Ознакомительная версия.
Обмирая от страха, Наталья подошла к двери и заглянула в «глазок». У нее еще оставалась надежда, что в дверь ломится Денис: не выдержал и приехал, посчитал, что записка не произвела должного впечатления…
Нет. Это был не Денис.
И не Семен Борисович Марголис, явление которого сейчас было бы не менее волшебным, чем явление Христа народу.
Нет.
В «глазок» заглядывала отвратительная личность со свирепой физиономией, порочными губами серийного убийцы и бугристым лбом.
Все. Приехали.
Не переставая звонить, личность зашарила руками в области дверного замка…
Если бы не заходящаяся в лае Тума, Наталья хлопнулась бы в обморок. Наверняка этот человек пришел за «дипломатом», который валялся под кроватью. Наверняка он и есть душегуб. А надежды на доберманиху — никакой. Наталья уже видела ее бойцовские качества на пленэре: максимум, на что способна доберманиха, — облаять кошку, птичку и болонку.
Душегуб еще раз нажал на звонок и неожиданно произнес:
— Откройте! Милиция.
И тотчас же «глазок» залепило видавшее виды удостоверение, рассмотреть которое не представлялось возможным.
— Откройте, Дарья Анатольевна! — еще раз произнес мужчина за дверью.
Обливаясь мелким потом, Наталья молчала. Открыть сейчас — означало обречь себя на муки смертные. Открыть дверь в квартиру, в которой лежит окровавленная рубаха, чужие паспорта и еще бог знает что (ведь не во все же ящики она заглядывала, в самом деле!)… Открыть, а потом долго объяснять, что же она так долго делала в чужом для нее доме?
Нереально.
Так же нереально, как и не открыть. Если этот тип из милиции, знает имя и отчество хозяйки — значит, он появился здесь совсем не случайно. А если он появился здесь не случайно, то никуда не уйдет. К тому же сюда наверняка придут другие. И найдут ее с ворохом улик на руках.
Серийный убийца спрятал корочки, сделал еще один звонок и задумался. И придвинул к «глазку» свой собственный глаз. Теперь их отделяла только металлическая дверь.
Наталья затаила дыхание. Даже Тума притихла.
— Ну, хорошо, — с выражением сказал человек за дверью. — Подождем.
От страха Наталья зажмурилась, а когда открыла глаза, человека перед дверью не было. Интересно, куда он пошел? Вверх, к заколоченному чердаку? Или вниз? Или он пристроился на ступеньках и будет терпеливо ждать, пока кто-нибудь не объявится с той или другой стороны двери? Он же не дурак, он должен понимать, что если в доме лает собака — значит, хозяева не могли уйти далеко и придут в любом случае.
Наталья опустилась перед дверью и несколько раз кулаком ударила себя по глупой голове. Нужно было открыть сразу. Ну конечно же… Весь сегодняшний день и часть вечера она занималась тем, что вылизывала квартиру; она поработала на совесть, и ни одного отпечатка не осталось. Никакого отпечатка. Это тоже играет против нее. Еще бы, вместо того чтобы бежать в милицию с паспортом, рубахой и запонкой инь и ян, она занялась банальным заметанием следов. Никто не поверит, что она здесь ни при чем. Никто не поверит. И Дарья…
О, черт!
Наталья зажала рот рукой, чтобы подавить готовый вырваться стон. Она сказала Воронову и Марголису, что ее зовут Дарья. Конечно же, они начнут опрашивать соседей — самая обыкновенная рутинная практика. Они доберутся и до Воронова, тем более что его квартира находится под квартирой Литвиновой. Они начнут расспрашивать о соседке с верхнего этажа, и Воронов все выложит им: да, к нему приходила девушка, да, она съела его конфеты и выпила несколько рюмок коньяка. Она приходила и на следующий день. Навязывала ему детективную историю с убийством банкира (пропади он пропадом!). И ее зовут Дарья… Во всяком случае, она представилась Дарьей…
Господи, зачем она вообще произносила это имя в доме у Воронова?! Помутнение рассудка какое-то, господи помилуй!..
Наталья приложила ухо к двери и прислушалась. На площадке было тихо. Но это не значило ровным счетом ничего. Он мог затаиться, этот человек с удостоверением. Такой лоб и такие губы предполагают долгое и тупое сидение в засаде. А если он все-таки вышел из подъезда, устроился в машине, как все они любят устраиваться, — и теперь наблюдает за дверью в подъезд? А если он наблюдает за дверью, то вполне может наблюдать за окнами. А в окнах гостиной горит свет… Потушить! Потушить немедленно! Она бросилась в комнату, ухватилась за выключатель и тут же одернула руку. А что, если он уже видел свет и потому поднялся? Стоит ли теперь его выключать, чтобы укрепить его в мысли, что в квартире кто-то есть? Он слышал собачий лай, это правда, но не может же собака, даже самая умная, на чих выполняющая команду: «Принеси половинку „Дарницкого“ из булочной», — сама манипулировать с выключателем! Лучше оставить все как есть. Пусть он думает, что хозяйка забыла выключить свет, перед тем как уехать.
