туши». Он так и говорил «туши», может быть потому, что сам весил меньше шестидесяти килограммов, и все окружающие казались ему именно «тушами». Но маленький вес не помешал прапору, когда почти стокилограммовый Славик Савченко в день выборов напился и, обидевшись за что-то на лейтенанта Сенькина, поднял его над головой, чтобы грохнуть о бетонный плац у казармы.
Лейтенант был срочной службы, очкарик, додик, призванный на два года после института, и то ли в шутку, то ли назло его прислали в единственном числе в десантный полк. Наверное, он кому-то еще и досадил в штабе, раз его поставили дежурить в день выборов – один из немногих дней, когда в армии смотрели сквозь пальцы на многое, за что в обычное время последовала бы немедленная гауптвахта, а то и дисбат.
Славик наверняка сломал бы лейтенанту, который сделал ему какое-то замечание, позвоночник и остаток жизни провел бы на зоне, но Бублик, который вышел из казармы и увидел эту картину, моментально оценил обстановку. Он не стал уговаривать Савченко, а просто взмыл в воздух и всем своим небольшим, но «сердитым» весом впечатал ногой в солнечное сплетение Славика – и пробил.
Савченко недоуменно сел на землю, выронив лейтенанта себе на колени. Тот тихонько пискнул и быстро-быстро на четвереньках убежал за казарму. А прапор, не глядя на ползающего лейтенанта, добавил уже кулаком в челюсть и уложил Славика на бетонный плац. Наутро тот получил положенные за пьянку пять суток губы и через три месяца, уходя на дембель, выставил прапорщику Бублику ящик водки за то, что тот спас его от убийства и тюрьмы.
Так что, следуя заветам такого талантливого учителя, Дорин поймал последнее движение идущего вверх человека и всей массой своего немалого тела суммировал два движения, удвоив силу удара. Что-то неприятно хрустнуло, и человек, не издав ни звука, мешком рухнул на ступени и покатился вниз, издавая какой-то странный стук.
«Один – ноль…» – подумал Андрей. Но сейчас положение его, если не считать того, что силы противника уменьшились вдвое, стало гораздо хуже. Как ни тихо прозвучал хруст и звук падения, все-таки второй нападающий, если у него была хотя бы одна извилина в голове, был теперь предупрежден, что Дорин не сидит в квартире у Эллери, ожидая, когда его будут бить, а вышел на площадку и пытается сопротивляться. Конечно, у второго могло вовсе не оказаться мозгов, но рассчитывать на это было бы неправильно.
