Ознакомительная версия.
Все опять упиралось в закон, точнее, в недостаток правовых норм. Россия снова пошла непроторенным путем, просто потому, что таких масштабов мошенничества с жильем не переживал, кроме нас, никто. Соответственно никто не был вынужден лечить такие масштабные социальные раны.
Многое упиралось и в банальную правовую неграмотность. Главная беда была в том, что дольщики, совершая многотысячные сделки, экономили на элементарном юридическом сопровождении! И ладно бы, пожалели штуку баксов на хорошего адвоката; многие не удосужились даже получить простейшую юридическую консультацию ценой в пятьсот рублей! Результат: обманщик прав, а обманутому попросту нечем крыть — он ведь сам весь этот юридический ужас подписывал, за руку не тянули…
Выйдя от Кныша, Артем снова попытался дозвониться до Звездной, но девушка или потеряла телефон, или, говоря по-простому, «обрубила хвосты». И, как обычно в последнее время, Артем снова задержался в офисе и приехал домой уже в полной темноте. Принял душ, легко поужинал и сел читать отца. «Право на жилье» — так назывался целый раздел, написанный почему-то зелеными чернилами.
Стиль этого раздела несколько отличался от первых заметок. Он более походил на эссе — видимо, отец искал подходящий стиль для восприятия потенциальным читателем его рассуждений. А возможно, просто выбрал удобную манеру.
«…В эпоху строительного бума, а значит, и неизбежного надувания финансового пузыря, недвижимость стала самым выгодным вложением, — фиксировал очевидное папа, — но, как и положено любой финансовой пирамиде, она зашаталась и рухнула…»
Артем, соглашаясь, кивнул. Странным образом, строительные бумы чаще всех остальных кончались как раз большим обрушением финансовых планов инвесторов. Классическим стал пример американского тропического чуда Майами, штат Флорида. Именно здесь, на уникальной косе, в начале двадцатых годов затеял гигантское строительство Карл Грэхам Фишер. Сто миль узкой полосы между океаном и заливом постепенно превращались в удивительный курорт. На память о жизни и деятельности великого архитектора самый красивый остров назван Фишер Айленд…
«А кончилось лопнувшим финансовым пузырем…» — цокнул языком Артем и снова углубился в текст.
«На обломках кое-как удержались продажные чиновники, выдавшие подряды, разрешения и лицензии. Вокруг разбросало девелоперов, которым, кроме авторучки и табуретки, из которых состояло большинство их контор, терять было нечего. А разбором обломков рухнувшей пирамиды не спеша занимаются малочисленные строители, у которых еще остаются средства и стройматериалы. И всем уже ясно: построенного жилья не хватит даже на сотую часть вложившихся в него граждан…»
Артем покачал головой: так оно и бывает.
«Видимо, недаром слова «жилье» и «жулье» так хорошо рифмуются в нашем языке, — съязвил отец. — ЖИЛЬЕ — ЖУЛЬЕ. Всего одна буква отделяет липкоруких мошенников от конституционного права…»
— Все так, папа, — согласился Артем.
«Почему это стало возможным? Как столь важную отрасль заняли люди без образования, биографии и знаний?» — ставил отец жирный вопрос и сам же на него отвечал — страница за страницей.
Старый закаленный дипломат остро переживал разорение граждан, а главное, он как предчувствовал все то, что будет происходить с его сыном. Выводы, которые Артем еще не успел сделать, его отец вывел четко и ясно. Он даже обозначил тех, кто, по его мнению, был повинен в разразившейся жилищной катастрофе, и, увы, снова зашифровал их рядами ничего не говорящих непосвященному букв. И только фамилию бывшего одноклассника Егора Ковтуна — уже в совсем недавних записях — отец написал как есть.
«…Старый вояка, призванный в народное хозяйство, когда-то был принципиальным и неподкупным, — вспоминал папа, — но и его отравила алчная атмосфера столичного девелопмента… Но хуже всего то, что решить проблемы остановившегося производства, исправить экономические модели и даже преодолеть финансовый кризис гораздо проще, чем преодолеть разруху в сознании и неукротимую жажду наживы в крови отечественных девелоперов. Все эти: С.П., Е.Б., В.Д., З.Д., В.Р., П.Я. — алфавит тщеславия и рвачества! Тех, у кого нет миллиарда, всех посылают в жэ!!! Где это видано?
А ведь деньги не сделали ни одного человека счастливым!!! Посылая человека по этому адресу, сам неизбежно туда же отправляешься. Это закон природы, мироздания. Самый Ветхий из всех законов…»
— Так. Вот добрались и до Поклонских, — отметил Артем. Этот выдающийся деятель не оставлял равнодушным к своей персоне никого.
