Оказывается, в ходе группового избиения прохожих, попадающих под определение национальных меньшинств, скинхеды раскроили череп мужчине, идентифицированному позже как чеченский беженец Азлат Салманов. Характерный пороховой налет на пальцах убитого заставил следствие обратиться к картотеке боевиков Ичкерии, в результате удалось выяснить истинную личность убитого. То был Кабир Хаким, араб по происхождению, совершавший свои разбойные подвиги под прозвищем Бешеный. Садист и законченный подонок. Убили, и черт с ним, никто не заплачет. Но вот главная изюминка: по словам Сенкевича, уходя из перехода в тот злополучный день, Сергей Леднев подобрал барсетку убитого.
Таким образом, мифическая боеголовка приобретала все более реальные очертания. Могли находиться у убитого боевика какие-то документы, которыми случайно завладел Тамарин брат? Вполне. Мог Сергей Леднев попытаться продать их, чтобы вытащить Тамару из той неприятной ситуации, в которую она угодила? Опять ответ утвердительный. Да. Скорее всего именно так он и поступил.
Более того, еще до вмешательства ФСБ пропажу искали два подозрительных молодчика кавказской наружности, и Сенкевич, смущаясь, признался в том, что навел их на след своего приятеля. Тут бы впору помянуть убиенного раба божьего Сергея Леднева незлым тихим словом, да парень оказался прыткий, с норовом. Оба чеченских киллера не пропавшую барсетку нашли, а собственную смерть на московской набережной. Словесный портрет народного умельца, спровадившего преследователей на тот свет, полностью соответствовал приметам Леднева. Правда, ему помогала какая-то девчушка, но полковника Ластовца не слишком интересовала эта эпизодическая фигура.
Гораздо больше интересовало его местонахождение всей этой веселой семейки Ледневых—Родниных, которая отважилась противостоять и чеченской диаспоре, и банде Березюка. С квартиры на Арбате они съехали, затерявшись в Москве. Вернее, надеясь затеряться, потому что их обнаружение лишь вопрос времени. Но не грянет ли гром, пока сотни агентов и осведомителей будут раскидывать в столице свои сети? Ядерная боеголовка в руках террористов – это не шуточки. И только задержав Сергея Леднева и его команду, можно предотвратить угрозу.
– Рисуют мальчики войну-у, – не слишком мелодично загудел Ластовец, – рисуют бомбы и «катюши», летят во всю листа длину-у снаряды желтые, как груши-и-и…
Он захлопнул рот и нахмурился. Мальчики заигрались, их нужно остановить, пока не поздно. Но как это сделать в ближайшие часы или хотя бы дни? Майор Березюк тут не помощник, он толком ничего не знает. Его ближайший соратник капитан Шумихин не появился пока что ни дома, ни на работе – вот еще одна загадка, решение которой может знать все тот же ушлый Леднев. А что, если милиционера уже нет в живых? Хватило же у Сергея сообразительности заманить в ловушку сначала чеченцев, а потом Клима. Не парень, а чертик, то выскакивающий из табакерки, то исчезающий вновь. Как же до него побыстрее добраться, до этого боевитого малого?
Задумчиво пожевав губами, Ластовец протянул руку к телефонной трубке, но в это мгновение аппарат ожил сам, залившись легкомысленным курлыканьем, не слишком уместным в суровых стенах следственного управления ФСБ.
– Слушаю, – бросил в трубку Ластовец.
– Товарищ полковник, есть новые сведения по Евгению Медведовскому, – доложил старший лейтенант, поставленный на отработку этой линии.
– Слушаю. – То же самое слово, но произнесенное с нетерпеливыми нотками.
– Его тело обнаружено сегодня в Измайловском ПКиО, недалеко от пруда.
– И труп, разумеется, носит признаки насильственной смерти? – предположил Ластовец.
– Не только. – Лейтенант натужно закашлялся.
– Ангина? – ласково осведомился полковник. – Есть хорошее средство от всяческих хворей. Приезжай, я пропишу тебе парочку пилюль.
– Я здоров! – поспешно произнес лейтенант.
– Тогда докладывай, а не жеманничай, как барышня. Что там приключилось с Медведовским, помимо скоропостижной кончины?
– Его… это… Ну, поимели. Извращенным, гм, способом.
– В заднепроходное отверстие, что ли?
– Хуже. Орально.
– Следы сопротивления?
– Трудно сказать наверняка, – помялся лейтенант. – Парня здорово отдубасили, связали и оставили без штанов. Но сопротивлялся ли он, это пока неизвестно. Может, он… этот… мазохист какой.
– Может, – пробормотал Ластовец. – Хотя, сдается мне, над ним учинили показательную расправу… Ты вот что, лейтенант, дождись результатов предварительной экспертизы и дуй сюда. На месте доложишь.