Наталья на цыпочках прошла в темную спальню и осторожно выглянула в окно.
Так и есть, к противоположной стороне дорожки, рядом с подъездом, припаркована омерзительного вида «восьмерка». С высоты шестого этажа ей не было видно, сидит ли кто-нибудь в салоне. И вообще, имеет ли эта машина какое-то отношение к недавнему звонку в дверь. Нужно просто взять себя в руки и понаблюдать за улицей.
Через полчаса ее терпение было награждено. Из дверей подъезда вышла женщина с ризеншнауцером, и водительская дверца машины тотчас же распахнулась. Водитель лихо подскочил к женщине и принялся о чем-то говорить с ней. Разговор не продлился долго — судя по всему, хозяйка ризеншнауцера была законопослушной гражданкой, и милиция никаких претензий к ней не имела.
Уже в самом конце беседы и женщина, и водитель «восьмерки» синхронно задрали головы вверх, в сторону окон литвиновской квартиры.
Все ясно. Должно быть, женщина знает и доберманиху Туму, и ее хозяйку: собачники любят знакомиться друг с другом, кто-то говорил Наталье об этом. Во всяком случае, они всегда здороваются. Но почему она не видела этого ризеншнауцера раньше? Должно быть, режим прогулок, заданный Натальей Туме, не совпадал с режимом прогулок ризеншнауцера.
А раньше?
И почему человек из «восьмерки» остановил собачницу?
Наталья повернулась к Туме, вертевшейся тут же, и все поняла. Лай. Лай доберманихи из-за двери выдавал крупную породу. А ризеншнауцер тоже был крупной породы. На какого-нибудь карликового пинчера он бы даже не взглянул.
Это резко меняет дело. Она вполне может оставить Туму в квартире и совершенно спокойно выйти, как независимая, не обремененная никакими домашними животными женщина. Не станет же шпик хватать ее за руки, в самом деле!
Наталья перевела дух. И уже собиралась отойти от окна, когда на горизонте появился еще один припозднившийся обитатель дома № 62/3 по Большому проспекту. У него не было собаки, но водитель «восьмерки» проделал то же самое. Подошел к затрапезному мужичку в ушанке и о чем-то заговорил с ним.
Окончание их беседы больше не интересовало Наталью.
Собака здесь ни при чем. Ее наличие или отсутствие ничего не меняет. Тип из «восьмерки» будет ласково шерстить всех. И, возможно, не он один. И если она сейчас выйдет из квартиры, спустится вниз и толкнет подъездную дверь, то сразу же попадет в объятия хмыря с корочками (а в том, что это был именно он, Наталья не сомневалась ни секунды). И ни секунды не сомневалась в том, что сразу же начнет мямлить что-то несусветное, краснеть, пыхтеть — и моментально расколется. Она слишком хорошо себя знает. Слишком хорошо.
Но не будет же он торчать под окнами вечно!
Наталья отошла от окна и растянулась на кровати. Нужно успокоиться. И немного подождать.
…Она проснулась от тихого поскуливания Тумы.
Собака тыкалась в нее холодным носом, выбегала из комнаты и снова подбегала к ней. Обещанная вечерняя прогулка не состоялась, и доберманиха выражала негодование по этому поводу. Взглянув на часы, Наталья ахнула: полчетвертого утра! Звонок в дверь, корочки в «глазке», одинокая «восьмерка» у подъезда — все это вихрем пронеслось в голове. Она заставила себя подняться и направилась к окну.
Ничего не изменилось.
Машина стояла у подъезда как привязанная. И в салоне ее горел свет. Пожалуй, она будет стоять тут до утра, а то и до вечера. А если понадобится — то сюда приедут другие машины, то вскроют железную дверь. Убийство банкира, с которым как-то связана настоящая хозяйка квартиры, — это серьезно.
И никакого выхода.
Она готова была заплакать. Но вместо этого поднялась, побрела в прихожую и натянула сапоги. Свои собственные сапоги. И надела пальто. Свое собственное пальто. Чужая красивая жизнь кончилась. И ее собственная, возможно, тоже. Во всяком случае, с сегодняшней ночи она не будет такой безмятежной.
Наталья присела на корточки перед вертящейся волчком Тумой и поцеловала ее в нос.
— Все, собака, — грустно сказала она. — Финита ля комедия. Пошла сдаваться. Не поминай лихом. Утром тебя кто-нибудь выведет. А может, даже ночью. Если повезет.
Ознакомительная версия.