«…Какие это девелоперы? — возмущался отец, явно видя перед собой Поклонского. — Это махинаторы и никчемные посредники! Жулики без образования и воспитания. Придумали себе громкое название. Такое же громкое, как и пустое. Произносишь так, словно шарик надуваешь. Не могу привыкнуть к этому словцу! Какое-то вывернутое наизнанку — ДЕ-ВЕ-ЛО-ПЕР. Не то французский похититель велосипедов ДЕ ВЕЛО-ПЕР, не то какой-то адский оперативник — ДЕВЕЛ ОПЕР… Так и кажется, что, произнося его, вызываешь каждый раз какого-то злобного духа!»
— И впрямь, — поддался настроению отца Артем и с ходу отыскал еще одно толкование: — ДЕВ ЕЛ ОПЕР. Иначе говоря, опер-людоед, точнее, девоед!
Он тряхнул головой, прогоняя наваждение, навеянное анализом заморского словечка, и отложил тетрадь в сторону. Завтра с утра ему предстояло нанести несколько необычный для адвоката, но, возможно, весьма эффективный визит. Поэтому следовало выспаться.
Только Артем знает, какое сопротивление ему пришлось преодолеть, чтобы прорваться к министру культуры первым, прямо с утра. И, надо же, едва все начало срастаться, позвонила соседка.
— Артемий Андреевич, ко мне уже в дверь ломятся!
— Держитесь! — призвал старушку к стойкости Артем.
— Но там участковый Аймалетдинов! — проинформировала соседка. — Они обещают выломать мне дверь и переселить насильно! Как же быть?
— Я скоро вернусь и обеспечу ваше возвращение. Обещаю, — ободрил старушку адвокат.
А из приемной министра в коридор уже выглянула его секретарь и настойчиво махала ему рукой:
— Павлов! Срочно! Министр вас ждет! Вы задерживаете всех!
— Бегу! — отозвался адвокат и в три прыжка влетел в кабинет.
Положа руку на сердце, этот способ самозащиты родился у него буквально в течение одного вечера. Порой Артем даже не был вполне уверен, что все архитектурные термины использованы верно, и по сути, он просто пересказывал содержание бесед с соседкой. Цель же была одна: поставить вопрос о возможном признании дома памятником архитектуры. Насколько Артем знал работу административных механизмов, это резко усложняло любые — даже самые законные — манипуляции с домом.
За семь минут он изложил все свои аргументы. Главным было наличие особенных сводов в коридорах, уникальным образом устроенные лестничные пролеты и сохранившаяся местами снаружи лепнина вдоль карнизов. Естественно, Артем никогда на эти детали не обращал внимания. И если бы не посиделки с Варварой Серафимовной Штольц и не собственная — тьфу-тьфу — память, то все эти названия, эпохи, стили, имена архитекторов и способы строительства остались бы за пределами его понимания. А так… он говорил, а министр записывал.
— Простите, Артемий Андреевич, — министр культуры поднял на Артема пытливый взгляд, — а откуда у вас такое профессиональное владение предметом? Вы что, последнее время увлеклись архитектурой? Или защищаете главного столичного архитектора? Вроде бы у него еще все в порядке, — ухмыльнулся министр.
— Спасибо, но чужих заслуг на себя не возьму, — улыбнулся Артем. — Естественно, всех этих деталей и подробностей я прежде не знал. Просто у нас в доме есть жилец, и вот она — профессионал. Точнее, ее муж был известным, даже, наверное, великим архитектором.
— Вот как?! Кто же эта жилец, позвольте узнать? — в тон собеседнику спросил министр.
— Варвара Штольц. Вдова архитектора.
Министр стремительно стащил и начал протирать очки.
— Позвольте, она действительно живет в вашем доме? И сам Штольц жил там же? Очень интересно… — снова надел очки и стремительно сделал новую запись в тетради министр.
— Да, старик Штольц тоже творил у нас в доме, — сострил Павлов.
Министр замер.
— Я не вижу оснований издеваться над памятью великого архитектора, господин адвокат! — резко осадил он Артема.
Павлов опешил. Он совсем не ожидал услышать в голосе милого и мягкого руководителя отечественной культуры этих звенящих ноток. Но… так бывает: воспитанный и приятный собеседник может оказаться жестким переговорщиком.
— Извините.
— Не за что. Просите прощения у его вдовы. Однако, господин адвокат, мне странно, что вы начали наш разговор с перечисления всех архитектурных ценностей, которые сумели отыскать в вашем здании.
Ознакомительная версия.