Положив трубку, полковник повертел перед собой снимок Тамары, задумчиво хмыкнул и вдруг вскочил с кресла, осененный внезапной догадкой. Молодые девушки, попавшие в лапы подонков, редко отделываются легким испугом. Скорее всего над ней надругались тем самым способом, который испытал на себе перед смертью Женя Медведовский. Может быть, с этим связано также исчезновение капитана Шумихина?
Эфэсбэшнику пришлось описать несколько кругов вокруг стола, прежде чем, успокоившись немного, он нажал кнопку вызова дежурного.
На этот раз Ластовец велел привести Березюка в комнату для допросов, плохо вентилируемое помещение без окон. Обстановка более чем спартанская – два прикрученных к полу стула, между ними тяжелый стол да пара ламп дневного света, гудящих в своих пластиковых оболочках потревоженными пчелами. Все остальное – пол, потолок да облупленные стены с многолетними наслоениями плесени и селитры.
Прапорщик, доставивший Березюка в комнату для допросов, хотел было пристегнуть его наручниками к стулу таким образом, чтобы цепь проходила за крестообразной спинкой. Ластовец показал ему глазами: «Не надо». А потом, так же молча: «Приласкай-ка задержанного мимоходом».
Скупо улыбнувшись, прапорщик заехал Березюку в ухо и с надеждой взглянул на полковника: не добавить ли? Тот отрицательно покачал головой и кивнул на дверь. Вздохнув, прапорщик удалился, болтая в воздухе уныло бренчащими наручниками.
– Это была «Убойная сила-1», – пояснил Ластовец барахтающемуся на полу милиционеру.
После психотропных опытов тот совсем расклеился, осунулся лицом, стал дерганым, неуверенным в себе человеком, пугающимся каждого резкого звука.
– Чтобы не доводить дело до продолжения номер два и номер три, – сказал Ластовец, – предлагаю отвечать на поставленные вопросы четко, ясно и без промедления. Вернее, вопрос будет только один. А чтобы освежить память, послушайте-ка для начала то, что вы мне наплели при нашем предварительном знакомстве. Поднимитесь с пола и сядьте.
Включенную с середины магнитофонную запись Березюк слушал с угрюмым и подавленным видом. Но под конец все же нашел в себе силы вскинуть голову и ткнуть пальцем в умолкший диктофон:
– Эта запись не может служить доказательством моей вины.
– Конечно, не может, – легко согласился Ластовец.
Он уже решил для себя судьбу милиционера. Неплохо бы его самого пристрелить при попытке к бегству, да нельзя, может еще пригодиться следствию ФСБ. Так что пусть живет. Хотя такой жизни даже злейшему врагу не пожелаешь.
– Тогда к чему весь этот детский сад? – ощерился Березюк, который, похоже, начал помаленьку приходить в себя.
– Детский сад? Вы всерьез полагаете, что вас кто-то собирается ставить в угол или лишать компота?.. – Ластовец засмеялся, после чего, как бы спохватившись, нагнулся к принесенному портфелю и извлек оттуда термос и сверток в промасленной бумаге. – Вот, угощайтесь, – предложил он. – Чай, бутерброды с сыром и колбасой. Вас ведь не покормили и сегодня уже вряд ли покормят. Пока оформят, пока поставят на довольствие…
– Я арестован? – прищурился Березюк. – Тогда хотелось бы увидеть соответствующее постановление.
– Скоро увидите, – пообещал Ластовец. – Останкинскую башню.
– Останкинскую башню?
– Ну да. Говорят, из окон Бутырки на нее открывается превосходный вид.
– Э, нет! – хитро улыбнувшись, Березюк поводил перед собой отставленным указательным пальцем. – Мое дело сначала должна рассмотреть специальная комиссия МВД. Или отдел внутренних расследований, на худой конец.
– Вот именно, что на худой, – усмехнулся Ластовец. – Скорее всего так оно и будет. Вас попытаются отмазать, чтобы не раздувать скандал на всю ивановскую… И все же эту ночку вы проведете в следственном изоляторе, так что лучше угощайтесь, пока я добрый.
– А вопрос? Вы хотели задать мне какой-то вопрос.
– Позже. Сначала перекусите.
Березюк скромничал недолго, набросившись на бутерброды с урчанием голодного пса.
– Надеюсь, – сдавленно пробормотал он, – меня определят не в общую камеру?
– В общую, голубчик, в общую, – ласково сказал Ластовец.
– Но…
– Понимаю, что нарушаю инструкцию, предписывающую содержать милиционеров отдельно от гражданских заключенных, но, – Ластовец развел руками, – свободных камер сейчас нет, я специально узнавал.
